Cуть еврейских праздников. Время нашей радости
Возвращение в кущи пустыни
Историческая память
Песах, Шавуот и Суккот — это три великих праздника, в которые во время существования Храма происходило паломничество в Иерусалим. Всем им присущ ряд общих особенностей, связывающих их в единую систему. Одна из таких отличительных черт — это наличие у каждого из них двойного значения. С одной стороны, это исторические праздники, которые служат для напоминания о ключевых событиях в истории еврейского народа на заре его существования. С другой стороны, они связаны с годовым природным и сельскохозяйственным циклом. Эта двойственность, обогащающая значение праздников, находит свое выражение в их названиях. Песах именуется праздником весны, Шавуот — праздником жатвы; Суккот — праздником сбора урожая. Два значения каждого праздника являются взаимодополняющими. В некоторых аспектах они развивают и продолжают друг друга, а в других речь идет о дополнении противоположностей.
Историческое значение дней Песах и Шавуот ясно и однозначно. Эти праздники отмечают поворотные моменты в истории еврейского народа — два одномоментных и необратимых события: исход из Египта и дарование Торы. В молитвеннике эти праздники называются соответственно «временем нашей свободы» и «временем дарования нашей Торы». Историческое обоснование праздника Суккот выглядит иначе: «Дабы знали ваши поколения, что в сукках‑кущах Я поселил сынов Израиля, когда вывел их из земли египетской» . Представляется, что праздник Суккот служит напоминанием не о том или ином событии, но о целой эпохе. Это не героический период Исхода, а его продолжение, пора скитаний по пустыне. Кущи в пустыне не были одноразовым явлением и не знаменовали собой критический поворот в истории, но все‑таки их заповедано помнить на протяжении поколений. Более того, в память о них мы и сами должны сооружать «кущи» и жить в них, как это делали наши предки. Иными словами, мы должны словно разыгрывать ежегодное представление о былом, причем исполняемая нами роль имеет прямое отношение и к нашей жизни в настоящем.
Праздник сбора урожая
Пребывание в кущах в пустыне — это квинтэссенция существования, преисполненного неуверенностью в завтрашнем дне, которая не позволяет построить постоянные дома и вынуждает ограничиваться недолговечными жилищами. Когда евреи вступили в Страну Израиля и осели в ней, их жизнь кардинально изменилась. В сущности, то был переход от ненадежного, оторванного от реальности существования к стабильной и относительно спокойной жизни, которая позволяет строить планы на будущее, оставаться на одном месте и возводить постоянные здания. Спокойная жизнь в Стране Израиля была пределом мечтаний поколения пустыни. Еврейский народ, выйдя из Египта, страстно стремился достичь Земли обетованной, этой «хорошей и обширной земли» , в которой «не будешь иметь недостатка ни в чем» . Однако, когда эта цель была достигнута и евреи наконец‑то зажили оседлой и стабильной жизнью, они должны, следуя заповеди Торы, вновь вспоминать о периоде скитаний по пустыне, воссоздавая ощущение непостоянства.
Само по себе объединение праздника кущей и праздника сбора урожая имеет большое значение. Время сбора урожая — это завершение сельскохозяйственного года. В эту пору, перед началом нового цикла сельскохозяйственных работ, крестьяне собирают и складывают в хранилища урожай — плоды их усилий на протяжении предыдущего года. Как правило, это время удовлетворенности и покоя, когда люди, радуясь своей доле, ощущают всю прелесть постоянной, стабильной жизни. Именно в этот период от них требуется, покинув свои дома, поселиться в кущах, иными словами, вернуться в пустыню, к непостоянству кочевой жизни. Причем надо не просто вспомнить об этом, но и предпринять ряд практических действий, словно осуществить этот переход в реальности.
Застой
Выход из установившегося стандарта ради воспоминания о жизни в пустыне и ее символическое воссоздание вызывают вопрос: что плохого в постоянстве? Неужели изгнание и скитания хороши сами по себе, так что мы должны их вспоминать и даже воспроизводить?
