ВОЙНА (коротко)
Пройдет еще лет двадцать. Мы все, теперешние, сделаемся стариками...
Мировая война отойдет в область истории, о ней будут говорить как о чем–то давно прошедшем, легендарном...
И вот, когда внуки окружат нас и начнут расспрашивать о мировой войне, — воображаю, как тогда мы, старички, начнем врать!..
То есть врать будут, конечно, другие старички, а не я. Я не такой.
* * *
Когда я, во время призыва, пришел в воинское присутствие, меня осмотрели и сказали:
— Вы не годитесь! У вас зрение плохое.
— Позвольте! Что у вас там требуется на войне? Убивать врагов? Ну, так это штука нехитрая.
— Да вы раньше дюжину своих перестреляете, прежде чем убьете одного чужого!..
Вышел я из этого бюрократического учреждения обиженный, хлопнув дверью.
Решил поехать на войну в качестве газетного корреспондента.
* * *
Однажды подсел я к солдатам в окопе. Сидели, мирно разговаривали, я угощал их папиросами.
Вдруг — стрельба усилилась, раздались какие–то крики, команда — я за разговором и не заметил что, собственно, скомандовали.
Все закричали "ура!", выскочили из окопов, побежали вперед.
Закричал и я за компанию "ура", тоже выскочил и тоже побежал...
Бежал я долго — от врага ли или за врагом — и до сих пор не знаю.
Может быть, меня нужно было наградить орденом как отчаянного храбреца, может быть — расстрелять как труса.
Бежал я долго — так долго, что когда огляделся, — около меня уже никого не было.
Только один немец (очевидно, такого же неопределенного характера, как и я сам) семенил почти рядом со мной.
— Попался?! — торжествующе вскричал я.
Он вместо ответа взял на изготовку штык и бросился на меня.
Я всплеснул руками и сердито вскрикнул:
— С ума ты сошел?! Ведь ты меня так убить можешь!
— Я и хочу тебя убить!
— За что? Что я, у тебя жену любимую увез или деньги украл? Идиот!
— Да, — возразил он сконфуженно. — Но ведь теперь война!
— Я понимаю, что война, но нельзя же ни с того ни с сего тыкать штыком в живот малознакомому человеку!
Мы помолчали.
"Во всяком случае, — подумал я, — он мой пленник, и я доставлю его живым в наш лагерь... Может быть, орден дадут..."
— Во всяком случае, — сказал немец, — ты мой пленник, и я...
Это было верхом нахальства!
— Что? Я твой пленник? Нет, брат, я тебя взял в плен и теперь ты не отвертишься!..
— Что–о? Я за тобой гнался, да я же и твой пленник?
— Я нарочно от тебя бежал, чтобы заманить подальше и схватить, — пустил я в ход так называемую "военную хитрость"...
Мы схватили друг друга за руки и, переругиваясь, пошли вперед.
Через час бесцельного блуждания по голому полю мы оба пришли к печальному заключению, что заблудились.
Голод давал себя чувствовать, и я очень обрадовался, когда у немца в сумке обнаружился хлеб и коробка мясных консервов.
— На, — сказал враг, отдавая мне половину. — Так как ты мой пленник, то я обязан кормить тебя.
— Нет, — возразил я. — Так как ты мой пленник, то все, что у тебя, — мое!
Мы закусили, сидя под деревом, и потом запили коньяком из моей фляжки.
— Спать хочется, — сказал я, зевая.
— Ты спи, а мне нельзя, — вздохнул немец.
— Почему?
— Я должен тебя стеречь, чтобы ты не убежал.
Я растянулся под деревом. Проснулся перед вечером.
— Сидишь? — спросил я.
— Сижу, — сонно ответил он.
— Ну, можешь заснуть, если хочешь, я тебя постерегу.
— А вдруг — сбежишь?
— Ну, вот! Кто же от пленников убегает. Немец пожал плечами и заснул.
Закат на далеком пустом горизонте нежно погасал, освещая лицо моего врага розовым нежным светом…
"Что, если я уйду? — подумал я. — Надоело мне с ним возиться. "
Я встал и пошел на запад, а перед этим, положил в его согнутую руку мою фляжку с коньяком.
И он спал так, похожий на громадного ребенка, которому сунули в руку соску и который расплачется по пробуждении, увидев, что нянька ушла...
* * *
Вот и все мои похождения на театре войны...
Теперь, пока я еще молодой, — рассказал всю правду.
Состарюсь — придется врать внукам.
