Два старика, явно
навеселе, маршировали по ночной, тихой и фешенебельной улице
Герцлии. Передвигались они в обнимку, но у одного в свободной руке была палка,
а другой волок за собой гитару.
Старики громко пели
дуэтом задушевную песню на русском языке.
-
Дымилась падая ракета, как догоревшая звезда, - пели
они. - Кто хоть однажды видел это, тот не забудет никогда. /
Один из стариков пел чисто и звучно. Это был
Резников Эдуард Григорьевич - новоприбывший. Другого - Пинхаса Ландау - знал
весь Израиль. Он был генералом и героем всех возможных войн. Этот старик пел с
акцентом и голос его не отличался особой мелодичностью.
Жители Герцлии довольно быстро прекратили этот
концерт, вызвав полицию. Стражи порядка прибыли незамедлительно, проверили у
стариков документы и попросили их не нарушать ночную тишину.
Тогда Ландау и Резников отправились в
близлежащий парк. И там, без помех,
благополучно допели свою песню…
Жанр рассказа требует краткости. Иногда это обидно. Вот и об
Эдуарде Григорьевиче Резникове можно
целый роман сочинить. Очень он колоритная фигура с богатой биографией. /
Адвокат, стаж 50 лет,
азартный игрок на скачках, любимец женщин, отличный гитарист и певец, красавец
мужчина даже в свои 76 лет. В общем, грешник и праведник, ангел и черт, как тут
не разгуляться пишущему человеку?/
Но, увы, могу только
добавить: был он в Москве богат и пользовался шумной известностью. Из минусов в
его анкете могу только отметить отсутствие законной, семейной жизни. Родню
свою, скучную и провинциальную Резников давно вынес за скобки. Были, правда,
жены у Эдуарда Григорьевича, даже родился лет тридцать назад от одной из жен
ребенок, но он любил повторять, что самое невыгодное помещение капитала - это
дети, и всегда старался держаться подальше от долгов и обязанностей.
За все приходится
платить. Здесь ничего нельзя поделать. Вышло так, что адвокат, в общем-то,
человек здоровый, заболел и надолго попал в больницу. Вот здесь наш старый
циник и весельчак загрустил.
К соседям по палате
ходили дети, внуки, жены, сестры… Цветы приносили, фрукты-овощи и разные
домашние сласти, а к Резникову за целый месяц всего лишь три раза равнодушно
вставились чужие люди, да и то по денежному делу.
Только накануне
выписки навестил его сынок: плешивый, старообразный юноша в темных очках. Сын
Резникова был совершенно не похож на отца. Нет, чисто внешне сходство некоторое
наблюдалось, но на этом все их родство и заканчивалось.
Сынок был мелочен и
занудлив. Он принес отцу два огурца и помидор, сел напротив Эдуарда
Григорьевича в мягкое кресло, зевнул и спросил, скосив глаза на шумную
бабу-раздатчицу обедов.
-
Ну, как ты? - поинтересовался сынок. /
-
Выкрутился на сей раз, - сказал Резников. - Но ты не
волнуйся. Вечно жить не буду. По завещанию все тебе отойдет. Ты потерпи. /
-
Папа, - укоризненно пробурчал сынок, все еще наблюдая
за нечистоплотной, толстой женщиной, ставящей тарелки на поднос так, будто были
они и не тарелками вовсе, а кирпичами… Спустя минуту сынок поднялся. /
-
Ну, поправляйся, - сказал он, впервые взглянув на отца.
И во взгляде этом Резников увидел привычную, равнодушную и брезгливую
ненависть.
Он не
стал провожать сына, а только поднял руку и пошевелил пальцами.
-
Бежать! - решил в тот момент Резников. - Бежать отсюда
немедленно.
Он выписался из больницы, быстро
распродал всю свою недвижимость и движимость. Продал квартиру на Гоголевском
бульваре столицы, картины от сердца оторвал, богатейшую коллекцию фарфоровых
тарелок, дачу в Тарасовке, машину…. В общем, продал все, что смог, выручил
изрядную сумму и перевел рубли в валюту. Завершив эту операцию, Резников
отложил себе на расходы небольшую часть долларов, а остальные пачки денег сложил
в дипломат и вызвал сына.
-
Вот, - сказал он. - Это твое.
Сын открыл портфель, но
любовался деньгами недолго. Как-то, даже испуганно, прихлопнул
пачки жесткой крышкой.
-
А теперь, - сказал Резников. - Поцелуй меня. Через три
дня улетаю. И вряд ли еще увидимся.