Представляется, что в проверке под иным углом зрения нуждается не сама по себе стабильная жизнь, а некоторые аспекты сопутствующих ей образа мыслей и эмоционального склада. Народ, который определенное время живет на своей земле, начинает ощущать не только свою связь с ней и право на нее, но и уверенность в том, что существующее положение будет продолжаться всегда. Построив себе постоянный дом, засеяв поле и посадив виноградник, человек чувствует, что навеки поселился в этом месте и его невозможно оттуда изгнать. Таким образом, постоянство приводит к беспечности, к чрезмерной самоуверенности и легкомыслию. Такой настрой препятствует увидеть как внутренние, так и внешние опасности и угрозы. В противоположность этому обитатели кущей в пустыне отдают себе отчет в том, что их жизнь в этих шалашах временна. Даже если они проведут на одном месте годы, такое состояние все равно нельзя назвать стабильностью. Готовность своевременно отреагировать на любую угрозу порождается именно этим закрадывающимся в душу сомнением — опасением, что существующий порядок вещей не может продолжаться вечно. Статус‑кво может быть доводом в судебных прениях, однако в реальности нет никакой гарантии его сохранения.
Помимо этого, стабильность приводит к тому, что человек считает себя не жильцом, а домовладельцем и постепенно начинает ощущать неколебимую уверенность в справедливости своих притязаний. Постоянное пребывание в определенном месте (равно как и в определенной должности или роли) со временем формирует чувство, что это «мое», более того, что я имею на него право. Это ощущение не нуждается в рациональном обосновании и доказательстве: продолжительное существование само по себе оказывается свидетельством своей оправданности. Отрицание такого подхода можно встретить и в самой Торе, и в других местах. Так, например, сказано: «Не говори в сердце своем, когда отбросит их (народы Ханаана) Г‑сподь, твой Б‑г от твоего лица, так: за праведность мою привел меня Г‑сподь овладеть этой землею» . Подобное ощущение проблематично не только потому, что является неверным, но в первую очередь потому, что не дает возможности взяться за поиск подлинной причины сложившейся ситуации.
Притупление чувств
К этому добавляется еще и то, что стабильная, протекающая в благополучии и довольстве жизнь приводит к тому, что человек лишается способности сочувствовать проблемам и нуждам того, кто остался на обочине. Сытый голодного не разумеет, домовладелец с трудом вникнет в проблемы бомжа, обыватель не поймет странника. В целом можно сказать, что обладатель определенного статуса или благ с трудом поймет того, кто их лишен. Это верно не только по отношению к семьям, которые веками живут в благосостоянии и покое. Удивительно, что и первое поколение счастливцев, и даже люди, которым самим довелось пережить много тяжелого на пути к успеху, быстро теряют способность сочувствовать страждущему. Психологический склад человека не позволяет ему запоминать ощущение боли, точно так же забвению подвергаются и иные виды страдания. Нувориш не просто не хочет вспоминать времена своей бедности; часто он совершенно утрачивает всякое сострадание к беднякам. Нищим скитальцам, пришедшим из пустыни, после некоторого периода тихой, размеренной жизни начинает казаться, что они извечно живут в благоденствии и покое. Теперь они испытывают чувство ненависти к чужестранцу и бездомному.
Психологические механизмы забывания и вытеснения, а также вызванное ими притупление чувств столь мощны, что, видимо, нет возможности совершенно избежать их воздействия. Далеко не только грубые, низкие хамы, достигнув высот, ни во что не ставят тех, с кем недавно еще были на одной ноге; люди тонкой душевной организации тоже порой подвергаются этой трансформации.
Вместе с тем забвение — это не просто изъян в функционировании мозга, а важное средство защиты. Если бы человек помнил все, и особенно если бы он часто вспоминал пережитые муки и страдания, испытанное чувство стыда, возможно, он не был бы способен жить дальше. Только способность забыть, вытеснение травмирующих воспоминаний и позволяет нам двигаться дальше.
Таким образом, нельзя полностью избежать той душевной трансформации, которую влечет за собой переход к постоянству, со всеми его позитивными и негативными аспектами. Однако в нашу обязанность входит следить за тем, чтобы эти изменения не вылились в полное забвение и огрубление. «И отучнел Йешурун , и стал брыкаться; растолстел ты, разжирел и раздался; и он оставил создавшего его Б‑га… Создателя, сотворившего тебя, ты забыл» . Таков один из возможных побочных эффектов успеха и спокойной жизни.
