суббота, 4 марта 2023 г.

Три еврейских проекта

 

Три еврейских проекта

Израиль.

Израиль.

Евреи реализовали три грандиозных проекта: СССР, США и возвращение в Сион. Каждый из этих проектов вырос из старых мифов. 


«Направо пойдешь — коня потеряешь, прямо пойдешь — голову потеряешь, налево пойдешь — меча лишишься».

 Русские былины


Рисунок12

ХХ век оказался веком евреев. Неожиданностей в прошедшем, но не ушедшем веке доставало: он должен был стать веком науки и просвещения, а стал веком мировых войн, Холокоста, Хиросимы и Чернобыля. Парижскую выставку 1900 года посетили 50 миллионов человек, на ней впервые показали озвученные фильмы, эскалатор и двигатель Дизеля (прошло сто двадцать лет, но эта триада с нами). Павильон России был одним из самых впечатляющих. Это было время больших и обоснованных надежд. Все взорвалось в Сараеве 28 июня 1914 года. В этот день многим стало ясно, что произошла катастрофа. Но никто не знал того, что главными актерами и жертвами предстоящей исторической трагедии станут евреи. К началу века евреи были малозначительным народом, обделенным национальным государством и повсеместно и привычно ущемленным в правах. Но произошло то, что произошло — евреи реализовали три грандиозных проекта: СССР, США и возвращение в Сион. Каждый из этих проектов вырос из синтеза старых, добротных, отстоявшихся и новоблагословенных, просвещенческих мифов. Воистину, налево пойдешь…

СССР 

 

Начнем с «похода налево» — в коммунистическое недалеко. Любителям подсчитывать процент евреев в Ленинском Политбюро и ВЧК, скажу сразу: я полагаю этот подсчет совершенно бессмысленным предприятием. Эта столбовая бухгалтерия ровно ни о чем не говорит. Дело даже и не в том, что евреи заменили выметенное из страны революцией образованное и квалифицированное русское меньшинство. Важнее иное — евреи подарили советской власти миф. Советский мессианский миф был странным сплавом еврейской оголтелости и русского «мы есть третий Рим».

Рисунок13

Прежний миф, покоившийся на «православие, самодержавие, народность» сгнил. Мы видим сейчас ремиссию этого мифа, но в одни и те же валенки нельзя влезть дважды, и в долговременность путинизма я не верю, и русский народ не тот, и валенки стухли. Однако в становлении и цементировании советской власти, еврейские мифотворчество и начетнический фанатизм сыграли решающую роль. Я позволю себе длинную цитату: «Евреи обладают поразительной способностью срастаться с мифом, отождествляться с истиной мифа до последней капли, ведь истину мифа нельзя узнать, ее можно только прожить. После переворота еврейское мифотворчество семьдесят лет подпитывало советскую власть, разрешившись полетами в космос и культурным взрывом семидесятых. Черток и Зельдович, Эйдельман и Лотман, Райкин и Раневская без остатка растворялись в «деле», превращая его в богослужение. Без фанатичного мучительства, издевательства над собственным оголодавшим телом не бывает Рамбер и Плисецких, без готовности провести жизнь над исчерканными клочками бумаги ― Эйнштейнов и Ландау, без способности радостно убиваться над черно-белыми клавишами ― Горовцев и Гилельсов. Еврейские фанатизм и способности к мифотворчеству в сочетании с безмерными русскими терпением, наплевательским отношением к своей и чужой жизни, готовностью страдать и породили тот сплав, которому было суждено сломать нацизм. Этот миф оказался сильнее гитлеровского. И слава Б-гу. Не совсем по теме, скажу, что все беды современной России обусловлены победой над фашизмом. Миф Победы оказался самым сильным, самым живым и жизне-образующим в громадном осколке СССР. Ни в какой приличной немецкой компании невозможен такой разговор: «Да, конечно, Гитлер был негодяем, нацисты творили ужасные гадости, но мы жили, влюблялись, пили шнапс, пели песни». А в российской не только возможен, но почти неизбежен: «Сталин, конечно, злоупотребил доверием народным, но войну мы выиграли, и песни пели, и какие … Их, конечно, пели Бернес и Кристалинская, и написали их евреи, но какие песни…» Ядовитость этого мифа стала ясна только после 24 февраля 2022 года, но написал я свой текст «Еврейско-Русский Воздух» в 2019 году, когда полнокровную русско-украинскую войну и представить себе не мог. «Ленин в Октябре», «Ленин в 18-м году», «Девять дней одного года», трилогия о Максиме, «Офицеры», песни: «Враги сожгли родную хату», «Русское поле», «Гренада» ― великолепные примеры еврейского мифотворчества… Евреи сыграли в русской жизни роль афинянина Тиртея. Предание гласит, что во время Второй Мессенской войны (первая половина VII века до н. э.) дельфийский оракул повелел спартанцам попросить себе полководца у афинян. Издеваясь над заклятыми союзниками-спартанцами, афиняне отправили им облезлого, плешивого, хромого школьного учителя Тиртея. Тиртей сумел оказаться полезным, написав бряцающие железом, воинственные гимны, вдохновившие спартанцев и принесшие им победу. Всякий, знакомый с действительностью советской армии, знает, что фильм «Офицеры» не имеет к ней никакого отношения, знать-то мы знаем, но хлесткая фраза Бориса Васильева «есть такая профессия — защищать Родину» останется надолго». Керенский вовсе не бежал из Зимнего дворца, переодетый сестрой милосердия, Берест, Егоров и Кантария не водружали знамя Победы над Рейхстагом, реальные 28 панфиловцев имели немного общего с реальными, но в народном сознании останутся мифологемы, созданные Халдеем и Кривицким; правда мифа всегда заслоняет истину факта.

Еврейское мифотворчество парадоксально не отменяло государственный и сермяжный антисемитизм. Советский антисемитизм был весьма дифференцированным явлением: с течением времени на высших этажах власти евреев становилось все меньше, но на полях наук и искусств евреям позволяли резвиться, разумеется, преодолевая изрядное противодействие системы. И советский мессианский миф до самого заката СССР подпитывался еврейским гением: братья Стругацкие, Сергей Герасимов, Даниил Храбровицкий, Татьяна Лиознова сноровисто делали свое мифотворческое дело.

Важно понимать, что 24 февраля 2022 года этот миф рухнул. Дело в том, что еврей в России, как правило, либерал и западник (об этом очень ярко писал в «Трепете Забот Иудейских» Александр Воронель). Осознанный разрыв России с Западом делает горячечную еврейскую активность попросту ненужной на просторах стылого московского ханства. Русско-еврейский проект окончен. Третий Рим видит себя Византией, а не Афинами и уж точно не Иерусалимом. Новая мифология топорно сбивается бездарями, вроде Маргариты Симоньян и Владимира Соловьева. Но на своем взлете еврейско-советский проект поражал высотами духа; zeitgeist переменчив, империи сгинут, а Мандельштам, Пастернак, Ландау и Трифонов пребудут. Удался ли этот проект? Его завершение путинизмом подталкивает к очень скептической оценке еврейско-русского предприятия; еврейско-немецкий проект бодро, гуманно и либерально начавшись Веймарской Республикой, известно ведь, чем закончился. Россия всегда отставала от Европы примерно на век, вот и сейчас в ней происходит то, что происходило в Германии и Италии в тридцатых годах недобитого ХХ века. Появление фараона, не помнящего Иосифа, не за горами.

Проект создания капиталистической, сытой, умеренной, пошлой России в который раз провалился. Почему? Православие не поощряет строить теплые туалеты, полоть грядки и ровно забивать гвозди. «История столыпинских реформ, мне кажется, ясно показывает, насколько трудно, если просто невозможно, вне и помимо религиозного смысла (и массового движения), создать средний класс («срединную культуру») на основе экономического здравомыслия и рациональных мер» (Мераб Мамардашвили, «Записи в ежедневнике»). История Гайдаровских реформ только подтвердила это прозрение Мамардашвили. Здравомыслие и рациональность нуждаются в религиозном фундаменте, в противном случае они зависают в бытийной пустоте. Этот фундамент долгое время крепко подпирал США.