Сын неловко поцеловал Эдуарда
Григорьевича в висок. /
-
Какая же ты все-таки сволочь, - сказал Резников. /
-
Весь в тебя, - отозвался сын, не выпуская из рук
дипломат. /
И адвокат в последний раз с
горечью вспомнил, что самое невыгодное помещение капитала - это дети. /
Теперь расскажу о генерале Пинхасе Ландау. Он
родился в восточной Польше, но в 15
летнем возрасте родители привезли мальчика в Палестину. Папа и мама Ландау были
сионистами - атеистами, а потому нашли пристанище в бедном кибуце, и там стали
честно и тяжело трудится во имя будущей и великой страны евреев.
Пинхас, в свои 15 лет, сел за штурвал
допотопного трактора "Фордзон" и "поднимал" на нем
благодатную, красную землю Галилеи, прицепив к железному сидению не менее
допотопный карабин, о котором говорили, что выстрелить он сможет всего один
раз, да и то неприцельно.
Родители Пинхаса не ладили, часто крикливо
ругались , а младший Ландау родился на свет тихим человеком, настолько тихим,
что, со временем, в ходе боевых действий, так и не научился отдавать команды громким голосом. /
Личная неприязнь к родителям переросла в
идейное расхождение с ними. Младший Ландау стал испытывать устойчивую неприязнь
к принципам социалистического общежития, но в самом начале 1942 года совершил
совершенно парадоксальный поступок: всеми правдами и неправдами пробрался в Россию. ( Это отдельный и
совершенно фантастический рассказ).
В империи Сталина Пинхас заявил, что желает
сражаться с фашизмом, за что был посажен в лагерь, чуть не умер с голоду, но
летом того же года его выпустили, только
лишь для того, чтобы послать на верную
смерть в штрафном батальоне.
Воевал он недолго. Под городом Ростов Пинхас
получил сквозное ранение в грудь, вновь, чудом, ухитрился остаться в живых,
затем его "повысили" и, как бывшего гражданина Польши, отправили в
формирующийся корпус генерала Берлинга.
В рядах этой воинской части Пинхас и закончил войну./
В корпусе Ландау столкнулся с лютым
антисемитизмом, и понял, что передний край борьбы за спасение евреев, все-таки
не в Европе, где к тому времени евреев почти что не осталось, а в Эрец-Исраэль.
/
Как ему удалось вернуться в Израиль - это,
опять же, отдельный рассказ, но, вопреки всему, он вернулся прямо к началу
Войны на независимость. Ратный опыт Ландау быстро выдвинул его на командные
посты, но генералом Пинхас стал только после Шестидневной войны. Там же, его
легкий танк подорвался на мине, и Пинхас, в 42 года отроду, стал инвалидом, ему
ампутировали правую ногу до колена.
Дальнейшая жизнь Ландау складывалась не очень
благополучно. Он, правда, был счастливо женат, имел двоих детей, но постов
особых и хлебных в гражданской жизни никогда не занимал. /
Жена
Пинхаса умерла в девяностом году, а дети его еще раньше покинули
Израиль, приняв выгодное предложение Кембриджского университета. /
Надо отметить, что генерал и в молодости, и в
зрелые годы был человеком глубоко нравственным, безукоризненно воспитанным и
далеким от необузданных страстей своего века. Он прошел через чудовищные
испытания, через грязь и кровь. Видел все, что только мог увидеть человек, рожденный
в проклятом веке, но душу свою Пинхас Ландау сохранил в неприкосновенности
детской чистоты, и всегда поддерживал безукоризненный, правильный образ жизни.
Сыновья настаивали на его переезде в Англию.
Отец сделал попытку поселиться вместе с ними в тихом и зеленом предместье Лондона - Ли, но пробыл он там не
больше полугода, и вернулся в Тель-Авив. Пинхас так и не смог объяснить
сыновьям причину своего возвращения. Да и сам себе он бы не смог это сделать. В
любом случае, вернулся - и все, будто знал, что суждено ему встретиться с
Эдуардом Григорьевичем Резниковым. И без этой встречи жизнь его могла бы
считаться неполной. /
Деньги, привезенные с собой, у бывшего московского адвоката скоро кончились.
На скудное пособие жить было трудно, а он, к тому же, не привык отказывать себе
в маленьких и больших радостях.
Не буду перебирать "забавы"
Резникова. Было их предостаточно.
Должен, тем не менее, признаться, что в первые
два года иноземной жизни, он исправно, два раза в месяц, посещал массажные кабинеты
в районе старой Таханы. Был Резников при этом весьма доволен и любил повторять,
что СССР, на его взгляд, погубило отсутствие публичных домов. /
В общем, был адвокат бывший типом совершенно
аморальным. Страсти, да грехи наши стоят дорого. Кошелек Резникова болезненно
похудел, и настало время подумать о приработке./
На что бывший адвокат мог рассчитывать? На метлу с тачкой. Даже в
сторожа его не взяли по возрасту. Устроился, было, дежурить на автостоянку, но
там, не зная толком иврита, попал в передрягу. Выгнали Эдуарда Григорьевича
грубо и бесцеремонно.