Знай, откуда ты пришел
Хотя нельзя полностью избавиться от избирательной амнезии и притупления чувств, с ними, безусловно, можно бороться. Поэтому надо часто напоминать себе о своем прошлом, о пережитых страданиях и скитаниях, об изведанном ощущении неуверенности. Даже если человек перестал испытывать инстинктивное сочувствие к страждущим и неимущим, воспоминания такого рода, по крайней мере, помогут запечатлеть иной образ в его сознании. Часто вспоминая о том, что он сам (или его предки) был бездомным скитальцем, человек предотвращает возникновение новой самоидентификации, проводящей резкую грань между успешными, уверенными в себе и сильными «своими ребятами» и жалкими, беспомощными неудачниками, которым достается по заслугам. Тот, кто хорошо помнит, что родился в семье беженцев, не сочтет себя коренным жителем, неотъемлемой частью своего нового места обитания. Эти процессы действуют и в обратном направлении: когда прошлое вытесняется из памяти, образовавшийся вакуум заполняется самозародившимся автохтонным сознанием, которое в лучшем случае готово терпеть пребывание другого, не признавая его братом.
Поэтому именно в книге Дварим, являющей собой подготовку к вступлению в Страну Израиля, рефреном повторяется фраза: «Помни, что ты был рабом в стране египетской» . Евреи, которые были уже не в Египте, но готовились к вступлению в обетованную страну, могут быстро забыть о том, что их новое положение отнюдь не является самоочевидным или оправданным само по себе. Тора требует от нас помнить об этом, чтобы избежать безразличия и притупления чувств, которые может принести с собой постоянство. А если такая опасность существует и в повседневной жизни, она должна быть особенно велика в пору праздников. В душе того, кто трапезничает в кругу семьи, радуясь совершенным праздничным жертвоприношениям, может развиться огромная степень безразличия к неимущим. Поэтому в Торе наряду с повелением «И радуйся пред Г‑сподом, твоим Б‑гом, ты, и твой сын, и твоя дочь» — сказано также: «…И левит, который во твоих вратах, и чужеземец, и сирота, и вдова» . Нам повелевают не только «Радуйся пред Г‑сподом, твоим Б‑гом, всему произведенному твоей рукою», но и «Остерегайся, не оставляй левита во все твои дни на твоей земле» .
Лицом к лицу
Мы сможем глубже и шире воспринять значение перехода из дома в кущу, сукку, если лучше разберемся в характере периода скитаний по пустыне. Положение народа Израиля в пустыне во многих аспектах было значительно лучше, чем впоследствии. Народ был непосредственно связан с Небесами, все его существование строилось вокруг Святилища; власть была сосредоточена в руках пророка. Помимо этого, сама по себе странническая жизнь, когда евреи ели манну небесную, избавляла от всякой зависимости от поиска средств к существованию. Все это вело к тому, что власть Творца и Его присутствие становились осязаемыми. На это указывают и слова Писания: «И Он смирял тебя, и томил тебя голодом, и питал тебя манной, которой не знал ты, и не знали твои отцы, дабы ты понял, что не хлебом единым живет человек, а всем, что исходит из уст Г‑спода, живет человек» . Иными словами, положение еврейского народа в пустыне являлось наглядной демонстрацией того, что он может существовать, будучи всецело подчинен Всевышнему и направлен исключительно на достижение Его целей, не впадая в зависимость от материальных посредников. Оказывается, именно жизнь народа в пустыне близка к совершенству. Поэтому стоит если и не вернуться к ней, то по крайней мере вспоминать о ней, дабы ее идеалы стали движущей силой для последующих поколений.
