ПТИЦЫ АНТОНА ЧЕХОВА

  

Это Исаак Левитан рассказал Чехову, как мучился, случайно убив чайку, как даже хотел бросить любимую забаву - охоту. Из этого случая и выросла одна из лучших пьес классика. Интересно, что сама пальба по живому никак не входит в число приоритетов евреев, а вот классик живописи любил ходить по лесам с ружье, в то время, как классик русской и мировой литературы эту забаву не жаловал. Но вернемся к "Чайке".

                                           

  Отважный поступок совершили, в свое время, Михаил Гринберг «Гешарим» и писатель Борис Акунин, спрятав под одну обложку двух «чаек». Птицу Чехова, и пернатое существо  автора детективов. 

  Зачем? С какой целью сам Акунин так подставился? Недоумевал поначалу, а потом понял скрытый смысл этого замечательного издания. Пройдет лет сто-двести. Откроет какой- нибудь историк эту тонкую книжицу – и сразу поймет, что с нами, людьми, произошло в 20 веке. 

  Вот почему я считаю комедию Б. Акунина в одной упряжке с комедией А.Чехова – блестящим историческим исследованием, в котором пытливый ученый грядущих времен узнает, что никакого суицида несчастного трепача и неудачливого писаки не было, а было убийство. Причем Треплева мог убить каждый из действующих лиц классической пьесы, сокровища и символа МХАТа. Да что там  м о г  – убили. Тригорин убил, потому что находился с Трпелевым в гомосексуальной связи, матушка писателя – модерниста – Аркадина, потому что ее мучила ревность к половой связи Тригорина с сыном и так далее, тому подобное.

  Игра, забава? А, может быть, - зеркало наше. Век – убийца вершит свою собственную грязную и кровавую драматургию. 

  Чехов Антон Павлович работал в тихое, иное время, но предчувствовал силой гения, догадывался к чему все идет. Написал он свою комедию о трагедии бездарности, нелюбви и пошлости. Весь ее смысл, как мне кажется, заключен в пространстве между четырьмя репликами.

 ТРЕПЛЕВ… а по-моему, современный театр – это рутина, предрассудок… Нужны новые формы. Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно.

 ТРЕПЛЕВ.  Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помалу сползаю к рутине. 

 ТРЕПЛЕВ. … я все больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души.

 ТРИГОРИН. … То стрелялся, а теперь, говорят, собирается меня на дуэль вызвать. А чего ради? Дуется, фыркает, проповедует новые формы … Но ведь всем места хватит, и новым и старым, - зачем толкаться. 

 Поздно начал каяться Треплев. Чайка уже была убита.  Скоро Гапон выведет на площадь толпу навстречу «кровавому воскресенью», и большевики заразят «новыми формами» человеческое сознание. 

 Пророческую пьесу написал Антон Павлович. Треплев – революционер, бунтарь, Тригорин –  человек компромисса и мира. Россия пошла за Треплевым и кончила, как и он, самоубийством. В искусстве авангард спасителен порой, в политике – гибелен.

   Но мало кто обратил внимания тогда и теперь на подлинную причину трагедии революционера от искусства. Чайку он подстрелил. Птица эта совсем не годится в пищу, а потому убить ее – преступление двойное. Треплев казнил ,шутя, подлинную Красоту мира, его Гармонию. Потом эту красоту и гармонию убьют Ленины и Троцкие, Сталины и Ежовы. 

 Странно читали пьесу Чехова Станиславский с Немировичем, да и актеры по сей день не знают, что за текст перед ними.

 А большой писатель всегда «кодирует» свои произведения. В свое время старался разгадать эти «коды». И разгадку нашел не в прозе Чехова, а в его письмах.

  Читаем первое письмо - Плещееву: /

 « Желаю Вам прожить еще 87 лет и еще 87 раз наблюдать прилет скворцов и жаворонков».

 Анекдот из дачной жизни: /

 « Сейчас мальчишки принесли двух дятлов и запросили двугривенный; я дал пятак и выпустил птиц. Они разлакомились и принесли мне еще пару. Я взял птиц и дал по шее». /

 Вот оно! Чехов просто «дал по шее» Треплеву, нанес смертельный удар, потому что тот принес не живую птицу, а мертвую. А чучело живого не нужно Чехову точно так же, как в пьесе Тригорину.

  Отомстил и не только за убийство красоты и чуда. Тут все глубже. В детстве Чехова было самодурство отца, тупая, мещанская жизнь российской глубинки, и душные часы за прилавком бакалейной лавки. Все это так, но все же детство  Чехова было счастливым. Он рос, вопреки установкам социалистического литературоведения, нормальным ребенком в большой, трудолюбивой, здоровой, талантливой и любящей семье. Он и всю свою жизнь исповедовал то, что видел в детстве: здоровье, талант, любовь.

 « После Илии повеяло холодом, пахнет осенью. А я люблю российскую осень. Что-то необыкновенно грустное, приветливое и красивое. Взял бы и улетел куда-нибудь вместе с журавлями. Когда-то в детстве я осенью лавливал певчих птиц и продавал их на базаре. Что это за наслаждение! Это лучше, чем книги продавать».

 Антон Павлович Чехов был птицеловом. Он всю свою короткую жизнь считал себя птицеловом, хотя, став взрослым, уже не ловил дятлов, а выпускал их на волю. /

 Треплев убил Чайку и, тем самым, приговорил и себя к смерти.

 Век наш начался с убийства «чайки», с бездарности, искусственности «модерна», с разложения плоти.

 Невольно увлекся Чеховым, но Акунин сам виноват в этом. Он поставил «скучную» пьесу классика перед своим увлекательный детективом, спрятал под одной обложкой.

 Так о чем все-таки пьеса Акунина? О конце «комедии», о логичном исходе века, о том, что у каждого из нас есть причина убить друг друга. Причина-то есть. Но как-то держимся - пока и временами - не убиваем. Почему? Вот что интересно. С этого вопроса кто-нибудь и когда-нибудь дополнит опыт Акунина третьей комедией о чайке. И в ней выяснится, что и в самом деле взорвался пузырек эфира за сценой, а выстрела никакого не было, и никто из действующих лиц пьесы Треплева не убивал, а он и по сей день жив, как живы пошлость, бездарность и нелюбовь, и жив весь этот ужас мертвечины, воспетый несчастным декадентом:

   « … Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков уже не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».
                                                2001 г.