Попробовал он пристать к одной из политических партий. Месяца три
вкалывал на одном энтузиазме во имя доходов лидеров, и понял, что и здесь слишком
поздно начинать карьеру.
Так он оказался у двери квартиры генерала Ландау. Кнопки звонка не было.
Резников в раздражении двинул по двери ногой.
-
Входите, открыто, -
разрешил ему негромкий, но внятный голос из глубины квартиры.
Эдуард Григорьевич толкнул дверь, на этот раз
ладонью, и вошел. /
В холле было сумрачно, тризы закрыты. Пинхас
Ландау сидел в низком и мягком кресле, спасаясь от зимнего холода под толстым и
старым пледом./
-
Генерал вы? - громко спросил Резников. - Меня к вам
назначили денщиком на два часа в день. Сказали, что вы по-русски говорите. Это
хорошо, поймем друг друга. Что делать будем? /
-
Не знаю, - тихо ответил Пинхас. - Я, собственно,
обхожусь своими силами. Вы готовить пищу умеете?.. Садитесь, что же вы стоите?
/
Резников оглянулся,
увидел стул с жестким сидением, сел, закинув ногу на ногу.
-
Ненавижу на мягком сидеть, - сказал он. - От перин
геморрой бывает. /
-
Вы в этом уверены? - тихо спросил Ландау. /
-
Абсолютно. /
Помолчали, затем хозяин квартиры
снова вернулся к пищевой теме. Он сказал, что терпеть не может полуфабрикаты, а
верит только во вкус куска мяса, отрезанного собственной рукой./
-
Всегда больше доверял ресторанам, - сказал на это
бывший адвокат, и приступил к долгому рассказу об особенностях московских
кабаков, подробно остановившись на секретах кухни "Арагви" и ресторана
"Бега". /
Ландау слушал своего нового помощника
терпеливо. /
-
Вы можете говорить потише, - только сказал он. - Я
слышу хорошо. Со зрением не все благополучно, но слух в порядке. /
-
Пардон, - сказал Эдуард Григорьевич. - Привык выступать
на судах. Там без напора, согласитесь, нельзя. Каждое слово должно быть слышно.
Я, к вашему сведению, адвокат с многолетним стажем. Московский Университет
закончил после войны. /
-
Воевали? - спросил Ландау. /
-
Последний год, сорок пятый, 180 дней боев. 2-ой
Белорусский фронт, а войну закончил под Лодзью./
-
Господи, - совсем тихо сказал Ландау. - Я тоже./
Он так тихо это сказал, что Резников его не расслышал.
Он продолжал кричать:
-
Да ну ее к черту, войну эту! И что вы сидите здесь в
темноте?! Собирайтесь, пошли по бабам!
-
Куда? - опешил Ландау. /
-
Шучу, - усмехнулся Эдуард Григорьевич. - Но погода
отличная. Чего дома сидеть? /
-
С утра был дождь, - возразил генерал Ландау. - И
холодно, кажется. /
-
Ерунда! - отмахнулся Резников. - Захватим зонтик. Все -
двинули!
-
Ну, попробуем, - улыбнулся генерал, и без особых
затруднений поднялся. /
-
Даешь! - удивился Резников, непринужденно перейдя на
"ты". - А мне говорили, что на протезе шкандыбаешь. /
-
Так и есть, - сказал Ландау. - Вот палка. Без нее не
хожу./
-
Все равно молодец! - искренне восхитился Резников. -
Ну, двинули! /
И они "двинули". Уже на
улице адвокат сказал генералу: /
-
Давай так: сегодня я тебя угощаю, завтра - ты меня. /
-
Это как? - не сразу понял Ландау. /
-
Что "как"? - вздохнул Резников. - Ладно,
разберемся …Я тут знаю одну "жрачку" - дешево и сердито. Берем такси.
Сегодня за мой счет./
-
Зачем такси? - удивился генерал. - У меня машина. /
Своим "ландровером" он управлял с
ювелирным мастерством. /
-
Хочешь, я поведу, - тем не менее, предложил Резников./
-
Права есть? - спросил генерал./
-
Пробовал подтвердить - ничего не вышло. Сорок лет
водительского стажа, а он у меня ошибки нашел. Мафия тут у вас, в вашем
государстве. /
-
В нашем государстве, - поправил, нахмурившись, Ландау.
/
-
Ну, в нашем, - согласился Резников. - Что от этого нам
с тобой легче? /
-
Государству легче, - спокойно отозвался Ландау. /
-
Понял, - кивнул бывший адвокат, великий мастер
компромисса. - Слушай, давай сначала на море махнем, посидим на пляже. /
-
Зимой? - удивился генерал. /
-
Какая зима! Да у нас в Москве не всякий июль так тепло.