США

Идем направо. В США. И в США евреи составляли небольшое, но непреклонно дискриминируемое меньшинство. Процентная норма в университетах США действовала очень долго: «президент Гарвардского университета Лоренс Лоуэлл заметил, что с 1908 по 1922 год доля студентов-евреев в Университете выросла с 6 до 22%, и забил тревогу. В результате такого наплыва евреев, считал он, университет потеряет свой христианский и демократический характер; Лоуэлл предложил ввести процентную норму. Норма, введенная в Гарварде, была еще довольно либеральной: не более 15% на каждом факультете. Пример был подхвачен другими университетами Восточного побережья. Следом за Гарвардом процентные нормы ввели университеты: Колумбийский, Йельский, Принстон, Ратгерс, им. Дьюка, им. Джона Хопкинса, Корнелльский, Северо-Западный и др. Нормы обычно устанавливались от 3 до 16%. Университет Колгейт принял решение о приеме шести студентов-евреев в год. Принятые в университеты евреи сталкивались с ограничениями и остракизмом. В университетах Сиракьюза и Огайо евреев селили в общежитиях отдельно от христиан. В Мичигане и Небраске девушкам-христианкам советовали не общаться с еврейскими юношами. Студенты-христиане были недовольны присутствием евреев. Претензии к евреям были разнообразные: им чужд дух университета; они слишком умные; не курят, не пьют, не занимаются спортом; физически отталкивающие. Повсеместно евреев не принимали в студенческие братства. При этом в Брауне президент университета не разрешил основать еврейское студенческое братство, «чтобы не разжигать расовый антагонизм»

Еще хуже было положение тех, кто пытался получить степень или должность в университете. В Йеле, Принстоне, университетах Джона Хопкинса, Чикагском и Техасском действовало правило: один еврей на факультет; Беркли и Колумбийский университет допускали двоих, Гарвард — троих. Евреи категорически не допускались на отделения английского языка и литературы» (Романовский Д. «Ди голдене медине» против евреев. Антисемитизм в США, 1900-1950, Лехаим, Февраль, 2012). Американский антисемитизм был вегетарианским. Ни «дела врачей», ни травли космополитов в США не было, но жесткая дискриминация была.

В США евреи занялись любимым мифотворчеством. Роль евреев в становлении Голливуда переоценить невозможно. Я имею в виду Голливуд как социальное явление, миф, становой хребет американской нации. Опять же, бессмысленно подсчитывать процент евреев в американской киноиндустрии, эта расовая бухгалтерия ничтожна в своем значении. Важно, что евреи вложили свой дар к мифотворчеству в «американскую мечту», в голливудский миф. Сэмуэль Голдвин, Уильям Уайлер, Стивен Спилберг, Кирк Дуглас, праведная гийорет Элизабет Тэйлор и несть числа остальным и примкнувшим, создали голливудский стиль и голливудский акцент. Забавно, что еврейские гении американской киноиндустрии меняли фамилии, дабы от них на версту не разило идиш и форшмаком, точно так же, как это делали их советские коллеги. Голливудский миф оказался гораздо более совместим с человеческой природой, сделав ставку на алчность, похоть и тщеславие, вращающие шестерни цивилизации. Советский миф ставил на жертвенность (главному герою советского фильма не возбранялось в эпилоге умереть), интернационализм (в советской картине положительно выпяченный грузин или армянин были столь же неизбежны, как появление в финале парторга, разруливающего неразрешимые проблемы бытия), просвещение и бескорыстный труд. Советский труженик самозабвенно вкалывал не для того, чтобы прикупить кирпичный домик под черепичной крышей в пригороде, а на благо человечества, мировой революции, ну, на худой конец, социалистической родины. Американский голливудский миф был семейным, пошлым, приторным и мещанским. Чистенькие, ухоженные дети в этом самом кирпичном домике в пригороде представали венцом творения в нашем падшем мире. Добавка полагалась за гробом (Довлатов ошибочно полагал, что добавки у Б-га не просят. Еще как просят). Непременный, вымученный happy end, полагающийся голливудскому фильму, приучал к мысли о том, что и в этом мире можно прожить недурную жизнь. Хорошие парни непременно победят плохих.

Советский миф для горячей, интеллигентной публики был куда более привлекателен, нежели американский. И полезно, и поучительно их сравнивать: «Мы в вашем возрасте о деньгах совершенно не думали. Кто думал о деньгах? Какие-нибудь нэпманы, кулаки и лишенцы. А у нас не хватало на это времени. Мы были слишком увлечены жизнью, трудом, друзьями, событиями», — говорит сыну в «Другой жизни» Трифонова чудом выжившая в чистках и большом терроре революционная старуха. Этот миф гнал в Советскую Россию чистых, самоотверженных интеллектуалов, полагавших, что, кроме алчности, похоти и тщеславия, есть вещи поважнее. Они погибали в жерновах сталинской сатанинской машины первыми: Александр Вайсберг-Цыбульский, Фридрих Хоутерманс, Джон Тучельский, Эдмундо Пелозо, — список чистейших жертв советского мифотворчества, заглотивших крючок советской мифологии, и очень внушителен, и едва ли вполне изучен. На кирпичный домик под черепицей в американском пригороде таких людей не укупишь. А вот на блесну мировой революции, освобождения пролетариата и бескорыстного творческого труда эти незамутненные души ловились легко. Но как-то так получилось, что самоотверженный труд на благо отечества разрешился гнилой, осклизлой, зловонной картошкой для пролетариата, семейными трусами для мужчин и безобразными бюстгалтерами-«навымниками» для женщин, интернационализм — Афганской войной и обществом «Память», а просвещение — свирепой цензурой и тотальным промыванием мозгов. Но более удивительным было иное: если и существовало в семидесятые-восьмидесятые общество потребления, так это был вовсе не американский народ, а ново-обобществленный народ советский. За финскими обоями, чешскими гарнитурами и песцовыми шапками записывались в очередь с ночи, стояли в этих очередях в лютый мороз, и самыми популярным мемами позднего советского общества были: «куда без очереди?» и «покажи инвалидское удостоверение».

Америка всего этого не знала. На вопрос: «кто думал о деньгах?» следовало бы ответить: «все». Ильф и Петров в «Одноэтажной Америке» заметили: неверно говорить о том, что деньгам в Америке поклоняются. Это не так. Деньги уважают, как старого почтенного дядюшку. И когда необходимо жертвовать на благотворительность, американец легко расстается с нелегко заработанными долларами. Еврейские фанатизм и оголтелость легко привились на российское мессианско-имперское дерево. Еврейские деловитость и желание устроить разумно организованную семейную жизнь органично прижились на протестантском кусте, с его культом порядочности, деловитости и высокого трудового этоса. Мне запомнилась фраза из «Дела Локвудов» Джона О’Хара: «Он достойно нес порядочность американского мастерового, умеющего делать дело и знающего себе цену». На этих мастеровых сто лет держалась американская цивилизация. Именно они помогли СССР разгромить немецкий фашизм, победили в «холодной войне» и слетали на Луну: трудолюбивые, порядочные сдержанные парни, спокойно делавшие свое дело и слушавшие по воскресеньям пастора. 

К восьмидесятым советский миф провонял. Анекдоты о Брежневе больше расскажут о распаде СССР, нежели утонченный Гайдаровский экономический анализ-разнос (ах, какие были анекдоты!). Заметим очевидную деградацию, регрессию мифологии: как плосок, скучен, примитивен коммунистический миф, в сравнении с миром традиционных религий. Всем развитым религиям давным-давно известно, что препятствием к раю на Земле служит неисправимо кривая душа человека, а кто же выпрямит кривое? ― спрашивал еще царь Соломон. А вот Марксу с Лениным это было невдомек. Они, в самом деле, были уверены в том, что, если отнять и поделить, все как-то само собой образуется. Оглушающе пошлая уверенность.

Фото: Известия
Фото: Известия

Состязание с СССР сильно напрягало американские мускулы, смерть СССР привела в американское общество разгильдяйство и расслабленность. Американский мастеровой, умеющий делать дело, вымер, как лошадь Пржевальского. Недавно мне довелось остановиться в пятизвездочном отеле в Сан-Диего, где проходил физический симпозиум. В номере не работало ничего, включая телефон и унитаз. Присланный портье сантехник, ни слова не понимавший по-английски, быстро доломал унитаз и залил номер вонючей жижей. Начал сворачиваться американский миф. Несколько факторов способствовали его разрушению: во-первых, индустриальная и информационная революции резко сократили долю квалифицированного труда в мировом промышленном производстве. Целые профессии вымирают и находятся на пути в Красную книгу: токари, фрезеровщики, шлифовальщики не востребованы. Один современный станок с ЧПУ заменяет батальон квалифицированных рабочих. В недалеком будущем за токарями последуют водители, их прикончит робот «Тесла». Во-вторых, мощные сельскохозяйственные гиганты нанесли удар по становому хребту США — фермерским хозяйствам. В-третьих, новые волны эмиграции из Латинской Америки размыли довлеющее влияние протестантизма в США. В-четвертых, начал подгнивать военно-промышленный комплекс, требовавший умных голов и умелых рук: в самом деле, воевать после развала СССР стало не с кем. Поход направо закончился потерей коня, совершенно бесполезного в ядерной войне. Американская цивилизация растеряла военный драйв, дав деру из Вьетнама и Афганистана. Между тем, американская интеллигенция начала упорно искать униженных и оскорбленных. Они нашлись: афроамериканцы и гомосексуалисты образовали новый американский революционный класс, науськиваемый творческой интеллигенцией на истэблишмент.

Берни Сандерс. Фото: BBC
Берни Сандерс. Фото: BBC

Левая интеллигенция занялась любимым делом: натравливанием бедных на богатых, униженных и оскорбленных на преуспевающих. Реальная борьба за права меньшинств как-то незаметно превратилась в борьбу с трудящимся большинством. Теперь в лаборатории, занимающейся генетикой, ядерной физикой или органическим синтезом, непременно должны присутствовать афроамериканец, лесбиянка и трансгендер. Могут ли они заниматься исследованиями, никого не интересует; миф о равенстве требует жертв. Во главе этого слишком мне знакомого по СССР культа нарисовались знакомые ашкеназские носы и кучеряшки: Берни Сандерс в горячечном, мифотворческом идиотизме представляет собою реинкарнацию Троцкого, столь же очевидную, сколь и тлетворную.

В Америке забродил призрак коммунизма. Теперь русские патриоты могут вздохнуть с облегчением: Сандерсы в мифотворческом раже угробят США вернее, агентов ФСБ, не все ж Троцким поганить Россию. Если еврейская история чему-либо и учит, так это тому, что американские Швондеры станут первыми жертвами восстания масс. И куда же деваться американскому еврею? Только в Израиль. Но Израиль все менее привлекателен для американского интеллектуала с зализанной еврейской фамилией, ибо там в борьбе мифов все более прочерчивается победа Ветхого Завета. Стилистика этого мифа худо сочетается с «отнять и поделить» и борьбой за права гомосексуалистов. Американский, образованный еврей, огорчился и предпочел ассимиляцию. Но мы идем прямо, в Израиль.

Израиль


«Человек — это существо, нуждающееся в тайне (т.е. с жалом бесконечности в душе) и знающее себя смертным»

Мераб Мамардашвили, «Записи в ежедневнике»


Направляясь по прямой дороге в Сион, евреи, следуя былинному предписанию, потеряли голову. Точнее, голова до Израиля не доехала. В начале ХХ века израильский проект выглядел непривлекательно для еврейских интеллектуалов. Я полагаюсь на свидетельства Шимона Дубнова, Исаака Башевиса-Зингера, Зеэва Жаботинского и Шолом -Алейхема, свидетелей вполне проницательных и компетентных. Альберт Эйнштейн, Владимир Хавкин, Макс Борн, Зигмунд Фрейд, Эрих Фромм, Норберт Винер, Джон фон Нейман, Ричард Фейнман, Лео Сцилард, в лучшем случае, проявляли интерес к Израилю, но о том, чтобы связать свою судьбу с сионистским проектом, и не помышляли. Королевство было маловато. Израиль им представлялся непомерно разросшимся Бердичевом. Фриц Габер двинулся в сторону Израиля только после того, как на него накатил тотальный бойкот мирового научного сообщества. Израиль представлялся титанам духа слишком провинциальной, слишком отсталой, слишком восточной страной. Таким он видится еврейским интеллектуалам и поныне, достаточно прочитать воспоминания Сола Беллоу о его путешествии в Израиль; едва ли Беллоу отдавал себе в этом отчет, но для него Израиль был слишком еврейским: жарко, шумно, грязно, лапсердаки, шаббат, кашрут и вообще…. Стоит заметить, что сионистский проект не привлекал и религиозную элиту еврейского народа, видевшую в этом полукоммунистическом проекте прямой путь к ассимиляции. Ясно и выразительно озвучил эти мысли в романе «Пятеро» устами Торика Зеэв Жаботинский: «Бунд и сионизм, если рассуждать клинически, одно и то же. Бунд — подготовительный класс или, скажем, городское училище: подводит к сионизму; кажется, Плеханов это сказал о Бунде — «сионисты, боящиеся морской качки». А сионизм — это уже вроде полной гимназии: готовит в университет. А «университет», куда все они подсознательно идут и придут, называется ассимиляция.

Постепенная, неохотная, безрадостная, по большей части даже сразу невыгодная, но неизбежная и бесповоротная, с крещением, смешанными браками и полной ликвидацией расы. Другого пути нет. Бунд цепляется за жаргон; говорят, замечательнейший язык на свете — я его мало знаю, но экстерны мои, например, цитировали уайтчепельское слово «бойчикль» — хлопчик, что ли — ведь это tour de force: элементы трех языков в одном коротеньком слове, и звучит естественно, идеальная амальгама; но через 25 лет никакого жаргона не будет. И Сиона никакого не будет; а останется только одно — желание «быть, как все народы». Под словами Торика легко подписались бы многие раввины, глядевшие на сионистский проект как на школу ассимиляции. Отметим забавное сходство с советским и американским проектами: отбивая запах форшмака и чеснока, израильские евреи тоже меняли фамилии: Давид Бен-Гурион, Залман Шазар, Ицхак Бен-Цви, Эфраим Кацир, Голда Меир, Шимон Перес, все обзавелись псевдонимами. Герои и творцы мифов, меняя имя, обзаводились новой сущностью.

Рав Авраам Ицхак Кук. Фото: jewish-secret.com
Рав Авраам Ицхак Кук. Фото: jewish-secret.com

В итоге, до Израиля добралась ничтожная, но донельзя пассионарная горстка еврейских интеллектуалов. Среди них: Хаим Вайцман, Ахад ха-Ам, Хаим-Нахман Бялик, Шай Агнон, Мартин Бубер. В союзе с политическим руководством ишува им удалось невероятное: создать и отстоять в тяжких, нескончаемых войнах еврейское демократическое государство. Огромное значение в создании государства имела сионистская позиция главного раввина Израиля, рава Авраама Ицхака Кука.

При создании этого государства произошел невероятный синтез мифов: миф социализма прижился на ветхозаветном древе еврейской религиозности. Этот синтез казался вполне естественным, ибо коммунистический Манифест пророс из яростной этики еврейских пророков, на дух не переносивших социального зла и вознесших права пришельца, сироты и вдовы. Хаим Вайцман, Давид бен Гурион и Голда Меир, будучи уверены в том, что со временем библейский ствол увянет, а социалистические ветви расцветут, беззаботно ностальгически приглашали религиозные партии в правительство Израиля. Между тем произошло прямо противоположное: из синтетического сионистского мифа вымерз социализм, и расцвела классическая еврейская религиозность. Социалистический миф в Израиле протух по целому ряду причин. Как мне кажется, решающую роль в смерти израильского социализма сыграла громадная волна эмиграции из СССР. Советского еврея, слишком свежо помнящего первые отделы, «дело врачей», «куда без очереди?», «в Ташкенте воевал?», «покажи инвалидское удостоверение» и полки, тупо заполненные исключительно морской капустой, тошнило от запаха и вкуса социализма. Новые иммигранты— сефарды тоже шарахались от социалистического ладана. Но дело не только в алие из СССР и стран Магриба. Коммунисты-кибуцники со временем естественно переродились в крупнейших израильских латифундистов, а элита рабочей партии намертво срослась с израильской буржуазией и разжиревшими судейскими чинами. Когда жители северного Тель-Авива и Савьона голосуют за «Рабочую партию» и МЕРЕЦ, то, понимаешь, что Маркс ровно ничего не понимал в политике, ибо электоральная база этих партий исключительно буржуазна, и борьбу за светлые идеалы социализма ведут почему-то люди, по жизни предпочитающие «childfree style», «Вольво», «Мерседес» и отдых на Лазурном берегу.

Судьба социализма в Израиле вынуждает и вообще задуматься о судьбе Проекта «Просвещение», переживающего нелучшие времена не только в Израиле. Проект «Просвещение» принес свободному миру, «золотому миллиарду», три значимых плода: свободное время, дешевое и сытное питание, и атомную энергию. Все три плода оказались преждевременны, проект «Просвещение» разбился о пресную косность масс. Избыток свободного времени породил скуку, от которой ненадолго избавляют наркотики, обильное питание разрешилось краснолицыми, апоплексическими толстяками, а атомная энергия грозит каждую минуту покончить с самим золотым миллиардом. Ветхозаветная религиозность легко справляется с этими проблемами: свободного времени у отца дюжины детей нет, на еду едва хватает куцего жалованья, а об атомной бомбе, пусть думает тот, кто ведает всем мировым хозяйством.

У нас на глазах происходит ожесточенная схватка Ветхозаветного и социалистического мифов, не думаю, что эти последний и решительный бой, отступать никто не намерен. Заметим, что сионистский проект не соблазняет эмигрантов из покойного СССР и поныне. Волны еврейской эмиграции и после образования Государства Израиль плещутся у берегов США, Германии, Австралии и Канады. Для эмигрантов из СССР Израиль излишне ветхозаветен; подумать о том, что именно крушение мифа просвещения вышвырнуло их из социалистического отечества, им недосуг. До Израиля добираются и задерживаются в нем оголтелые единицы, что идет Израилю лишь на пользу; без пассионариев на вулкане не выживешь.

Для жизни человеку, помимо дешевого и сытного питания, необходимо еще и гармонизированное бытие, упорядоченный и понятный мир. Это с одной стороны; а с другой, мятущаяся, противоречивая душа человека жаждет тайны, и не может смириться с конечностью нашего пребывания в мире, жалит душу жало бесконечности, как говорил Мераб Мамардашвили. Человеку хочется одновременно и расколдовать мир, и жить в сказке. И тогда человек творит, рассказывает и утверждает миф. Рациональное постижение жизни совершенно невозможно; будущее нависает над нами темной, непроницаемой громадой. Заметим, что наше будущее еще более непредсказуемо, нежели будущее наших предков, проживавших жизнь в одной вере и чаще всего в одних стенах. В моем детстве и юности не было компьютера, Интернета и смартфона, определяющих жизнь современного человека; в школе, в которой я учился, слыхом не слыхивали о наркотиках, а я еще не вполне дряхлый старец. Я полжизни прожил в СССР, успел пожить в независимой Украине, а сегодня с изумлением обнаружил себя на краю географии, в поселке Рахелим, и по утрам меня будит разрезающий мозг вопль муэдзина. Темп происходящих с нами изменений невероятно ускорился, и чего ждать от ближайшего будущего, совершенно не ясно. Мир вокруг нас меняется, так было всегда, но, если темп этих изменений превышает наши адаптационные возможности, жизнь теряет смысл. Учебники истории, например, в России, полностью переписываются быстрее, нежели учителя успевают их усвоить. Время осознаваемой еврейской истории во много раз превосходит длительность человеческой жизни, и только поэтому, мы можем высказывать осмысленные бытийные суждения. Этим суждениям необходима рамка, имя этой рамки — Традиция; как говорил Авраам Иегошуа Гешель, еврейский Б-г — царь времени, человеку неподвластного времени, пространство человек худо-бедно освоил. В этом времени, у нас на глазах происходят самые невероятные вещи: великий СССР рухнул на головы своих насельников, США прощаются со своим славным иудео-протестантским прошлым. Что в сухом остатке? Непостижимый Израиль.

Эдуард БОРМАШЕНКО

Источник: Заметки по еврейской истории

mnenia.zahavru.co.il

Давид Самойлов: «Мне выпало все…»

 

Давид Самойлов: «Мне выпало все…»

Давид Самойлов с женой Ольгой (Лялей)

Давид Самойлов с женой Ольгой (Лялей)

Давид Самойлов — наверное, лучший поэт в своем поколении, — фронтовик, романтик, лирик, запомнился в образе эдакого Моцарта — тем более он сам этот образ культивировал. Пушкинская традиция — поэт, мыслитель и одновременно вояка-забияка, любимец женщин, вечно окруженный друзьями и фонтанирующий остротами.

Так и видишь Самойлова во главе стола, где его сотрапезники — лучшие люди эпохи, от Ландау с Сахаровым до Окуджавы с Левитанским. Образ, конечно, правдивый, но лишь отчасти — в его собственных дневниках предстает совсем иной человек: скрытный, меланхоличный, полный сомнений. В общем, сокровенный… Столь же двойственной, между прочим, была и его эпоха, так называемый шестидесятые, растянувшиеся на два десятилетия, хотя сейчас те времена представляются нам — по крайней мере, по сравнению с нынешними, — бодрыми, яркими, цельными. Старший сын поэта, Александр Давыдов, писатель, издатель, переводчик, главный редактор журнала «Комментарии», долгие годы задававший интеллектуальную моду для поколения next, подтверждает это, рассказывая об отце как о личности многогранной.

— Александр, я вам сочувствую: тяжелое у вас, видимо, было детство… В том смысле, что вокруг — одни сплошные гении, от которых не продохнуть. Как говаривал голливудский алкаш, писатель Чарльз Буковски — мол, как эти гении надоели с их нотациями…

— Смешно. И отчасти правда, конечно — у детей знаменитых людей, и вправду, случается некоторое отторжение: иные мои сверстники, выросшие в известных семьях, терпеть не могли мир высокой культуры и всё, что с ней связано… Но, может, в интерпретации их родителей этот самый мир культуры не выглядел таким соблазнительным?

— Кто же у вас «жужжал» чаще всего?

— В основном поэты, конечно. Ну и художники заходили, реже — актеры. Часто бывал Борис Слуцкий — ближайший друг отца. Он тогда был, до появления Евтушенко и Вознесенского, самым знаменитым поэтом страны. И Мартынов еще… Его знаменитые стихи о физиках и лириках, неопубликованные стихи о Сталине… Ну и так далее. Заходил, между прочим, и Евтушенко, тогда еще юный. Межиров часто бывал и такой экзотический человек, как Николай Глазков — очень странный, и при этом чрезвычайно привлекательный.

— Такое созвездие и атмосфера, как естественное обрамление жизни, в конце концов, и является школой хорошего вкуса?

— Действительно, критерии были не условные, а безусловные. Я бы в любом случае, как и все дети на свете, — кем бы родители ни были, хоть отпетыми дураками, — считал бы отца и его друзей самыми умными и талантливыми, а маму — самой красивой, но так получилось, что…

— Совпало? Мама и вправду была одной из известных московских красавиц, отец — выдающимся поэтом?

— Ну да, тот случай, когда обычные детские преувеличения оказались абсолютной правдой. И хотя для любого ребенка отец — самый на свете талантливый, определить трудно, кто там талантливей, кто лучше всех. Это время рассудит. Но что уровень был настоящий, это чистая правда, тут не поспоришь.

— Ну и кто, скажите как на духу, на вас чуть ли не в младенчестве произвел самое сильное впечатление?

— Конечно, Слуцкий! Кто же еще. Красивый был мужчина, импозантный, с военной выправкой, командным голосом. Отец по сравнению с ним казался скромным, тихим, незаметным таким. Я даже ревновал к повадке Слуцкого — было обидно за «незаметного» отца…

— А Ахматову помните?

— Нет, врать не буду, она сама никогда не приходила. А вот отец ее бывало навещал. И меня в детстве даже такие мысли посещали, мне тогда лет десять уже было, — напроситься, что ли, с отцом к ней сходить. Каким-то наитием я уже тогда понимал, что это человек какой-то особенный, хотя стихов ее тогда не знал. Но почему-то так и не собрался — жаль, конечно… Так и не увидел ее в жизни ни разу.

— Отец не давил на вас своим авторитетом — ну, невольно, конечно? Как вообще формировались ваши отношения?

— Отношения у нас были негладкие, что и говорить, какими они и должны быть с любой яркой личностью. Отец только издалека, в поверхностном светском общении казался легким, остроумным, всегда милым. Вблизи он представал совсем иным человеком: хотя любил повторять, что, мол, он человек без комплексов, это далеко не так. Людей без комплексов вообще не бывает, это ненормально, отсутствие комплексов, и у отца были свои, очень сложные отношения с действительностью. Много личного, многое с творчеством связано… Так не расскажешь. В общем, полнокровные сыновне-отцовские были у нас отношения, с взаимной любовью, но и с конкуренцией тоже. Вначале я ему подражал, потом, естественно, начал отстаивать свое…

А давить? Даже смешно было предположить, что скромнейший и деликатнейший Самойлов моего детства мог на кого-либо давить, тем более подавлять. Наоборот, я испытывал к нему какое-то жалостливое чувство — таким беспомощным перед жизнью он казался… Да и его тогдашний статус был весьма неопределенный — малоизвестный, не печатающийся поэт. Вот в последние десятилетия своей жизни он изменился едва ли не до полной своей противоположности… Но к тому времени я был уже взрослым человеком.

— В последнее время ваш отец жил в Пярну со своей новой семьей. Действительно ли все было так гармонично, как свидетельствуют очевидцы? Не все, правда, если честно, вы уж извините…

C сыновьями, внуком и невесткой
C сыновьями, внуком и невесткой

— Это да. Последний период жизни Самойлова, когда он переехал в эстонский город Пярну, мемуаристы описывают как сплошную идиллию. Самойлов предстает в их воспоминаниях «мудрецом на покое». Воин, поэт на склоне лет удалился от суетного мира и наслаждается частной жизнью в лоне семьи. Еще в юности отец задумал обширный «роман воспитания» о себе и своем поколении. Замысел не осуществился, но мемуаристы как бы сами дописывали его концовку, эдакий назидательный хэппи-энд. Этот образ возник не случайно: Самойлов его сам творил со свойственным ему артистизмом. Он редко кому открывал душу и тем более к жалобам на жизнь был категорически не склонен. Увы, роман его жизни завершался драматично. «Семейная идиллия» иногда достигала такого накала, что у него были даже попытки самоубийства. Что уж скрывать, коль в некоторых опубликованных воспоминаниях об этом уже сказано? Тогдашняя жизнь, как и нынешняя, враждебна классическим сюжетам.

— А он принял вашу прозу, которую критики упрекают в излишней сложности?

— С уважением отнесся, но и с непониманием, даже раздражением. Видимо, ожидал чего-то другого.

— Чего-то, что являлось бы продолжением «шестидесятничества» — в лучшем, естественно, смысле этого термина, без пародийного оттенка?

— Ну да. Это вообще вопрос существенный, и не только со мной связанный. Он ведь не только мою прозу, но и творчество целого поколения не воспринял — причем, лучших из этого поколения. На самом деле произошел разрыв литературных поколений — и это случилось как-то так тихо и незаметно, где-то в семидесятых… Поэты-шестидесятники наверняка хотели своего продолжения, но увидев, что литература пошла по другому пути, разочаровались и обиделись. Симпатичны им были их эпигоны. Не стану утверждать, что все они бездарны, но ведь это именно что последователи, ничего нового в литературу они не внесли. Настоящие же яркие литературные личности — такие, как Иван Жданов, например, — поколением шестидесятников не воспринимались… К сожалению…

— Тем не менее, я слышала, что он высоко ценил Бродского?

— Они практически одновременно начинали, хотя Бродский вошел в этот круг совсем юношей. Несмотря на это, Самойлов для него был мэтром. Познакомились они через Ахматову — и надо сказать, Анна Андреевна высоко ценила обоих. У меня, между прочим, сохранились письма Бродского к отцу. Кстати, приятно, что и обо мне там есть пара приязненных слов, хотя, как я уже говорил, как раз Бродского я в раннем детстве даже не заметил. Интересные письма: с одной стороны, Бродский обращается к отцу как младший к старшему, уважительно, с другой — пытается дерзить, отстаивая свою независимость.

Вообще отец сразу его оценил: у него в дневнике есть такая фраза — приходили, пишет, ленинградские поэты и один из них, имел в виду Бродского, — настоящий талант. И дальше сетует: мол, какой он неприспособленный к жизни, дай Бог ему выжить хотя бы физически… Вот тут он Бродского недооценил. Когда я своим друзьям-поэтам про этот отцовский пассаж рассказывал, они в голос смеялись.

— Самойлов, кажется, и с Окуджавой дружил? Вы его помните по своему детству?

Булат Окуджава
Булат Окуджава

— Еще бы не помнить! А сдружились они в дачном поселке Литгазеты, был такой, там летом сотрудники газеты жили, а зимой любой писатель мог снять там домик. Вот на этих дачах — я на всю жизнь запомнил — собиралось действительно блестящее общество, будущие знаменитости, тогда еще молодые: Левитанский, Корнилов, Окуджава, Винокуров, Войнович, Сарнов и многие другие. В те времена слава Окуджавы только-только начиналась. Мы снимали дачу вместе с Левитанским, который с ним тесно общался. …И вот как-то, помню, поднялась вдруг неимоверная суета: как выяснилось, Окуджава, снимавший соседнюю дачу, обещал прийти попеть. А поскольку тусовки всегда поздно начинались, меня, само собой, погнали спать…

Я, видимо, думал, что придет эдакий романтический юноша в кудрях, а приехал пожилой (как мне тогда казалось), уже лысеющий, небольшого росточка, хмурый такой человек…. Помню, я долго не мог простить ему своего разочарования.

— А сколько вам тогда было?

— Ну, лет десять, наверно. Постепенно я, конечно, свыкся с обликом Окуджавы, но не сразу, далеко не сразу. «Обида» долго во мне сидела. Кстати, могу сообщить вам одну интересную историко-литературную деталь: Окуджава с Самойловым вместе написали пьесу, верней, почти ее дописали… Она, правда, бесследно исчезла, по крайней мере, в архивах не обнаружена. Мне довелось стать одним из трех ее читателей, вернее, слушателей. Теперь я остался единственным … А дело было так: жены драматургов решили выяснить, что там пишут их мужья. Жена Окуджавы выкрала тщательно скрываемый от посторонних экземпляр пьесы, и они с моей мамой читали ее вслух по очереди, а я был единственным слушателем. Там обыгрывается идея двойника, и интересно, помню, обыгрывается. Кстати, вдохновившись тем, что наши отцы пишут пьесу, мы с Игорем Окуджавой, сыном Булата Шалвовича — отличный был парень, между прочим, чуть меня моложе, — решили составить им конкуренцию. Правда, наша с Игорем пьеса дальше одной строчки не пошла. Строчка была такая: «За столом сидит компания. Входит пьяный Левитанский. Все встают, Левитанский падает». Тут-то наше вдохновение и иссякло.

Булат Шалвович через год-два развелся с мамой Игоря, очень симпатичной женщиной, которая вскоре умерла… Грустная история… И Игорь рано умер, успев, впрочем, оставить след в истории русского рока…

— Но пока этого не произошло, все было безоблачно — вы писали пьесы с Игорем, отец — с Окуджавой.

— И все это — в такой суете и толкотне, не приведи господи. Мама, — гостеприимный вообще-то человек — смертельно иногда уставала от этого. Она как-то не поленилась и посчитала, сколько народу прошло через нашу дачу за одно воскресенье. Получилось — без малого сто. Правда, это уже не на литгазетовской даче происходило, а на нашей собственной, в Мамонтовке. В Мамонтовке тоже было весело, кругом снимали дачи друзья родителей, да и из Москвы к нам часто наезжали. Помню визит Евтушенко: сейчас даже трудно представить, какой сенсацией это тогда было. Если бы сейчас к кому-нибудь на дачу Пугачева пожаловала бы, то даже ее визит не прозвучал бы так сенсационно. Евтушенко тогда только что с Кубы вернулся и был в сомбреро, в джинсах, а меня угостил жевательной резинкой, заморской штучкой, еще неизвестной в наших краях. Я, признаться, тогда не понял, в чем, собственно, прелесть этой дряни.

— Короче говоря, светская московская жизнь перемещалась летом на дачу. Ну а зимой? Затишье?

— Какое там! Как ни странно, те времена — по сравнению с нынешними — были гораздо более светскими. Сейчас и в театр ходят в джинсах и свитере, а тогда даже в ресторан ходили в вечерних платьях. Импорта еще не было, платья заказывали знаменитым московским закройщицам. Хотя я мальчишкой тогда был и интересовался совсем другими вещами, мамины платья, парчовые или панбархатные, необыкновенно красивые, до сих пор помню.

— Простите, а откуда у мамы были такие средства — отец ведь тогда не мог столько заработать?

Ольга Фогельсон
Ольга Фогельсон

— Зато мамин отец был знаменитым в то время профессором-кардиологом. Он и снабжал маму средствами, чтобы она выглядела по-королевски. Правда, выдавая очередную порцию денег, дед принципиально подчеркивал — вот, мол, тебе на наряды, остальное пусть муж обеспечивает. Отца это даже обижало отчасти… И потом, нужно было отчитываться — платьями… Ну конечно, дед не мог так уж подробно вникать, что почем, и мы на эти деньги еще и жили, но платья тоже шились часто.

— Знаменитый кардиолог, профессор, согласился выдать красавицу-дочь за безвестного и бедного молодого человека?

— А он, в принципе, к отцу с симпатией относился — такой милый парень, бесперспективный, конечно, ясное дело, бездельник и богема. Воспитанный на русской классике, стихов отца он не воспринимал и считал это несерьезным занятием. Но тогда, знаете ли, было не принято вмешиваться. Хотя дед, как честный человек, предупредил отца, сказав ему, что, дескать, быть мужем красивой женщины нелегко. И оказался, по сути, прав…

— Вообще интересно, как это отцу, которого, как вы утверждаете, многие превосходили — по части мужской повадки хотя бы — удалось жениться на первой красавице Москвы?

— Ну, обаяние, конечно, остроумие, какая-то брызжущая одаренность… И потом, он так отчаянно влюбился, что это тоже наверняка произвело впечатление.

— А мама?

— А мама, такая лениво-величественная, «спящая красавица», как ее называли, благосклонно принимала поклонение, никого особо не выделяя.

— Но выбрала все же отца? Как это произошло?

— Он мне потом рассказывал, как «переиграл» своего главного конкурента. Как-то они втроем сидели в ее маленькой комнатке: был жуткий холод, в послевоенные годы в Москве плохо топили, — а у соперника было хлипкое пальтецо. На отце же — теплая летная куртка, которую он с войны привез. Трофей, благодаря которому, возможно, и я на свет появился. Эта куртка всё и решила. Тогда другие нравы были, при даме не принято было сидеть в пальто, ну а в куртке — сам бог велел, даже стильно. Так вот, отец видит, что его конкурента трясет от холода и говорит: «Ну что, надоели мы Ляле, пойдем уже». Конкурент даже обрадовался, побежал в прихожую пальто свое надевать… А отец, демонстративно взглянув на часы: «У меня есть время, я, пожалуй, еще посижу». В этот же вечер и произошло решительное объяснение.

— И кто был этот конкурент?

— Бахмутский Владимир Яковлевич.

— О Боже! Мой любимый преподаватель истории зарубежной литературы во ВГИКе! Надо же! Это он мог бы помешать вам родиться. Но, видимо, виной всему не только отцовская куртка. Наверно, ваша мама все-таки разглядела в нем перспективу — духовную, имеется в виду, не материальную же.

— Вероятно, вы правы. Красавицам — такова уж их доля — обычно приписывают глупость, но мама как раз была еще и умным человеком. Отец это сразу понял — в своей ранней поэме написал о ней: «А девочка была умна, а девочка была красива…» Заметьте — «умна» впереди. По крайней мере, интуиция ее не подвела: все ее многочисленные ухажеры, не последние люди, все же не того уровня.

Окончание следует

С сыном поэта Давида Самойлова, Александром Давыдовым, беседовала Диляра ТАСБУЛАТОВА

Фото: Личный архив Александра Давыдова, Виктор Перелыгин; FOTODOM

Story.ru

«Незаполненный чек» американской помощи Украине

 

«Незаполненный чек» американской помощи Украине

Фото: ria.ru

Фото: ria.ru

В советском анекдоте времен брежневского застоя художник приносит на одобрение свою новую картину «Ленин в Польше». На холсте изображён уже знакомый по предыдущим полотнам на эту тему ленинский шалаш в Разливе, а из шалаша торчат четыре ноги. «Это чьи ноги?» — спрашивает член комиссии. «Надежды Константиновны и Феликса Эдмундовича», — поясняет художник. «А Ленин где?» — интересуется другой член комиссии. «А Ленин в Польше», — отвечает художник.

О недавнем визите в Польшу нашего президента такого, конечно, не скажешь, но его пятичасовой марш-бросок в Киев был законспирирован не хуже ленинского. Под вой сирены воздушной тревоги, которую некоторые злопыхатели считают фейком, президенты Байден с Зеленским в окружении автоматчиков прошлись по центру Киева, отдали положенное памяти погибших украинцев, побеседовали наедине и на людях, обнялись, как два боевых товарища, и обменялись заверениями помогать друг другу, один — материально, а другой — морально. Байден дал Зеленскому еще полмиллиарда долларов на войну с Россией, а Зеленский назвал его визит «чрезвычайно важным знаком поддержки для всех украинцев». По данным Госдепартамента на 19 января этого года, «общий объем военной помощи США Украине достигнет беспрецедентного уровня в размере примерно $27,5 млрд с начала работы этой администрации». Добавим сюда еще полмиллиарда, при нашем бюджете на 2023 финансовый год в $5,8 триллиона и госдолге, который в прошлом году перевалил за $6 триллионов, это что республиканскому слону дробинка, а ослу демократов морковка.

Вернувшись в Вашингтон, Байден быстро разобрался с наросшими за эти дни внутренними проблемами, вроде железнодорожной катастрофы в Огайо, а тем временем наши госдеп, минфин и минторг приготовили России к годовщине ее вторжения в Украину пакет новых широкомасштабных санкций против ее компаний, чиновников, военных и пропагандистов, а также против иностранных компаний, помогающих России уходить от санкций и поставляющих в Россию вооружения. Под ограничения подпали руководители 48 российских регионов, а также девять министров, включая глав Минкультуры, МЧС, Минспорта, Минэнерго и Минсвязи. В отношении 1 219 представителей вооруженных сил России введены визовые ограничения. В санкционном списке минфина 83 юридических лица, включая 11 российских банков, и 22 физических лица, включая вице-премьера Татьяну Голикову, куратора Запорожской АЭС Олега Романенко и телеведущую Ольгу Скабееву, которая с мужем и коллегой Евгением Поповым ведут на федеральном канале Россия-1 ток-шоу «60 минут», отстаивая и пропагандируя позицию Кремля.

Тем временем у нас стали обсуждать не вчера появившуюся тенденцию считать помощь Украине не то чтобы излишней, а чересчур бесконтрольной. Тенденция эта была немедленно политизирована и инициирована республиканцами, которые связали ее с критикой президента Байдена, у семьи которого были деловые связи с Украиной, и самой Украиной, как ранее признанной тем же «коллективным Западом» государством дружественным, но коррумпированным. В воскресенье в программе «This Week» (ABC) выступил техасский республиканец Майкл Маккол, новый глава комитета Палаты представителей по международным делам. Отвечая ведущей Марте Раддаз, он сказал много чего нового, в частности назвав «ложным выбором» обсуждение, что Америке нужнее: помогать Украине или сначала самой себе. Речь в данном случае шла о некоторых законодателях— республиканцах, вроде сенатора Джоша Хоули, который на прошлой неделе заявил, что президенту Байдену следовало бы не посещать Украину, а сначала слетать в Огайо, где 3 февраля в деревне Ист-Палестайн в 40 милях от Питтсбурга сошли с рельсов 20 товарных вагонов и разлился ядовитый газ винилхлорид. «По-моему это ложный выбор, — сказал 61-летний Маккол, который слетал на Украину вслед за Байденом. — По-моему, президенту следовало посетить Огайо, где у нас разлились химикаты, но это не значит, будто нам не важно, что происходит в ведущейся сейчас борьбе за глобальный баланс сил. Мы не видели ничего подобного со времен поколения моего отца во Второй мировой войне: крупнейшее вторжение в Европе, крупнейшая угроза на Тихом океане со времен Второй мировой. Мы не можем игнорировать это, сунув головы в песок, в таком случае русские останутся на границе с Польшей, а председатель Си захватит Тайвань. По-моему, для нас важно и то, и другое. Мы ведь великая страна».

Майкл Маккол. Фото: golosameriki.com
Майкл Маккол. Фото: golosameriki.com

Мария Раддаз сообщила Макколу результаты недавнего опроса, который провели ее канал и газета Washington Post, установив, что половина республиканцев считают нашу помощь Украине чрезмерной. Маккол согласился, что энтузиазм этой поддержки пошел на убыль, но потому, что конфликт тянется «слишком долго», и «мы не даем им системы вооружений, которые им нужны». Тем не менее, продолжал Майкл Маккол, не согласный с сенатором Хоули, по его мнению, в основном Конгресс за эту помощь, а просто хотелось бы знать, на что, куда именно и насколько разумно идут деньги наших налогоплательщиков. «Как бы поступил Рейган? Я бы так спросил моих коллег, — продолжал Маккол. — Что бы он сделал? Он прикончил Советский Союз. Думаю, что он бы выступил за свободу и демократию».

Далее Майкл Маккол выразил надежду, что республиканцы и демократы Конгресса сообща надавят на Белый дом и добьются передачи украинцам долгожданных ими дальнобойных ракет и многоцелевых истребителей F-16, которые дадут украинским военным возможность не столько обороняться, сколько нападать. «Если дать им то, что они могут реально использовать и чего просят, они победят, — пояснил Маккол. — А пока мы медлим и мямлим, все затягивается, что на руку Путину». Как опять же говорено-переговорено на всех уровнях, военные действия на территории Украины называются гибридными, косвенными, союзническими и какими угодно еще, но в пределах этой несчастной страны, которую Путин за непослушание уничтожает артобстрелами и авианалетами. Следовало бы втянуть НАТО в войну и ждать от Путина таких же артобстрелов и авианалетов на Париж, Берлин и Лондон, а это Третья мировая война, которая, по мнению многих, уже идет, только не прямо, а криво. В конце прошлого года в одном из интервью президент Зеленский предупредила, что «там (в России) должны знать, что если будет удар по Банковой (улица, где в Киеве расположен офис президента — А.Г.), то будет и удар там, где ты находишься», правда, затем от таких крайностей отошел. По данным западных источников, сейчас на территории Украины находятся примерно 320 тыс. российских военных и еще 150-250 тыс. в резерве на случай ожидаемого весеннего наступления. Списочный состав украинских вооруженных сил на 2023 год примерно полмиллиона человек, из которых на действительной службе примерно 200 тысяч. С обеих сторон комбатантам помогают иностранцы, со стороны России головорезы-наемники, а со стороны Украины гуманисты-интернационалисты. При масштабах западной помощи и заверений западных лидеров помогать, пока это будет необходимо для победы, все идет к тому, что каждый украинский солдат получит по западной ракете и пушке ограниченной дальнобойности.

В воскресенье Мария Раддаз спросила Майкла Маккола, могут ли российские ПВО сбивать наши the F-16, и тот ответил, что могут. В той же программе принял участие советник Бадена по национальной безопасности Джейк Салливан, который сказал, что эти истребители и ракеты большей дальности не то, что сейчас нужно Украине по сравнению со «средствами наземного маневрирования» для «де-оккупации» южных и восточных районов страны. Майкл Маккол настаивал на своем, а когда Раддаз спросила, как законодательно обязать Байдена предоставить Украине то, что она просит, а точнее, требует, ответил, что «мы можем включить в билли о расходах приоритеты определенным системам вооружений, и намерены делать это». Китайскую угрозу он тоже не обошел и назвал «нечестивым союзом» сближение Си Цзиньпина с Владимиром Путиным и их предстоящую встречу по части возможных поставок России оружия, включая беспилотники. «Сегодня это Украина, а завтра может быть Тайвань», сказал он, не сказав ничего нового. Новое действительно сказать трудно, а старое не работает. Предстоящие соперники-однопартийцы Трампа, бывшие послы США в ООН Ники Хейли и Джон Болтон, бывший вице-президент Майк Пенс, бывший госсекретарь и директор ЦРУ Майк Помпео и сенатор Тим Скотт считают иначе. Флоридский губернатор Рон Десантис, которого прочат в основные соперники Трампа, по поводу масштабов помощи Украине пока не высказался, но в недавнем интервью каналу Fox News сказал, что по этой части у Байдена нет «стратегической цели». Новый спикер Палаты представителей республиканец Кевин Маккарти осудил «незаполненный чек» (“blank check”), как стали называть намерение Байдена тратить на помощь Украине неограниченные суммы. На стороне Байдена остаётся 81-летний лидер сенатских республиканцев Митч Макконнелл, но позиция Трампа в его партии не так сильна, как ему кажется, хотя слово «кажется» к Трампу не применимо, и в своих намерениях он всегда уверен. Вот и о намерении стать 47-м президентом, уже побывав 45-м, он объявил, будучи уверен в победе.

«Король и Шут» — сериал о Горшке и Князе, которые путешествуют по двум страшным мирам: сказочному королевству и России 1990-х И это приключение захватывает!

 

«Король и Шут» — сериал о Горшке и Князе, которые путешествуют по двум страшным мирам: сказочному королевству и России 1990-х И это приключение захватывает!

17:51, 4 марта 2023
Источник: Meduza
Кинопоиск

На «Кинопоиске» вышли первые два эпизода сериала «Король и Шут» — байопика, снятого Рустамом Мосафиром вместе с шоураннером Дмитрием Нелидовым. Историю легендарной российской панк-группы, которую в последние годы вновь слушают чаще, авторы делят на две части: в одной фронтмены Горшок и Князь живут в России девяностых и нулевых, в другой — пытаются спасти принцессу от колдуна в выдуманном королевстве. Об одном из самых любопытных отечественных телепроектов последнего времени рассказывает культурная обозревательница Ирина Карпова.

После успешного концерта на большой петербургской арене («Мы „Юбилейный“ собрали, мы великие, по ходу!») фронтмен панк-группы «Король и Шут» Михаил «Горшок» Горшенев (его играет Константин Плотников) крушит гримерную, а потом идет облегчиться. Забравшись на рекламный щит и осуществив свое намерение, он решает, что пришло время шагнуть в вечность — прыгнуть с высоты птичьего полета на асфальт, ведь круче все равно уже не будет.

Мысль покончить с собой пришла к Горшку не одна, а в сопровождении шута с того самого рекламного плаката — символа группы (его играет инфернальный и смешной Евгений Ткачук). Этому призраку белой горячки, закусывающему по ходу разговора мертвыми воронами, почти удается уговорить Горшка сделать решающий шаг в пропасть, но на билборд под проливным дождем забирается второй лидер группы — Андрей «Князь» Князев (Влад Коноплев). В этой точке новый сериал «Кинопоиска» начинает кружиться и пестреть яркими флешбэками из истории петербургских панков. Когда у Князя заканчиваются аргументы, он начинает петь: «За столом сидели мужики и ели…»

Сериал «Король и Шут» уже посмотрели 410 тысяч подписчиков онлайн-платформы — это лучший старт проекта за всю историю онлайн-кинотеатра (предыдущий рекорд — у «Лиги справедливости» Зака Снайдера). Создатели сериала решили не мудрить, не нарушать каноны биографического жанра — и назвали свою историю по имени панк-коллектива, о котором она рассказывает (так же делали авторы «Шаляпина», «Вертинского», «Людмилы Гурченко» и других отечественных байопиков). Но это решение — единственное, что роднит «КиШ» от «Кинопоиска» с другими российскими сериалами о поп-звездах. 

Кинопоиск

Сказать, что сериал панкует, было бы не совсем верно. Панк — это мешанина и анархия, в то время как сериальный «Король и Шут» — это образец сторителлинга, со строгой композицией и соблюдением принципов драматургии: зрители будут замирать и выдыхать в нужных местах, а все вывешенные ружья выстрелят там, где полагается. Две сюжетные линии — в настоящей и параллельной реальности — переплетаются и дополняют друг друга, музыкальные номера занимают ровно столько времени, чтобы послать в зрителей заряд кишевской энергии, но не затормозить развитие сюжета. 

Неизвестно, кто придумал поместить героев сразу в две реальности — Россию девяностых и нулевых и в сказочный мир с колдунами и упырями, собственно мир песен «Короля и Шута», — режиссер Рустам Мосафир, сценарист Дмитрий Лемешев или шоураннер Дмитрий Нелидов («Фандорин»«Пищеблок»). Но идея явно оправдала себя. Смесь сказки, музыки, панка, юмора и нелинейное повествование делает «Короля и Шута» особенным — трудно представить, сколько биографий можно было бы экранизировать именно так: не просто «родился, творил, был Очень Сложным Творческим Человеком», а с погружением во вселенную, созданную самим артистом.

Кинопоиск
Кинопоиск

Чтобы смотреть «КиШ», совершенно не обязательно знать, слушать и любить творчество группы. Скорее сериал может не понравиться тем, кто не дружит с жанром фэнтези, а также зрителям с повышенной брезгливостью, непереносящим сальные шутки. Все-таки это история панков — не обойдется и без разговоров, например, про блевотину.

Юмор в сериале, пусть иногда почти вопиюще вульгарный, тем не менее очень живой, честный и острый. Учащиеся на художников-реставраторов Горшок и Князь приходят красить аудиторию в консерватории, где их немедленно встречает женщина с синдромом вахтера. Увидев их лица, она провозглашает: «Вышли вон, пролетарии!» Или другой эпизод: «Девушка, вам зубы случайно не попадались?» — спрашивает студентку консерватории невозможно обаятельный Горшок (у него нет передних верхних зубов). «В заднице у себя поищи», — отвечает ему строгая с виду девушка. 

В двух первых вышедших сериях пока нет рефлексии о причинах популярности группы, как и типичного рассказа о «тяжелой жизни в девяностых». Это сообщает сериалу универсальность — мы чаще наблюдаем такой подход в проектах Netflix и HBO, когда рассказываемая история важнее, чем место, где она происходит. В ее сердцевине дружба и соперничество фронтменов группы — Горшка и Князя. Князев показан как более рассудительный и готовый к компромиссу талантливый художник, придумавший изображение кишевского шута. Тогда как Горшенев — воплощение слабоумия и отваги, свое дартаньянство он демонстрирует в одной из сцен, держась за турник только зубами (недолго). 

Несмотря на показное разгильдяйство Горшка и фактическую аполитичность сериала, он все-таки посылает зрителям сигналы, свидетельствующие, что создатели шоу точно понимают, в какой точке времени и пространства они сами сейчас находятся. Неонацисту, покрытому татуировками с коловратами, пришедшему на концерт, Горшок говорит: «Какой же ты патриот, если зигуешь». Еще раньше он размышляет о Кропоткине, анархии и о том, нужно ли вообще людям государство.

Кинопоиск
Кинопоиск

Монеточка в интервью Юрию Дудю рассказывала, что послушала песни «КиШа» и уже взрослой восхитилась их сюжетами, хотя в двухтысячных их творчество ассоциировалось у нее только с одноклассником, который, по словам Монеточки, «не очень часто мылся и странно себя вел». «Какие-то мужики пишут сказки про колдунов! Это же великолепно!» — говорит Монеточка. «Под кайфовую музычку», — резюмирует Дудь. У поколения 30-летних сериал о панках-аутсайдерах точно должен вызвать волну ностальгии по их школьным и студенческим временам, слушали они «КиШа» или нет.

Песни о колдунах и вурдалаках действительно невероятно заразительны. Интересно и то, что сама музыка — драйвовая, зажигательно-веселая — заставляет не обращать внимания на тексты песен (автор большинства из них — Князь), которые сегодня воспринимаются совершенно иначе. Стала бы сейчас хитом композиция о манипуляторе, который грозится убить себя, прыгнув со скалы? А мужики вообще съели жену конюха, убитую им. Карнавальность и треш сливаются в творчестве «КиШа», их песни будто созданы для праздника перед апокалипсисом («Апокалипсис» — одно из потенциальных названий группы; еще они хотели назваться «Зарезанный одуванчик»). Напоминает этот сериал и музыкальную сказку вроде «Красной Шапочки» или «Буратино» (да простят за это сравнение музыкальные критики и фанаты группы) — только в сказочном мире Горшка и Князя Красная Шапочка уже поела мухоморов и скоро встретит колдуна. 

Король и Шут | Трейлер | Премьера 2 марта только на «Кинопоиске»
Кинопоиск Премьеры

В параллельной реальности Горшок и Князь должны освободить принцессу, как раз колдуном похищенную. Удастся им это или нет, расскажут следующие серии — новые эпизоды будут выходит раз в неделю. Но уже сейчас понятно, что сериал не боится прикоснуться к тьме, не скрывает наркозависимости Горшенева (фронтмен «КиШа» умер в 2013 году в возрасте 39 лет, и сериал жестко высказывается об этом уже в первой серии — устами провокатора-шута) и оставляет зрителей в приятном напряжении. Сложно предсказать, что еще учудят эти панки и куда занесет их судьба, в которую они так сильно верят.  

ПОЧЕМУ ГРУППУ ВНОВЬ СТАЛИ ТАК ЧАСТО СЛУШАТЬ? ОТВЕЧАЕТ ПОКЛОННИК «КИШ» РОДИОН ЧЕПЕЛЬ

Внимание, это текст про «Короля и шута» на «Медузе» В 2021 году группу стали слушать в четыре раза чаще. Что произошло?

год назад

Ирина Карпова

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..