воскресенье, 11 сентября 2016 г.

НАКАНУНЕ ТРАГЕДИИ

В последнюю осень

0
До трагических событий, расколовших русско-украинский мир, ещё оставалось несколько месяцев
Рами ЮДОВИН
— Молодые люди, — обратился к нам двадцатилетний зазывала. – На «Ближак» или «Золотой»  не желаете?
— Небо потемнело, — заметил я.
— Пахнет штормом, — добавила моя спутница.
— Нет, нет, — уверял зазывала. – Разве вы не видите, что ялик не качает.
— Разве вы не видите, что это бухта, — огрызнулся я.
— Да бросьте вы. Гляньте на название – «Фартовый».
— Врунгеля смотрел в детстве?
— Слышал. Только не Врунгель, а Врангель — белый генерал, — блеснул познаниями юноша.
— Был ещё и адмирал, — пробормотал я. – Ты мне лучше ответь, что за название «Богмар»? Неужели в честь Боба Марли?
— Не знаю такого. Нерусский поди, — парнишка хитро взглянул на меня. — «Богмар» — означает «Богоматерь». Хорошая яхта. Рекомендую, но сейчас только «Фартовый».
—  Ладно.
— Прошу вас! – парень сделал широкий, театральный жест.
В лодке о чём-то спорил с капитаном мужчина, который демонстрировал на обнажённом торсе корабельные снасти и русалку по имени Валя. Он осмотрел нас уже остекленевшим взглядом, подмигнул, один глаз закрылся, но почему-то открываться не спешил.
— Петрович, — мужик снова пристал к капитану. Ну нету денег, а ехать надо. Хошь водки, у меня ещё треть бутылки, отлей себе половину.
— Пошёл ты на х**, — ответил суровый, морской волк. – Серый, сиди смирно и к пассажирам не приставать!
— Яволь, майн фюрер! – вскинул руку Серый.
К нам присоединилась, судя по браслетикам на запястьях, группа туристов: молодые парни и уже раздетые до ниточек бикини умопомрачительной красоты девицы, с трудом помещающимися в лодку ногами.
Закрытое веко Серого открылось, он быстро напялил тельняшку-безрукавку, прикрыл русалку и дрожжевое пузо, выдававшее в нём любителя местного алкогольного напитка в пластиковых бутылках, по какой-то причине называемого пивом.
К моему удивлению, молодые люди говорили по-украински, очень бегло, без запинки.
Серому это явно не нравилось.
— Вы б…ь откуда? – спросил он.
Молодёжь вопрос проигнорировала.
Между тем, по требованию капитана, пассажиры равномерно рассаживались по бортам лодки, создавая нужный баланс.
Лодка выруливала, заморосил тёплый дождик.
Капитан хмурился, казалось, он сомневался, но деньги за проезд уже собрали:
— Пока не причалим – никто не встаёт, не ложится на дно, упирается спиной в борт, прячем мобильники поглубже в сумки.
— Мне страшно, — прошептала подруга. – Два моих дяди здесь утонули.
— Сегодня мы не умрём, в этом я уверен, но будет весело, — пообещал я.
— Вибачте. Ви не мисцевий? – наклонилась ко мне обладательница естественного бюста четвёртого размера.
— Извините? – переспросил я и покраснел.
— Краля интересуется, откуда вы? – перевёл татуированный полиглот.
— Переведи ей, что из Хайфы, — пусть гадает где это, решил я.
— Не треба переводити, я разумею.
— Вы по-русски не говорите? – спросил я.
— Не говоримо! – хором закричали украинцы и засмеялись.
— Чаму? – я вспомнил белорусский.
— Мова окупантив! – и снова заржали.
— Вот же гады! – не выдержал Серый. – Сами вы окупанти! Какого хера припёрлись в наш, б…ь, город-герой? У нас на мове не балакают.
— Крим – це Украина! А в Украини треба говорити по-украинськи! – перекрикивая шум волны, заорал бородатый парень.
— Выйдем на берег, покажу вам, бандеровцам! – Серый одним залпом допил бутылку, его расшатанная нервная система жаждала добавить.
— В Израили говорять на иврити, чому в Украини не повины говорити по-украиньски?
— У нас не все говорят на иврите, а те, кто хочет и может. Русская речь никому не мешает.
Капитан решил разрядить нервную обстановку и врубил музыку.
«Родина.
Еду я на родину,
Пусть кричат — уродина,
А она нам нравится,
Хоть и не красавица,
К сволочи доверчива,
Ну, а к нам — тра-ля-ля-ля…»
Украинские туристы вытащили домашнюю горилку, сразу видно, воспитанные ребята, дамам разлили жидкость по пластиковым стаканам, а сами хлебали из горла. Предложили нам. Я лишь попробовал: «Кому-то надо быть трезвым в шторм».
Лодку подбрасывало сильной волной вверх и резко с замиранием сердца мы падали вниз.  Девицы визжали, парни быстро накачивались, дорогая вцепилась мне в руку, а я почему-то улыбался, мне нравилась эта чуть ли не евангельская история. Может стоить подняться со своего места и закричать волне: «Прекратииии!!!» Но капитан не велел вставать.
Закончилась «Родина» и заиграла очень подходящая для нашего случая песня.
 «В последнюю осень ни строчки, ни вздоха.
Последние песни осыпались летом.
Прощальным костром догорает эпоха,
И мы наблюдаем за тенью и светом.
В последнюю осень
Голодная буря шутя разметала
Все то, что душило нас пыльною ночью.
Все то, что давило, играло, мерцало
Осиновым ветром разорвано в клочья.
В последнюю осень»
Все разом подхватили, и русские жители Севастополя, украинцы из Львова и даже израильтянин из Хайфы.
«Ах, Александр Сергеевич, милый —
Ну что же Вы нам ничего не сказали
О том, как дышали, искали, любили,
О том, что в последнюю осень Вы знали.
До трагических событий, расколовших русско-украинский мир, ещё оставалось несколько месяцев.
Трудно поверить, что совсем недавно мы чуть не погибли в одной лодке, хлестали из общего горла самогон под песню русского поэта, родившегося в украинско-татарской семье.
«Остались дожди и замерзшее лето,
Осталась любовь и ожившие камни…»
ИСРАГЕО 

НЕРАСКРЫТАЯ ТАЙНА ХХ1 ВЕКА

Нераскрытая тайна XXI века

Пятнадцать лет назад теракты 9/11 создали новую мировую действительность, правила поведения для которой так и не найдены.


Человечество будет расплачиваться за ошибки прошлого до тех пор, пока не осознает, что происходит сегодня.© СС0 Public Domain
Подлинным началом нынешнего столетия справедливо считается 11 сентября 2001 года. До этого еще можно было по инерции толковать об окончательной победе либерализма в планетарных масштабах и о благополучно наступившем «конце истории». После — даже самые неосведомленные и недалекие интеллектуалы ни о чем подобном говорить уже не решаются.
Вот уже 15 лет мир живет иначе. И притом весь мир, а не только США, Европа и Большой Ближний Восток (ББВ).
Как это повлияло на историческую траекторию нашей державы — разговор отдельный. Но гигантская разница между сегодняшней Россией и Россией 1990-х объясняется не только тем, что сменились правитель и правящая каста, а нефтяной бум 2002-го — 2014-го до того, как закончился, успел принести нашему режиму несколько триллионов долларов.

Ничуть не меньше сказалось и то, что после 9/11 совсем другими стали политико-идеологические координаты, в которых живет наша страна. Уже полтора десятилетия к нам идут из внешнего мира принципиально другие импульсы, мало похожие на те, что поступали в 90-е годы.
Однако посмотрим на этот внешний мир. Вот цепочка событий, которые принято считать вытекающими одно из другого.
 — Сентябрь 2001-го. Джихадистские теракты против США. Три тысячи погибших. Президент Буш объявляет «войну против терроризма»
 — Вторжение коалиции во главе с Соединенными Штатами в Афганистан (конец 2001-го).
 — Вторжение примерно той же коалиции в Ирак (2003-й).
 — Признание западным, в том числе американским, общественным мнением этих акций ошибочными и почти полный вывод американских и коалиционных войск из Ирака (закончился в 2011-м) и Афганистана (закончился в 2013-м).
 — «Арабская весна» (началась в 2010-м) — серия революций, которая привела, помимо прочего, к распаду Ливии (в 2011-м) и началу внутренней войны в Сирии (с 2011-го).
 — Возникновение и подъем джихадистского квазигосударства на обломках Ирака и Сирии (в 2013-м — 2014-м).
 — Миграционный кризис в Европе и сопутствующие ему вспышки террора исламистов (с 2015-го).
 — Волна ксенофобии и изоляционизма на Западе (с 2016-го) — Brexit, подъем автократов и популистов в Европе, необычная атмосфера президентской кампании в США.
А теперь обратимся к вопросу, на который принято давать лукавый и нечестный ответ.

Действительно ли взрыв тоталитарного исламизма на Большом Ближнем Востоке был вызван неуместным вмешательством в тамошние дела Запада или, того проще, воинственностью некомпетентного Буша?
Примитивность этого объяснения бьет в глаза. Взрыв тоталитарных страстей в огромном регионе — слишком грандиозное явление, чтобы выводить его из чьих-то личных капризов и ошибок. Сравнение джихадизма XXI века с европейской Реформацией XVI века хоть и сильно хромает, но все-таки куда глубже сведения исторических сдвигов к каким-то там политическим интригам или чьим-то военным экспедициям.
Джихадизм возник, потому что созрел. И 11 сентября нанес удар по тем, кого люто ненавидел. Странно, если бы США не ответили. Режим талибов в Афганистане был приговорен.
Другое дело, что ни высшее американское руководство, ни тамошний политический класс, ни народ Соединенных Штатов не понимали, как устроен ББВ и куда он движется. Отсюда и утопический проект свержения диктаторских режимов и насаждения в границах тех же государств режимов демократических. О том, что большинство стран ББВ нежизнеспособны, идут к распаду и он будет только ускорен западным вторжением, в Вашингтоне не догадывались.

Но эти «войны Буша» вовсе не шли против истории. Наоборот, они ускорили ее течение. Тот же Ирак распался бы и так, как только режим Саддама достаточно прогнил. Но это случилось бы на несколько лет позже. Вероятно, во время «Арабской весны». Но результат был бы похож: отделение курдского севера и раскол остального Ирака на шиитские и суннитские анклавы.
Другим мифом является представление о том, будто именно западное вторжение принесло обитателям ББВ жертвы и лишения.
В Ираке с 2003-го и до сегодняшнего дня погибли около 200 тыс. местных жителей — почти исключительно от рук друг друга. Американцы и их западные союзники потеряли там 5 тыс. человек.
В Сирии, которая в 2011-м никем не была оккупирована, во внутренней войне погибли уже не меньше 300 тыс. местных жителей, 4 млн бежали из страны, а 8 млн стали внутренними беженцами. Сирийская катастрофа, движимая только внутренними причинами и состоявшаяся без западного участия, стала более масштабной и жестокой, чем иракская.
Вот и сравните злого Буша, пытавшегося силой навести порядок в Ираке, и миролюбивого Обаму, который отказался от сухопутной операции в Сирии. С точки зрения сбережения американских жизней Обама поступил совершенно правильно. Но зато ему пришлось присутствовать в роли наблюдателя при гораздо более кровавых, чем в эпоху Буша, расправах местных жителей друг над другом.
А попутно еще и при создании джихадистского квазигосударства, наводящего теперь ужас на весь мир, вынуждающего массы людей становиться беженцами и организующего теракты в Европе и других краях. Уничтожить эту небольшую, в сущности, структуру США могли бы за пару недель, но да — заплатив жизнями своих солдат.

Сегодняшняя Америка считает, что эта цена для нее слишком велика. Ей виднее. Но кому-то ведь платить все равно приходится. Поэтому платит Европа, которая когда-то весьма скептически воспринимала американский поход на ББВ, а теперь, когда мечты сбылись и этот поход почти свернут, ужасается терактам у себя дома, все явственнее раскалывается по поводу того, принимать ли переселенцев, и с растущим интересом подумывает о замене своего политического класса. В США, с поправкой на местную специфику, происходит нечто похожее.
Вот такое эхо 9/11 пятнадцать лет спустя. Мир стал другим, а жить по-новому в нем не научились. Сначала ответили джихадистам ударом на удар. Результаты не понравились, но не были осмыслены. Решили попробовать по-другому: силу применять по минимуму, событиями не управлять, над их логикой не думать, но из ББВ все-таки не уходить и стеной от него не отгораживаться. Смысла в этой мешанине бездействия и разнонаправленных действий было еще меньше, чем в бушевских интервенциях, а фальши — явно больше.
Теперь подступает третий этап, с высокой вероятностью включающий в себя не только эксперименты с ближневосточной тактикой и стратегией, но уже и внутренний кризис западных политических систем. Ответы на вопросы, возникшие 9/11, будут найдены. Тайну XXI века разгадают. Но чем позже это сделают, тем выше окажется цена.
Сергей Шелин

Israeli Victory Is the Only Way to Advance Peace Process




Israeli Victory Is the Only Way to Advance Peace Process




congress-blog.jpg



At his first security briefing, Avigdor Liberman, Israel’s Defense Minister, declared that Israel no longer has “the luxury of conducting drawn-out wars of attrition.” 100 days into his term, with no sign of the decades-long conflict slowing, it is clear that the time has come to apply that principle to the Israeli-Palestinian peace process. In order for there to be peace between Israel and its Arab neighbors, Israel must win and the Palestinians must lose.