В словах пророков проскальзывает мотив ностальгического стремления к поре скитаний по пустыне, которая уподобляется времени юношеской любви, когда народ был подобен невесте, следующей за своим женихом. Этим дням суждено еще вернуться. Б‑г говорит устами пророка Йехезкеля: «И приведу вас в пустыню народов, и там буду судиться с вами — лицом к лицу. Как судился я с отцами вашими в пустыне страны египетской, так буду судиться с вами» . Таким образом, согласно пророчеству Йехезкеля, выход в пустыню, подобный тому, что имел место после исхода, произойдет и в начале грядущего избавления. У пророка Ѓошии мы сталкиваемся с поэтическими образами возвращения в пустыню как обретения утраченных идеалов юности: «Поэтому приманю Я ее и приведу ее в пустыню, и обращусь к сердцу ее. И оттуда дам Я ей виноградники ее, а из долины скорби — врата надежды, и воспоет она там, как во дни юности своей и как в день исхода твоего из страны египетской» . Именно в этой книге проявляется в наиболее явной форме связь жизни в пустыни с грядущим избавлением: «Я, Г‑сподь, твой Б‑г со времен страны египетской, опять поселю тебя в шатрах, как в дни праздника» . Оборот «дни праздника» имеет здесь двойное значение. Это, с одной стороны, чистые, радостные дни после исхода, которые наступят вновь в процессе будущего избавления. С другой стороны, это праздник Суккот. Таким образом, в ходе будущего избавления Г‑сподь сделает перманентным то состояние, которое мы временно воссоздаем в «дни праздника».
Возвращение в пустыню
Праздник Суккот — это время сбора урожая, праздник благодарности и радости: крестьянин благодарит за свои успехи, земля — за то, что не осталась невозделанной и что ее населяет народ Израиля. Поэтому именно в противовес этой связи крестьянина с землей надо заявить о другом аспекте нашего бытия, подчеркнув, что мы не зависим от земли, но обращаем ее на служение высшей цели.
Однако в праздник Суккот недостаточно простого воспоминания. Для того чтобы углубить рациональную идею, память о событиях прошлого, надо придать им эмоциональный оттенок, испытать подлинное переживание. Поэтому мы не только вспоминаем о том, что «в суккот поселил Я сынов Израиля, когда вывел их из страны Египетской», — но и исполняем требование: «Всякий коренной житель Израиля должен жить в суккот» . Тот, кто, укоренившись на земле и ощущая внутреннюю связь со своим краем, воспринимает себя как его исконного обитателя, должен покинуть свой дом и хотя бы на несколько дней вернуться в сукку. Ему надо вспомнить о скитаниях по пустыне и самому испытать это состояние, чтобы избавиться от самоощущения элиты, обладающей особыми привилегиями, и вновь почувствовать, что все объединены общей участью. Он должен погрузиться в более высокую реальность, вернуться к нашей прежней жизни, независимой от всех материальных факторов, — к изначальному состоянию народа Израиля. Тогда к нему снова вернутся юношеские любовь и вера.
Время нашей радости. Радость праздника
Праздник Суккот, который по‑разному именуется в еврейской традиции, называется в молитвеннике «время нашей радости». В самом деле, в дни Суккот радости предается особое значение, на протяжении праздничной недели это проявляется в «веселии водочерпия» и достигает кульминации в день Симхат Тора, радости Торы. Таким образом, выражение «время нашей радости» относится к существенному аспекту праздника.
Однако выделение определенного периода как «времени радости» вызывает недоумение и даже напрашивающиеся возражения. Кто же устанавливает время радости? Как можно радоваться по расписанию? Разве человек в состоянии приказать своему сердцу веселиться в заранее установленную дату календаря?
Разумеется, этот вопрос относится не только к Суккот. «Время нашей радости» — это лишь одно из звеньев в цепи эмоциональных переживаний, привязанных к календарю. Такова концепция времени в иудаизме. Некоторые дни предназначены для радости, а некоторые — для серьезных размышлений или для печали и скорби. Эти периоды взаимосвязаны, так что говорят даже, что лишь тот, кто искренне скорбит Девятого ава, может радоваться в Симхат Тора. Как бы ни рознились эти переживания, в них раскрывается одна и та же душевная сила, тот же внутренний потенциал, и поэтому между ними существует глубинная связь.
Внутренняя дисциплина
Источник способности радоваться, размышлять или горевать по расписанию кроется во внутренней дисциплине, являющейся интегральной частью религиозного мировосприятия. Во многих смыслах внутреннюю дисциплину можно назвать одним из краеугольных камней религиозного бытия человека. Разумеется, чисто внешнее соблюдение заповедей является недостаточным, но даже оно требует в значительной мере вдумываться в смысл происходящего, оценивать, совершать выбор. Для того чтобы исполнять требования закона, необходимо выработать в себе внутреннюю душевную способность к соблюдению заповедей как таковому и тем более к постоянному их соблюдению, в самых разных жизненных ситуациях и настроениях. Соблюдающий заповеди изначально в том или ином виде принимает выраженную в них систему ценностей («ярмо Царствия Небесного/ярмо заповедей»), и именно этот акт делает возможным все его дальнейшие действия в этом направлении.
Понятно, что разные люди отличаются по глубине восприятия, однако даже те, для кого исполнение требований закона стало «заученной заповедью» , хоть в какой‑то мере способны следовать своему внутреннему голосу. Возможно, их поверхностное отношение — плод слишком строгого воспитания, невежества, духовного страха; возможно, они не понимают всей глубины произносимых ими слов и выполняемых действий или даже искажают их значение. Но, несмотря на все это, то обстоятельство, что они являются соблюдающими заповеди людьми, указывает на присутствие содержания в жизни — жизни, основанной на системе ценностей.
Мы находим нужным подчеркнуть эти соображения, которые могут показаться тривиальными ввиду того особого значения, которое они приобретают в современном контексте. В результате совокупности исторических и культурных факторов понятие «религиозный человек» сегодня имеет крайне ограниченный смысл. Под этим подразумевается поддержание установленного образа жизни или принадлежность к определенной идеологической группе. Именно поэтому так важно напомнить, что религиозный жизненный опыт требует и наличия определенного внутреннего, духовного аспекта.
Ярмо Царствия Небесного
Принятие «ярма Царствия Небесного» — это результат личного выбора, свободного и осознанного волеизъявления человека, однако оно означает смирение перед высшим авторитетом и подлинную дисциплину. Сколь бы глубоко ни мыслил человек, сколь бы аутентичен ни был его религиозный опыт, он не всегда сможет отождествиться с предписываемыми ему практическими действиями всей душой. Пусть даже он понимает и чувствует смысл заповеди, но трудно себе представить, что в любой момент может пробудиться естественная, спонтанная готовность выполнять то, что от него требуется. Многие мыслители отмечали тот факт, что самопроизвольные действия человека всегда являются результатом работы скрытых психологических механизмов и связанных с ними сторон его личности. Функционирование человека в высших сферах деятельности и тем более его отношение к заповедям не могут основываться на подобном волеизъявлении, которое к тому же и не в состоянии вобрать в себя все без исключения заповеди и все ситуации, требующие их выполнения (исключение — лишь единичные личности). Принятие «ярма Царства Небесного» происходит в душе, и именно потому речь идет о крайне серьезном решении, шаге, делающемся раз и навсегда и не допускающем изменений.
В определенном смысле потребность в решении о принятии ярма Небесного Царства проистекает из идеи заповеди как Высшего закона, который, по определению, не поддается полному пониманию и с которым невозможно всецело отождествиться: ведь такое повеление не может проистекать от человека. Постулируя, что источник заповеди недоступен нашему постижению, мы приходим к тому, что заповедь эта в принципе не может возникнуть исключительно в человеческом сознании. Таким образом, религиозный человек не может положиться лишь на свои собственные силы и спонтанные внутренние порывы. Религиозная жизнь нуждается в ином подходе. Надо подготовить себя к выполнению заповедей там, где и когда это требуется, выработав в себе эмоциональный настрой, соответствующий соблюдаемым заповедям как в целом, так и в частности.