-
Не у "нас", а в России, - снова поправил
Резникова зануда-генерал. /
-
А где еще, - легко отозвался Резников. /
Потом они скинулись и
купили два раскладных стула. Эти стулья старики и поставили на пляже у тихой воды
зимнего Средиземного моря. /
Они сидели,
разувшись, и грелись в лучах ласкового солнца./
Мимо стариков изредка
пробегали спортсмены, прогуливались люди с собаками и без. Однажды промчалась
мимо них рыжеволосая, длинноногая девица. /
- За ней бы, -
вздохнул Резников. – Рысью, и на всех порах.
-
Куда нам, - вздохнул Ландау. - Мы свое отбегали. /
Тогда бывший адвокат поднялся и
довольно резво бросился за девицей босиком. Правда, бежал он рядом с ней
недолго. Рыжая была в наушниках, она слушала на бегу музыку, и никакого
внимания на шустрого старика не обратила. /
Резников вернулся. /
-
Извини, - сказал он. - Совсем забыл, что у тебя протез.
/
-
Это хорошо, что забыл, - улыбнулся Ландау. /
-
Еще есть вопрос, можно? /
-
Давай. /
-
Ты попросил в конторе русского метапеля - это почему? /
-
Не знаю, - пожал плечами генерал. - Молодость вспомнил,
войну. /
-
Ну, ее к дьяволу! - сказал бывший адвокат. - Будем
помнить о мире./
-
Будем, - кивнул Ландау.
Потом, нагуляв аппетит, они отправились к
шашлыкам и пиву. Народу в "жрачке" было множество. В длинных, чудовищных мангалах жарко пылали
уголья. Шашлычных дел мастера, обливаясь потом, трудились на славу. Старикам не
пришлось долго ждать. Каждый съел по три
шампура, а выпил по большой банке пива. /
-
Теперь соснуть бы на часок, - зевнул Резников. /
-
Неплохо бы, - согласился Ландау. /
-
Дома скучно, - сказал Резников. - Слушай, тут у меня
есть дама знакомая - художница. У нее мастерская. Добрая душа. Только учти
- ее картины хвалить надо, иначе
выгонит. Поехали? /
-
Я люблю хвалить, - сказал Ландау.
Художница их встретила гостеприимно. Старики
прямо с порога стали аплодировать ее творчеству. Резников умел это делать
замечательно, а генерал отпускал комплименты короткие, но вполне искренние. Ему
и в самом деле понравились разноцветные круги и линии на полотнах хозяйки. /
Художница угостила стариков выпивкой. Они
пригубили, а потом Резников честно признался, что день у них случился тяжелый,
и очень хочется забыться сном хоть на несколько минут. /
Резникова устроили на продавленном топчане, в
темном углу мастерской. Ландау предложили маты на подиуме для обнаженной
натуры. Хозяйка бережно прикрыла стариков какой-то цветастой драпировкой и
пожелала спокойной ночи.
Ландау был уверен, что не сможет заснуть в этом ужасе, но заснул
мгновенно, и проспал часа два, пока не разбудили стариков шумные приветствия
новых гостей.
Гости тоже начали с комплиментов, а потому
сразу же приступили к застолью с разными разговорами о житье - бытье. Народ
прибыл в мастерскую разный. Кто-то был
этим самым житьем – бытьем доволен, а
кто-то не очень. Генерал, на этот раз, слушал молча, никого не поправлял, но
очень обрадовался, когда разговоры кончились, и Резников взялся за гитару.
Слушая бывшего адвоката, генерал совсем забыл,
что он за рулем. Выпил Ландау рюмок пять водки, да еще пива прибавил.
-
Аут, - сказал ему потом Резников. - За руль я тебя не
пущу. Домой мы пойдем пешком.
И они пошли пешком, не торопясь, через весь город. По пути
отдыхали в открытых, несмотря на позднее время, кабачках. Закусывали и выпивали
понемногу. У Резникова деньги давно кончились, и Ландау расплачивался
"визой".
-
Знаешь, - сказал в одном кабачке Резников. - Пошли они
все к черту! Ты - солдат, и я солдат, а все остальное - труха.
-
Верно, - кивнул Ландау. - Разве они знают, что такое
мир?
Так, беседуя, они и подошли к дому генерала в
Герцлии. Там они устроили
"концерт" и получили замечание от полиции. Там они и допели песню в
парке.
-
Завтра куда пойдем? - спросил Ландау, удобно откинувшись
на спинку скамейки.
-
Можно на футбол? - предложил Резников. - И слушай! Есть
у меня адресок фермы с рысаками. Ты лошадей любишь?
-
Люблю, - пробормотал, засыпая, генерал Пинхас Ландау. –
Я собак люблю, кошек, птиц и бабочек?
-
А что не любишь? – спросил, сладко зевнув, Резников.
Генерал не ответил. Он спал.
2000 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий