«Настоящий кавказский Трохимброд»: судьба поселений и мемориализация Холокоста горских евреев
В 1942 году, в результате оккупации вермахтом Крыма и западных областей Северного Кавказа, под властью немцев оказалась территория со значительным горско‑еврейским населением, часть которого пала жертвой Холокоста. Полностью погибли горско‑еврейские общины трех поселений — колхоза имени Шаумяна в Крыму, Богдановки и Менжинской в Орджоникидзевском (ныне Ставропольском) крае. Во всех этих местах горские евреи проживали сравнительно недолго, 5–15 лет перед войной.
Общее число расстрелянных горских евреев — примерно 850–900 человек (при этом часть из них все‑таки была ашкеназами, о чем свидетельствуют списки жертв).
Общее число спасшихся горских евреев — 1200–1400 человек, из них около 180 — в Моздоке и примерно по 20 в Богдановке и Менжинском, остальные в Нальчике.
Мы публикуем главу из книги Павла Поляна «Обреченные погибнуть и сумевшие уцелеть. Горские евреи и Холокост», готовящейся к выходу в свет в издательстве СТМЭГИ.
О том, что во время войны произошло с горскими евреями‑колхозниками Богдановки и Ганштаковки‑Менжинского близ Моздока, уже рассказано .
А что же произошло с теми селениями‑хуторами, где до самой своей гибели осенью 1942 года они проживали? И какое отражение этот эпизод Холокоста нашел в знаках мемориальной культуры и связанных с ними мемориальных практиках?
Судьба поселений
Поселенческая судьба Богдановки и Ганштаковки‑Менжинского различна. Поначалу казалось, что оба они «быльем поросли» и исчезли с лица земли. 22 мая 1950 года постановлением Президиума Верховного Совета РСФСР населенные пункты Агабатырский, Богдановский, Горячевский, Калпашский, Менжинский и Пиевский сельсовет Курского района Ставропольского края исключены из учетных данных по административно‑территориальному делению как фактически не существующие .
Но спустя 14 лет, 7 июля 1964 года, хутор Менжинский, отнесенный уже к Эдиссейскому сельсовету, де‑юре ликвидирован вторично: решением Ставропольского крайисполкома он исключен из числа населенных пунктов как «слившийся» .
«Слился» же он исключительно с природой: с ним произошло то же, что в 1918 году с Джегонасом — понятием скорее физико‑географическим, урочищем в Усть‑Джегутинском районе Карачаево‑Черкесии. Сам топоним уцелел только в названии известнякового — Джегонасского — карьера.
Так и поселок Менжинский стал дикой природой, биоценозом: урочищем с несколько видоизмененным названием Менжинка.
Артур Цуциев писал мне: «Ганштаковка на карте. Настоящий кавказский Трохимброд. И почти неизвестный. Удивительно, но даже в Моздоке почти никто (да буквально никто) не знает об этом. “Ну был, кажись, сельсовет еврейский. И не стало”».
Трохимброд — некогда местечко в Западной Украине, на Волыни. Немцы уничтожили там все еврейское население и дотла сожгли все постройки. Эта катастрофа попала в роман Джонатана Фоера «И все осветилось» (2002), а также, разумеется, в исследования историков: так, Авром Бендавид‑Валья издал книгу под названием «Пустые небеса: открывая потерянный город Трохимброд».
А вот Богдановка и как поселение, и как живой топоним цела. В настоящее время она относится к Степновскому району Ставропольского края, евреев среди ее жителей нет.
Памятования в Богдановке
Сама по себе история мемориализации жертв расстрела в Богдановке удивительна и сложна.
По легенде, после освобождения Богдановки те, кто спаслись, установили на месте казни памятник и навсегда покинули это место. Первоначальный памятник датируется 1943‑м годом, предположительно он был выдержан в такой же строгой и скупой стилистике, какую мы видим в памятнике в станице Курской. Поиски фотографии этого первоначального памятника к успеху не привели. Но в 1998 году о нем вспоминал Сергей Амирамов (Давид Могин): «Сначала там стоял памятник. Там была плита» .
Между первоначальным памятником в Богдановке и нынешним, о котором речь впереди, существовал еще один, промежуточный, открытый в 1961 году.
Он был поставлен на собранные народом средства и открыт накануне 9 мая 1961 года, а решением Ставропольского краевого совета народных депутатов «Об утверждении списка памятников истории и культуры Ставропольского края» от 1 октября 1981 года получил статус памятника истории регионального значения .
В семейном архиве Т. С. Инотаевой‑Назаровой сохранились пять фотографий этого памятника. На двух из них вокруг скульптуры расположились, стоя или сидя, около 60 человек: скорее всего, запечатлен день открытия памятника в мае 1961 года. Памятник стоит на голом месте, вокруг ни деревца, ни кустика, ограды еще нет, но земляные работы для ее установки уже начаты. Различие между двумя фотографиями лишь в том, что на одной из них все мужчины в шапках, а на другой головные уборы у них в руках: скорее всего, это момент памятования павших.
На третьей фотографии в кадре около 35 человек, ограда уже есть, но местность по‑прежнему голая, хотя на заднем плане видны молодые кусты и деревья. В центре композиции пожилой человек, сидящий на стенке цветника и смотрящий в сторону: предположительно это мог быть Камил Гилядов. Если это так, то снимок сделан не позднее 1967 года.
На четвертой фотографии Семен Инотаев, произносящий речь, которую слушают человек 15. На заднем плане — стволы голых деревьев или кустов. Эту фотографию можно уверенно датировать маем и, неуверенно, серединой или концом 1980‑х годов.
Того же примерно времени и пятая фотография — единственная, на которой нет людей. Зато на ней хорошо видно примыкающее к памятнику пространство, в том числе цветник, ограду и густую летнюю растительность на заднем плане, полностью закрывающую его тыльную часть.
«Второй извод» памятника в Богдановке был выполнен из бетона и, предположительно, раскрашенного гипса. По форме это большой цилиндр высотой примерно 5 м, составленный из 7 или 8 полуметровых бетонных блоков‑колец, уложенных друг на друга и на низкий кирпичный фундамент. Вверху — на чуть зауженном постаменте — урна из черного гранита со свисающим платком, или покрывалом, из более светлого материала — символ траура. Внизу — на квадратном постаменте, пристроенном к нижней боковой части цилиндра, — гипсовая (?) фигура пожилой суровой женщины в платке — символ страдания и скорби.
Частью композиции ранее была фигура ребенка у нее на руках, в 1960‑х годах уничтоженная вандалами, да так и не восстановленная . Перед лицевой частью памятника — невысокий цветник, выложенный побеленным кирпичом. Из того же материала — привратные столбы и фундамент штакетного забора вокруг памятника.
На цилиндре — две прикрепленные таблички с надписями белым по черному. На верхней, вытянутой вверх, читаем:
Здесь похоронены 470 человек стариков, женщин и детей граждан села Богдановка, убитых фашистскими захватчиками.
На нижней, горизонтальной:
Вечная память невинным жертвам фашистского варварства.
Обычный бетон противостоит выветриванию еще хуже, чем кирпич. Памятник стал быстро ветшать, а фигура женщины и вовсе разрушилась, ее пришлось демонтировать.
Настал черед «третьего извода» памятника в Богдановке, но за него нужно было побороться и победить в этой борьбе.
Эти борьба и победа неразрывно связаны с именем Семена Акимовича (Агувовича) Инотаева (1908–1999) — энтузиаста памятования и инициатора установки и открытия 9 мая 1991 года нового памятника жертвам Холокоста.
О нем я узнал почти случайно, увидев в ютубе старинную, того же 1991 года, телепередачу «Говорят ветераны — Богдановка».
В какой‑то момент Инотаев взял в руки и показал на камеру — увы, несколько издалека — две фотографии предыдущего памятника, открытого в 1961 году . Телеведущая , похоже, решила, что ее 83‑летний визави занимался еще и тем памятником, но это не так.
Судьба хорошенько помяла Инотаева, особенно в юности. Он был одним из тех, кто уцелел во время погрома, учиненного бандитами Шкуро в родном Джегонасе. Было ему тогда около 10 лет, и его первой «профессией» стало навязанное обстоятельствами Гражданской войны нищенство. Порвать с ним ему помог Абу‑бакер Дзыба из черкесского аула Кувинского: Семен и его сестра отбатрачили у него несколько сытых лет, освоив несколько специальностей, в том числе сапожную.
В 1926 году он вступил в комсомол и был зачислен в отряд по борьбе с бандитизмом, одновременно проходя обучение в Кувинской школе‑семилетке для крестьянской молодежи. В 1928 году Семена как отличника учебы зачислили в Горский кооперативный техникум во Владикавказе. Там его сразу выбрали секретарем комитета комсомола. В 1934 году уже женившийся к тому времени Инотаев перебрался в Нальчик, где работал сначала главным бухгалтером Управления военно‑строительных работ Северо‑Кавказского военного округа, а позднее заместителем директора швейной фабрики национальных изделий и уполномоченным по Кабардино‑Балкарии треста «Всекопремлессоюз».