Внутренний опыт
От человека требуется выработать в себе способность не только к практическому выполнению закона, но и к сопутствующему внутреннему переживанию. Значительная часть религиозной литературы посвящена вопросам требуемого при соблюдении заповедей намерения и необходимой внутренней подготовки. Высокий религиозный уровень проявляется не столько в более тщательном и точном совершении поступков, сколько во внутренней готовности эмоционально отождествиться с их содержанием. Многие полагают, что такая работа над собой находится за пределами иудаизма, но это не так. Выработка соответствующего душевного настроя, процесс «вчувствования» — интегральная часть мира религиозного человека. Выполнению заповеди должна предшествовать некая фиксированная структура (для занимающихся эзотерическим учением так называемые каванот — намерения; для более широко круга — осмысление и как требуемый от каждого минимум — благословение), а также самые разнообразные формы работы над собой, цель которых — сделать человека внутренне готовым к исполнению заповеди. Разумеется, в этой области действие само по себе имеет ценность, обладая первостепенным, определяющим значением; ведь без практики все внутренние намерения лишаются смысла. Однако действие непременно влечет за собой определенное душевное переживание. Ритуалы, слова и выработанные формулировки направлены на возникновение должного душевного настроя. Однако основным источником этого настроя является комплекс таких факторов, как подготовка, внутренняя дисциплина, ясность мысли. Он предшествует как практическому действию, так и сопутствующему ему переживанию.
Некоторые критики видят в подобном подходе отказ от аутентичного внутреннего опыта, от естественных движений души. Весь мир романтизма основан на той предпосылке, что человек должен подчинить всю свою жизнь стихии чувств, заранее отказавшись от всякой попытки изначально подготовить себя к определенным переживаниям и эмоциям. Так относятся не только к религиозным чувствам, но и ко всей душевной жизни человека. Такие понятия, как «любовь с первого взгляда», «наитие» и другие, являются дополнительными следствиями этого общего подхода. Однако именно в этих областях легко увидеть, сколь мало обоснована базисная посылка романтической парадигмы и сколь иллюзорны созданные на ее основе понятия, которые повисают в воздухе, будучи не в силах привести ни к подлинному творчеству, ни к подлинным чувствам. Феномен спонтанного вдохновения почти не встречается в реальности, но, даже если и существует, не может служить единственным источником мало‑мальски продолжительного творческого процесса. Беглый взгляд на значимые произведения (не только в сферах философии или науки, но и в области изящной словесности и поэзии, а также пластических искусств) показывает, что они были созданы не благодаря спонтанному порыву, а в результате долгой и утомительной работы. Зачастую их создание определялось не столько внутренними, сколько внешними факторами и материальными требованиями. То же самое относится и к прочим областям душевной жизни, вплоть до наиболее высоких ее проявлений: любви, самосознания и самопожертвования.
Упражнение, учеба и тренировка
В сущности, можно сказать, что в определенной степени уникальность человека как такового коренится в его способности постоянно преодолевать спонтанные психологические импульсы, заменяя их тщательной, осознанной работой над собой. Чем ниже стоит живое существо, тем в большей степени оно подвержено власти инстинктов — а что это как не пресловутая естественная спонтанность? И напротив, высокая ступень развития требует освобождения от этих импульсов, замены их системой упражнений, учебой и тренировками. У человека даже реализация такой унаследованной способности, как прямохождение, поначалу требует длительной практики. Лишь после периода обучения ребенок начинает хорошо ходить. Отметим, что так обстоит дело с простыми функциями организма, а ведь осуществление душевных функций должно быть несравненно более сложным, запутанным делом.
Некоторые из еврейских мудрецов отмечали, что понятия «вера» и «доверие» неслучайно выражаются однокоренными словами . Для развития веры необходимы доверие и душевная тренировка, подготовляющие человека к достижению значимого религиозного опыта. Это не отрицает существования спонтанных переживаний, но человек не может строить свою жизнь на их основе.
Процесс устроен сложнее. С помощью самоанализа и самосознания, посредством работы мысли и надлежащей подготовки человек достигает способности черпать из внутренних ресурсов своей души эмоциональные переживания и действовать на их основе. Эти переживания, хотя и не являются полностью свободными, отнюдь не менее аутентичны. Они более подобают человеку, поскольку протекают в сознательно выработанных рамках и в установленном им самим направлении.
Таким образом, вопрос: «Как можно радоваться по расписанию?» — не получает полного ответа, однако становится понятно, что, во всяком случае, если человек способен подготовить себя к определенному душевному опыту путем осознанной дисциплины, то он может достичь и аутентичного переживания.
Чему радоваться?
Какова природа этой внутренней работы над собой, требуемой для того, чтобы ощутить подлинную радость? Почему временем радости является именно праздник Суккот?
Процесс внутренней подготовки понятнее в случае памятных дней, отмечающих определенные события, некогда случившиеся в эту дату. Годовщины знаменательных событий побуждают грустные или радостные воспоминания. Эти воспоминания, хотя и не являются внешним раздражителем, все‑таки указывают на источник испытываемых чувств.
Однако праздник Суккот не призван служить напоминанием о том или ином историческом событии. Согласно всем объяснениям, это не памятный день, а «пора радости»: день, предназначенный для радости, не имеющей внутреннего обоснования.
Чтобы это лучше понять, попробуем вначале разобраться в природе чувства, обратного радости, — грусти. Ее внутренним ядром является гордыня, именно она питает грусть. Ведь, в сущности, грусть — это развернутый риторический вопрос: «Разве я не имею право на..?». При этом совершенно неважно, является ли предпосылка правомочности, на которой основывается чувство грусти, обоснованной объективно; ведь источник всякого чувства субъективен.
Чем более мы убеждены в своей правоте и в обоснованности собственных притязаний, тем более усиливается ощущение обиды перед лицом той несправедливости, с которой мы столкнулись, когда нас лишили чего‑либо. По мере укрепления этого чувства мы все более погружаемся в собственное Я и в возмущение против Творца, мира, общества или воли случая — всего, что относится к категории не‑Я.
Как у отдельной личности, так и у всего общества есть лишь один способ борьбы с подобной меланхолией. Надо сузить до минимума определение того, на что мы «имеем право», и тогда все, что у нас есть, окажется чудесным даром, которому можно лишь радоваться. Это не значит, что человек не должен бороться за достижение того, что для него действительно важно, однако такая установка является залогом того, что его усилия завершатся не ощущением безнадежности и меланхолией, а положительными эмоциями, практическими действиями и творческим созиданием.
Рецепт радости
Одно из наиболее простых объяснений требования проводить праздничную неделю Суккот в кущах (суккот) состоит в необходимости двойного душевного движения. Ощущение бесприютности, возникающее в результате вынужденного перехода из дома во временную, непрочную постройку, дополняется исторической памятью об эпохе Исхода. Таким образом, переходя жить из дома в непостоянное жилище, мы словно отказываемся от всех благ, которые имеем и, вернувшись к изначальному состоянию народа, заново переживаем опыт скитания и лишений, когда у нас за душой нет ничего, кроме веры и надежды на будущее.
Действительно, тот, кто на время переселится в пустыню, вновь становясь гонимым и лишенным всего изгнанником, сможет иначе увидеть свою постоянную жизнь, и в его новообретенном взгляде будет радость. Праздник Суккот начинается во время сбора урожая; он мог бы быть проникнут для одних чувством удовлетворения собой и своими успехами, а для других — ощущением безвыходности и тоски. Вместо этого всех нас приводят в шалаши, погружая в то состояние, в котором пребывал наш народ на заре его формирования. Вот тут‑то и можно суметь радоваться тому, что имеешь, не выдвигая нескончаемых требований и забыв о своих мнимых правах. Возвращение в Суккот к той точке, с которой некогда все начиналось, и позволяет обрести радость. Смиренно отказываясь от демагогических требований, мы учимся ценить то, что у нас есть, сопутствующее нам благословение. Чем меньше мы верим в то, что «имеем право», чем ближе стоим к изначальному состоянию изгнания и лишений, тем больше мы будем ценить хорошее вокруг себя. Так и обретается подлинная благодарная радость. Возможно, то будет не безудержный всплеск веселья, не знающего границ, но подлинное чувство, которое, усиливаясь изо дня в день, перейдет от «веселия водочерпия» к той отраде, которую несет праздник Симхат Тора.
Книгу Адина Эвена-Исраэля (Штейнзальца) «Суть еврейских праздников» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»
Комментариев нет:
Отправить комментарий