ОТКУДА МЫ РОДОМ

 Он говорит так: « Я не просто родом из России. Надеюсь, что родина моя не русское бескультурье, пошлость и хамство, а великая русская культура и замечательный русский язык. Мало того, и эта культура и этот язык, - моя настоящая любовь, может быть, даже единственная любовь, потому что ей, в основном, я обязан тем, что прожил свою жизнь так, как прожил.

 Но моя любовь – это и счастье мое и несчастье одновременно, потому что родился я евреем, а вырос без знания своего языка, своей религии, своей культуры. Я могу сколько угодно искать виновных в этом, но, в конце концов, сознаю, что, прежде всего, я сам виноват в своем счастье – несчастье. Рядом со мной были люди, у которых хватило мужества, таланта и силы души, чтобы найти свои корни в самых невыносимых условиях.

 Я оказался слабаком, и не смог совершить тот подвиг, на который были способны они. Тем не менее, никогда не мог понять людей, способных забыть обо всем том, что окружало их в детстве, юности, а часто и в зрелые годы. Крайности позиций всегда отпугивали меня своей простотой. Это «или – или» - как беспощадные удары плетью.

 Считаю, что только в сложном – истина. И буду так думать всегда.

 Уверен, трагедия еврейства в галуте и состоит в этой, подчас, непреодолимой, сложности, двойственности бытия во враждебном, а часто в ненавидящем или уничтожающем еврея, окружении».

 Я говорю, что могу понять людей крайностей. Невозможно жить  сразу в двух измерениях. В  еврейской культуре есть самодостаточность, возможность существовать вне «чужой» культуры, просто потому, что эта «чужая» культура не более, чем тот или иной комментарий к Закону и Торе.

 Он говорит, что все это теории, а на практике любой отказ от самого себя – есть дело недостойное, есть предательство. Он хочет развить эту мысль рассказом об одном печатном труде:

 «В 1934 году Валентин Парнах, создатель первого джазового оркестра в России,  издал блестящую книгу: «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции». В годы борьбы с космополитизмом книга эта была изъята из библиотек.  Чудом сохранились отдельные экземпляры. Передо мной один из них.

 Читаю: « Жившие в Испании до установления инквизиции мастера древне -еврейского языка Ибн – Габироль, Ибн- Эзра, Иегуда Галевы известны, по крайней мере, по имени. Но даже читатели, знакомые с их произведениями, не знают, что до и после установления инквизиции существовали поэты еврейского происхождения, писавшие по-испански и по-португальски. Облекая свою мысль в эти мощные языки, они пользовались их строением и звучанием.

 Парнах все сделал, чтобы стихи этих людей, как правило, погибших на кострах инквизиции, стали достоянием не только мировой, но и русской культуры, потому что рассказал он об этих поэтах и перевел их произведения именно на русский язык. За что и поплатился. Выходит, совершил своего рода подвиг.

 Парнах ставит рядом испанские стихи маркиза Сантойана и древне – еврейские – Габироля.

 « Жизнь от меня бежит неумолимо,

    Смерть гонится за мною неустанно». Это перевод с испанского.

 « Мир улыбается мне, но я горестно плачу,

   Оттого, что вся жизнь неумолимо бежит от меня». Перевод  с иврита.

 Подлинная культура на всех языках мира никогда не мешала друг другу. Мешало бескультурье, мракобесие, предрассудки.

 Я считаю гордостью русской культуры стихи Мандельштама, Пастернака, Маршака, Бродского, Самойлова или Слуцкого, но все написанное ими, проникнуто еврейским духом, еврейским самосознанием, просто потому, что поэты эти были очень талантливы, а любой талант, как обязательное условие, включает в себя глубокую, генетическую память.

 Можно креститься, «выставлять в окне свиной окорок», как пишет об этом Парнах, но «знак» происхождения всегда невидимо выжжен на  коже человека, если  он отмечен печатью совести и таланта. И я убежден, что от «соития» культур культура мира только выигрывает. Самые здоровые дети родятся от далеких по генетике родителей».

 Я не спорю, но думаю о своем: « По сути дела, еврей в диаспоре почти всегда был вынужден сохранять свою жизнь ценой абсолютного или относительного предательства себя самого.

 Иногда предательство это мы можем поставить в кавычки, обозначив, как отступничество, понятную слабость, но, чаще всего, человек, сознательно уходящий от своего еврейства, был вынужден платить за это тяжелую цену.

 Мы принесли в Израиль русский язык и русскую культуру. И здесь, как ни странно, началось то, что преследовало нас на Родине. Не в силах переродиться, принять и понять до конца иврит, одни из нас, даже в Еврейском государстве, бегут от своего еврейства, считая веру и традиции своих отцов чуть ли не мракобесием. Другие стремятся забыть все, чем они жили прежде. Мало того, пытаются принизить, а то и уничтожить, память в себе о великом наследии русской культуры.

 Обе позиции мне кажутся продолжением трагедии  галута,  путями совершенно тупиковыми.

-         Как ты смел опорочить такую великую фигуру, такого юдофила, как Вл. Соловьев? Ты стоишь на позициях ортодоксов и фанатиков! – упрекают меня одни.

 В ответ я привычно оправдываюсь, что человек, считающий большим заблуждением евреев отрицания Христа, просто не может быть, по природе своей, юдофилом.

 На меня обрушивается истеричная, площадная брань, на этом все и кончается.

 Другие никак не могут понять, зачем мне, человеку глубоко уважающему религию и обычаи предков, «эта русская галиматья». Я опять же глупо оправдываюсь своим происхождением и полной неспособностью думать и писать на каком-либо языке, кроме русского. Меня упрекают в двурушничестве и лицемерии, и на этом вешают трубку.

 Кто-то воспринимает христианство, как неизбежное продолжение еврейской культуры, кто-то убежден, что в продолжении смертельная ревизия начала, и нет светского проникновения культур, а есть религиозное противостояние в слове, в идее в мысли.

 Местная публика не склонна серьезно относится к любой иноязычной культуре Израиля. Ей «до лампочки» наши муки. Светская культура Израиля только пробивается на свет из яичной скорлупы заблуждений и гордыни, а религиозная не желает унизить себя до понимания слов на чужом языке.

 Он будто слышит мои мысли. Он говорит:

 «Так что же, мы снова в галуте, теперь уже языковом? В галуте, из которого невозможен исход. Нет, думаю, что это так. Просто  русскоязычие вновь требует от нас мужества. Впрочем, любое честное писательство, на любом языке, требует мужества, борьбы за свою индивидуальность, а это само по себе вызывает завистливую ненависть литераторов бесчестных. Здесь нет спора культур, а есть спор заурядности и таланта.

 Убежден: цена творчества никак не зависит от его истоков. Прекрасны «танки» японцев, великолепны стихи Хайяма, меня потрясает творчество Гойи, и проза Фолкнера… Я читаю Тору, как Книгу Книг, но не могу поверить, что только в этой Книге все лучшее, способное родиться на нашей планете.

 Гений человеческий так же бесконечен, как и наша Вселенная. Бог Израиля дал нам Тору, но Всевышний научил нас свободе мыслить и творить. Я думаю, что все от Бога: и русская частушка, и «кол – нидрей».

-         Это пантеизм какой- то, - говорю я. – Чистый Спиноза! Так недолго и заблудится, и начать придумывать свой Закон. От хаоса до гордыни – один шаг. Нет, мозг человека вовсе не так безбрежен, как тебе кажется. И зачем в безбрежности Торы искать еще какие-то «острова в океане». Осмыслить бы то, что нам дано предками – и этого достаточно. Человек способен твердо стоять на ногах, только обретя цельность!

 Я не говорю это. Я выкрикиваю, не заботясь, слышит ли он меня. Собственно, это не так уж важно, потому что Он – это Я, а Я – это Он. «Мы» успокаиваемся, «Мы» утихаем, «Мы» в тишине произносим слова пророка Йирмейа: «И сказал мне Господь: с севера начнется бедствие для жителей страны этой. Ибо я призываю все племена северных царств – сказал Господь, - и придут они и поставят каждый престол свой у входа в ворота Йерушалаима и на все стены его кругом, и у всех городов Иудеи. И я изреку над ними суды Мои за все их злодеяния, за то, что они оставили Меня и возносили курения другим богам, и поклонялись изделиям рук своих».

 И «Мы» плачем над словами пророка, признавая его мудрость, и вдруг начинаем бормотать стихи шотландца Бернса в бессмертном переводе еврея Самуила Маршака на русский язык: « В горах мое сердце… Доныне я там. По следу оленя лечу по скалам. Гоню я оленя, пугаю козу. В горах мое сердце, а сам я внизу».

 В Горах мое сердце, а сам я Внизу! Лучше не скажешь.