Во время войны Инотаев — старший лейтенант 24‑й запасной стрелковой бригады Северо‑Кавказского военного округа . С 1948‑го по 1973 год он уже в Воркуте в качестве начальника городского управления МВД . Выйдя на пенсию, еще некоторое время прожил в Воркуте, руководил комбинатом «Печершахтострой».
Каждое лето вместе с семьей он приезжал в Нальчик, в свой офицерский отпуск. В 1966 году сюда перебрались его жена и дочь, поступившая в Московский юридический заочный институт. А в 1973 году переехал и сам Семен Акимович.
Его натура была деятельная и активная, а северный опыт придавал ту уверенность в себе, которая в СССР выглядела редкостной. Хоть и прожил он жизнь коммунистом‑атеистом, но со временем зачастил в синагогу. А душа его, под стать натуре, прикипела к трагической истории своего народа.
В мае 1976 года, после очередной встречи в Богдановке, Семен Акимович предложил вместо реконструкции старого — ветхого и поврежденного вандалами — памятника подумать об установке нового, на котором была бы зафиксирована историческая правда о том, что здесь произошло. Его поддержали, была создана Комиссия по увековечению памяти из семи членов: подполковника Х. Пинхасова, капитана С. Инотаева, старшего лейтенанта Е. Шаулова и рядовых Д. Инотаева, Г. Амирамова, В. Д. Израева. Возглавить комиссию выбрали Семена Инотаева.
Комиссия обращалась в разные инстанции — райком, обком, ЦК КПСС. Ответов или не было, или это были отписки. Неожиданно помощь пришла от зампредседателя Совета министров Кабардино‑Балкарской АССР Е. М. Кимовой: она не только стала помогать сама, но и мобилизовала благотворительную помощь со стороны целого ряда промышленных и сельскохозяйственных предприятий . Это принесло первые 17 тыс. рублей, которые (при смете примерно в 70 тыс.) погоды еще не делали. И решили дело не корпоративные, а частные спонсоры, в частности Александр Алексеевич Израев .
В результате всех этих усилий на месте расстрела горских евреев в Богдановке был установлен и 9 мая 1991 года открыт самый масштабный памятник (скульптор Р. Х. Дишеков) . Он расположен в 3–4 км от села, с левой стороны дороги, ведущей к Терско‑Кумскому каналу.
Все свои силы Инотаев посвятил памятованию погибших в Богдановке. Первое, что он сделал, учредил традицию ежегодных автобусных поездок 9 мая — к памятникам в Богдановке и станице Курской.
Сергей Амирамов, уроженец Богдановки, вспоминал:
— Вы приезжали в Богдановку 9 Мая?
— Все время, один или два раза только пропустил.
— Как‑то отмечено место расстрела?
— Да. Сначала там стоял памятник. Там была плита. А теперь там стоит памятник — женщина в черном платье. И каждое 9 мая при помощи местных властей там проходят митинги .
Второе: подобно Спилбергу, он стал системно записывать свидетельства всех тех, кому было что рассказать о трагедии. Результатом стала неоконченная рукопись под названием «Трагическая история села Богдановка. Краткий очерк». Работу над ней Семен Акимович завершил 7 января 1990 года: дата проставлена им в конце сохранившейся машинописи .
Наконец, третье важное дело Семена Инотаева — трудная борьба за обновление памятника в Богдановке. Она закончилась в конечном счете обновлением, то есть инотаевской победой.
В центре новой композиции — скульптурная группа: мужчина, без страха смотрящий в глаза своим убийцам и загораживающий собой жену и маленького сына . За скульптурой — трехгранная стенка из черного кладбищенского гранита: как бы трельяж с надписями .
На левой створке‑стене читаем:
Здесь похоронены 472 человек стариков, женщин и детей граждан села Богдановка, расстрелянных немецко‑фашистскими захватчиками 25 сентября 1942 года.
На правой:
Вечная память безвинным жертвам фашистских варваров двадцатого века.
И далее:
Памятник реконструирован в 1991 году Инотаевым С. А. за счет пожертвований родственников погибших от рук фашизма в 1942 году.
Центральную часть памятника составляют имена расстрелянных горских евреев. В композицию включены и остатки (точнее, реконструкция) того безводного шахтного колодца, покрашенного сначала в белый цвет, а позднее перекрашенного в красный: здесь предусматривался вечный огонь.
На открытии памятника накануне 9 мая 1991 года выступали пережившая Холокост Алиса Призова и горско‑еврейский поэт Ефим Амиранов с поэмой «472», написанной им в 1977 году на русском языке.
Любопытное и характерное различие нарративов отметил Е. Власов, рассматривая карты: если Гугл аттестует этот мемориал как «памятник жертвам Холокоста», то Яндекс — как «братскую могилу 470 мирных советских граждан, расстрелянных в 1942–1943 гг.» .
Есть у мемориала в Богдановке своего рода «побратим», находящийся в США.
Это мемориальный камень в память жертв Холокоста в Бруклинском мемориальном парке в нью‑йоркском районе Манхэттен‑Бич, открытый 11 мая 2010 года. Его установку инициировали Александр Кишиев, Светлана Данилова и небольшая горско‑еврейская община выходцев из России.
На камне следующая надпись на русском и английском языках:
Вечная память родным и близким, сотням жителей села Богдановка Ставропольского края, погибшим от рук немецко‑фашистских оккупантов и местных палачей в сентябре 1942 года .
Как видим, еврейство жертв и здесь добровольно завуалировано.
Отметим, что в самой Богдановке, в Парке Победы, расположен еще один мемориальный знак в память жертв войны: стела и братская могила красноармейцев, погибших в боях с немецко‑фашистскими захватчиками. На памятнике — фамилии земляков, не вернувшихся с фронта.
Е. Власов пишет о нем: «Это мемориальная стела с пятиконечной звездой в память о погибших воинах РККА в годы Второй мировой войны. Вокруг стелы организован Парк Победы. <…> Перед входом в Парк Победы был установлен стенд, информация на котором гласит: “Здесь шли ожесточенные бои. В с. Богдановка были замучены и зверски убиты 472 мирных жителя”. Так, новый стенд еще больше вытесняет память о Холокосте в Богдановке. Причем расположение нового стенда позволяет говорить о конкуренции “мест памяти” на территории одного населенного пункта на уровне топографии, делая приоритетным Парк Победы» .
Памятования в станице Курской
После смерти Семена Инотаева в 1999 году дело отца по увековечению памяти убитых и спасенных в годы войны горских евреев активно продолжила его дочь — Татьяна Семеновна Инотаева‑Назарова, нынешняя глава еврейской общины «Тиква» города Моздока, насчитывающей около 120 человек, из которых горские евреи уже не большинство. Ее инициативы и усилия оказались в большей мере нацелены на мемориализацию и памятование трагедии горских евреев Менжинского и Курской, расстрелянных в станице Курской.
Самый первый памятник здесь был поставлен на улице Рабочей еще в 1943 году. Само название улицы, Рабочая, в сельскохозяйственном поселке служит индикатором: за окраиной станицы был расположен небольшой кирпичный завод Политотдельской МТС, возле которого и происходили расстрелы.
Памятник расположился в черте современной застройки, у перекрестка двух сельских улиц.
Он представляет собой шестиступенчатую пирамиду из побеленного кирпича с красной звездой на венце . Этот несколько примитивный памятный знак, немного напоминающий буддистскую ступу, был весьма типичен для послевоенного времени. Он также был включен в «Список памятников истории и культуры Ставропольского края», утвержденный решением Ставропольского краевого совета народных депутатов 1 октября 1981 года .
На памятнике дощечка с надписью:
Здесь похоронены 468 советских граждан. Вечная память жертвам фашизма.
Жертвы фашизма — это за малым исключением евреи: в Курской, согласно ЧГК, было расстреляно именно около 470 евреев, в том числе и горских евреев из Менжинского. Камуфлировать еврейские жертвы под общесоветские — такая же характерная черта памятования того времени, как сама стилистика памятника.
Постепенно, под нещадными степными солнцем и морозами, — или, в переводе на физико‑географический, под действием выветривания, — памятник разрушался, приходил в негодность, площадка вокруг него зарастала бурьяном.
Тревогу забили не районные власти и не горские евреи, а пастор моздокских пятидесятников: в 2003 году он связался с моздокской еврейской общиной и предложил сотрудничество и помощь в хлопотах о новом памятнике. Община откликнулась, и начался сбор средств, растянувшийся на дюжину лет.
Старый, полуразрушенный памятник стоял в Курской до весны 2015 года, когда его демонтировали и заменили новым. В сентябре 2015‑го состоялось его открытие .
Это уже внушительная композиция из черного гранита, состоящая из трех вертикальных плит на общем постаменте. На двух крайних плитах — имена расстрелянных, на центральной — надпись:
Памяти жертв фашизма. На этом месте 19 октября 1942 г. было уничтожено 468 человек.
Национальность этих 468 человек по‑прежнему не названа, но уже и не скрыта: на нее теперь указывают магендовид над надписью и менора — вместе с небольшим текстом на иврите — под нею. Кроме того, магендовид вплетен в орнамент ограды памятника.
Сбоку, наискосок — малая плита с записью об инициаторах и спонсорах памятника:
Проект «Вернуть достоинство» Российского Еврейского конгресса и Центра «Холокост». По инициативе Еврейской общины города Моздока, при практической помощи Федеральной Национальной еврейской автономии, Евангельских христиан России , Фонда горских евреев СТМЭГИ и администрации муниципального образования Курского сельсовета С[тавропольского] К[рая]. 8 мая 2015 г.
Годом раньше, 7 сентября 2014 года, тот же инициатор — община Моздока — открывала памятник жертвам Холокоста в селе Степном. Здесь 19 сентября 1942 года было расстреляно около 600 евреев, главным образом эвакуированных из Украины, Молдавии и Белоруссии.
На месте не оставалось никаких признаков расстрела, но при рытье котлована под фундамент здания асфальтового завода были обнаружены массовые останки еврейских жертв.
Установлено всего лишь 33 имени, все они выбиты на памятнике.
Главным инициатором, автором идеи и образа, а также руководителем всей работы по воплощению проекта выступила Татьяна Семеновна Инотаева‑Назарова.
На мощном постаменте из красного гранита покоится развернутый, из черного гранита, свиток Торы. На его левой створке — под «шапкой» «Памяти жертв нацизма» — те самые 33 имени, а под ними надпись:
На этом месте 19 сентября 1942 г. были расстреляны более 600 евреев.
В самом низу левой створки — по‑русски и на иврите:
Да будут их души жить вечно.
На правой створке выгравированы: вверху — оплетенный колючей проволокой магендовид, внизу — менора, а между ними стихи :
Холокост… Событий нет ужасней…
Просто вспомним, просто
помолчим…
Пусть хранит нас Б‑г от злой
напасти
И пошлет с небес на землю мир.
На дополнительной плите, как и на памятнике в Курской, отмечены спонсоры памятника — практически те же, что и в Курской. Это проект «Вернуть достоинство» (главный спонсор), Национальная еврейская автономия РСО — Алании г. Моздок, а также Федеральной Национально‑культурной еврейской автономии, Евангельских христиан России, Фонда горских евреев СТМЭГИ и административного муниципального образования Степновского района Ставропольского края.
Места спасения горских евреев никакой отдельной мемориализации не удостоились. В Нальчике на территории «Еврейской колонки» есть памятник расстрельным жертвам немецкой оккупации, установленный в 1947 году. Однако никакой коннотации, связанной со спасением части жителей еврейского квартала, в памятнике нет.
По своей архитектурной незамысловатости, чтобы не сказать примитивности, его довольно трудно превзойти: это двухметровая побеленная стенка длиною 6–7 м, на которой закреплена гранитная доска с плохо читаемой надписью:
Памяти 600 советских граждан, расстрелянных фашистскими палачами в период оккупации Кабардино‑Балкарии.
Между тем еврейская жизнь в Нальчике хоть и затихала в послевоенные годы, но не прерывалась. Так, в городе действовала иудейская религиозная община, которую в 1951 году советские власти едва не лишили регистрации в связи с тем, что она систематически совершала религиозное бракосочетание несовершеннолетних граждан, чем нарушала советский закон о браке, семье и опеке.
В 1993 году в «Еврейской колонке» было открыто новое здание синагоги, построенное по проекту архитектора А. Ноткина .
Там же располагалась знаменитая школа № 10, так называемая «еврейская», она же средняя школа № 10 имени Героя Советского Союза И. И. Иллазарова. В конце 1980‑х годов — с огромным, 40‑летним перерывом — она вновь стала еврейской, ныне в ней преподают еврейскую историю и иврит.
Ее знаменитым педагогом и многолетним директором был Камуил Исаакович Гилядов (1880(1884?)–1967). Есть в городе и Еврейский общественно‑политический культурный центр «Товуши», основателем и многолетним директором которого была внучка К. Гилядова, историк и этнограф Светлана Ароновна Данилова .
Один из читателей моих работ о горских евреях и Холокосте написал мне, что его детство прошло в Нальчике, на улице Красноармейской, в доме № 235 — прямо на границе «Еврейской колонки». Половина его школьного класса была из Колонки, а сам он дружил с внуком Маркела Шабаева и не раз видел его легендарного деда:
Еще одним моим другом был Алексей Шалалов, его отец был замдиректора Нальчикской меховой фабрики (!!!) <…> Так как я часто ходил в Колонку, то ее атмосфера, дух, код места сразу как‑то чувствовались, что это иное пространство в городе, от отдельной комнаты до дома, двора, улицы — все здесь было неуловимо другое. Хотя было трудно выразить словами, чем оно отличалось, скорее какой‑то общей энергетикой места, чем вещами. И, конечно, людьми.
К началу 2010‑х годов вопрос увековечения памяти и погибших, и спасенных во времена Холокоста евреев назрел.
В сентябре 2012 года Нальчик посетил сопредседатель фонда «Холокост» Илья Альтман. От имени проекта «Сохранить достоинство» он согласовал с мэрией города вопрос строительства нового памятника. Было и место подобрано для него: на площади Юности внутри «Еврейской колонки». Имелся готовый проект, причем, по словам Альтмана, тема спасения горских евреев звучала в нем со всей отчетливостью.
Открытие памятника планировалось чуть ли не на следующий, 2013‑й год . Но, к сожалению, после того как на посту президента республики Арсена Канокова в 2012 году сменил Юрий Коков, обновилась и мэрия Нальчика, и новая администрация утратила интерес к проекту .
В Моздоке же, по имеющимся данным, никакой воплощенной в памятники мемориализации спасения горских евреев и в планах не было. Дважды в год, 9 мая и 19 октября, местная община организует поездки в Курскую и Богдановку (иногда в Степное), там проводятся мемориальные молебны и митинги.
* * *
Итак, мемориальные знаки, связанные с памятью о расстрелянных горских евреях, привязаны к разным датам — 1943, 1961, 1991 и 2015 годам. Но вплоть до последней даты ни на одном из памятников имеющиеся надписи не содержали ни прямого называния, ни намеков на еврейскую идентичность жертв . И только на самых поздних памятных знаках их еврейство зафиксировано — прежде всего в самих высеченных именах, а также в виде традиционных еврейских символов, надписей на иврите и даже в содержащих магендовид орнаментах оград этих памятников.
Евгений Власов называл это «нейтрализующей политикой», приводящей, в его терминологии, к «абстрактности», то есть неконкретности и рассеянности смысла памятников . Из чего вытекает своеобразная «провинциальность», то есть сугубо локальная значимость памятников, не претендующих на большее, чем спорадическое, как правило официальное, одноразовое посещение.
Но дело не столько в абстрактности, сколько в идеологическом конформизме инициаторов, стремящихся почтить память своих жертв и одновременно не раздражать остальных. Мол, нам тут жить, и не надо ни перед кем выпячивать наше еврейское страдание. Спасибо, что сострадаете, спасибо, что присматриваете, траву косите…
Ирина Реброва, автор монографии «Реконструируя память о Холокосте: случай Северного Кавказа», писала:
Первые памятники жертвам Холокоста на Северном Кавказе не содержали еврейской символики или надписей на иврите или идише. <…> Послевоенные памятники имели классические формы — такие, как обелиск, высокий пилон или усеченная пирамида высотой от 1,5 до 5 метров, выполненные из камня, металла или бетона, окрашенные в белый цвет и увенчанные пятиконечной красной звездой .
Существенно следующее ее наблюдение:
Павшим красноармейцам ставились точно такие же памятники, отчего изначально не было никакой разницы в архитектурном оформлении памяти героев и жертв войны .
Опыт мемориализации, о котором шла речь, хорошо вписывается в эти обобщения. Как жертвы, так и герои были повсеместны на оккупированных территориях. А потому каждый обелиск одновременно отзывался и на страдания первых, и на доблесть вторых, а заодно на гнусность фашистского врага.
Эти самые ранние, еще военного времени, памятные знаки начнут постепенно, по мере осознания их малой выразительности и физического ветшания, заменять лишь через полвека, в 1990‑х годах (если ветшание зашкаливало, то раньше). А еврейский контент прорвется через все идеологические преграды только в середине 2010‑х .
Комментариев нет:
Отправить комментарий