Аверченко
Пройдет еще лет двадцать. Мы все, теперешние, сделаемся стариками...
Мировая война отойдет в область истории, о ней будут говорить как о чем–то давно прошедшем, легендарном...
И вот, когда внуки окружат нас и начнут расспрашивать о мировой войне, — воображаю, как тогда мы, старички, начнем врать!..
То есть врать будут, конечно, другие старички, а не я. Я не такой.
* * *
Когда я, во время призыва, пришел в воинское присутствие, меня осмотрели и сказали:
— Вы не годитесь! У вас зрение плохое.
— Позвольте! Что у вас там требуется на войне? Убивать врагов? Ну, так это штука нехитрая.
— Да вы раньше дюжину своих перестреляете, прежде чем убьете одного чужого!..
Вышел я из этого бюрократического учреждения обиженный, хлопнув дверью.
Решил поехать на войну в качестве газетного корреспондента.
* * *
Однажды подсел я к солдатам в окопе. Сидели, мирно разговаривали, я угощал их папиросами.
Вдруг — стрельба усилилась, раздались какие–то крики, команда — я за разговором и не заметил что, собственно, скомандовали.
Все закричали "ура!", выскочили из окопов, побежали вперед.
Закричал и я за компанию "ура", тоже выскочил и тоже побежал...
Бежал я долго — от врага ли или за врагом — и до сих пор не знаю.
Может быть, меня нужно было наградить орденом как отчаянного храбреца, может быть — расстрелять как труса.
Бежал я долго — так долго, что когда огляделся, — около меня уже никого не было.
Только один немец (очевидно, такого же неопределенного характера, как и я сам) семенил почти рядом со мной.
— Попался?! — торжествующе вскричал я.
Он вместо ответа взял на изготовку штык и бросился на меня.
Я всплеснул руками и сердито вскрикнул:
— С ума ты сошел?! Ведь ты меня так убить можешь!
— Я и хочу тебя убить!
— За что? Что я, у тебя жену любимую увез или деньги украл? Идиот!
— Да, — возразил он сконфуженно. — Но ведь теперь война!
— Я понимаю, что война, но нельзя же ни с того ни с сего тыкать штыком в живот малознакомому человеку!
Мы помолчали.
"Во всяком случае, — подумал я, — он мой пленник, и я доставлю его живым в наш лагерь... Может быть, орден дадут..."
— Во всяком случае, — сказал немец, — ты мой пленник, и я...
Это было верхом нахальства!
— Что? Я твой пленник? Нет, брат, я тебя взял в плен и теперь ты не отвертишься!..
— Что–о? Я за тобой гнался, да я же и твой пленник?
— Я нарочно от тебя бежал, чтобы заманить подальше и схватить, — пустил я в ход так называемую "военную хитрость"...
Мы схватили друг друга за руки и, переругиваясь, пошли вперед.
Через час бесцельного блуждания по голому полю мы оба пришли к печальному заключению, что заблудились.
Голод давал себя чувствовать, и я очень обрадовался, когда у немца в сумке обнаружился хлеб и коробка мясных консервов.
— На, — сказал враг, отдавая мне половину. — Так как ты мой пленник, то я обязан кормить тебя.
— Нет, — возразил я. — Так как ты мой пленник, то все, что у тебя, — мое!
Мы закусили, сидя под деревом, и потом запили коньяком из моей фляжки.
— Спать хочется, — сказал я, зевая.
— Ты спи, а мне нельзя, — вздохнул немец.
— Почему?
— Я должен тебя стеречь, чтобы ты не убежал.
Я растянулся под деревом. Проснулся перед вечером.
— Сидишь? — спросил я.
— Сижу, — сонно ответил он.
— Ну, можешь заснуть, если хочешь, я тебя постерегу.
— А вдруг — сбежишь?
— Ну, вот! Кто же от пленников убегает. Немец пожал плечами и заснул.
Закат на далеком пустом горизонте нежно погасал, освещая лицо моего врага розовым нежным светом…
"Что, если я уйду? — подумал я. — Надоело мне с ним возиться. "
Я встал и пошел на запад, а перед этим, положил в его согнутую руку мою фляжку с коньяком.
И он спал так, похожий на громадного ребенка, которому сунули в руку соску и который расплачется по пробуждении, увидев, что нянька ушла...
* * *
Вот и все мои похождения на театре войны...
Теперь, пока я еще молодой, — рассказал всю правду.
Состарюсь — придется врать внукам.
Аверченко
Комментариев нет:
Отправить комментарий