For most of human history, military victory ended wars. The Pax Romana, a period of 200 years of relative peace within the Roman Empire, began only when Augustus defeated Marc Antony in the Battle of Actium. When the North ravaged the South in the American Civil War, it caused the seemingly intractable conflict that claimed three quarters of a million lives over four years to fade away. The South, knowing it was defeated, never made trouble again. German and Japanese ill-will toward Western democracies in World War II rapidly dissipated, thanks to the bitter pill of defeat; friendship soon followed.

Today’s conventional wisdom holds that conflicts are best resolved through negotiation and compromise. But let’s look at the facts. After 40 years of negotiations to reunite Cyprus, the island remains divided, and 60 years of standoff over the Korean peninsula have achieved little. In Syria, the killing continues unabated despite five years of talks to reconcile Sunnis and Alawites. And at the same time, years of diplomatic efforts to roll back Iran’s nuclear program ended with the West’s capitulation to Tehran’s demands.
The negotiations fallacy is especially evident in the Arab-Israeli conflict.

The crux of the conflict is simple: Israel wants to survive; the Palestinian leadership wants to destroy it. Some Palestinian leaders make no secret of this. Hamas leaders’ open incitement to violence spawned the so-called “stabbing intifada,” and Palestinian Authority President Mahmoud Abbas praises the Palestinian “martyrs” and names streets after them. Others talk peace but demand a Palestinian “right of return” to Israel, a requirement that would effectively eviscerate the Jewish state by allowing millions of Arabs of Palestinian descent to resettle permanently within Israel’s borders. But no matter their angle, all Palestinian leaders preach hatred towards Israel.

American policy has long been to prevent Israel from achieving a decisive military victory over its adversaries.
 In 1956, President Eisenhower forced Israel to abandon its territorial gains from the Suez Crisis. Similarly, following the 1967 Six Day War, the U.S. helped engineer a U.N. resolution calling on Israel to return unspecified “territories occupied” in the war. The Reagan administration stopped Israel from obliterating Yasser Arafat’s PLO forces in Lebanon in 1982, and, most recently, the Obama administration pressured Israel to limit its objectives in its 2014 war with Hamas. These concessions, which are often unilateral and irreversible, include settlement freezes, prisoner releases and forfeiture of territory.

Such policies deliver pernicious results; American “restraint” of Israel encourages its enemies to take risks. Much like government bailouts encourage banks to make high-risk, high-payoff investments by removing the consequences of failure, Israel’s adversaries need not fret over irrevocable loss because they know the international community will admonish Israel for any gains it achieves.

Moreover, restraining Israel legitimizes and nourishes Palestinian rejectionism, defined as the refusal to acknowledge Israeli sovereignty and right of Jews to live in their ancestral homeland. Because it knows there will be no consequences for its sophisticated propaganda war, the Palestinian Authority can continue to demonize Israel. “To become a normal people, one whose parents do not encourage their children to become suicide terrorists, Palestinian Arabs need to undergo the crucible of defeat,” writes Middle East Forum President Daniel Pipes.

When Israel has licensure, without American opprobrium, to unleash its military might after a Palestinian rocket or terror attack, as when Liberman ordered over 50 airstrikes on Hamas military infrastructure in Gaza in response to one rocket, the Palestinians retreat. The fear of crushing defeat is a potent weapon in neutralizing Palestinian resistance.

America’s handling of the Arab-Israeli conflict is preventing the kind of metamorphosis in Palestinian thinking about Israel that peace requires. It’s time for Washington to allow Israel to demolish the Palestinian dream of a one-state solution, free of Jews. As Ronald Reagan said regarding the US fight against communism, the only way to “win is if they lose.”

This doesn’t mean the U.S. should support a winner-take-all settlement of the Israeli-Palestinian conflict. But we must dispense with the fallacy that Israel is only a concession or two away from an American-brokered diplomatic breakthrough. As Gen. Douglas MacArthur said famously, “there is no substitute for victory.”

Gregg Roman is director of the Middle East Forum, a research center based in Philadelphia.

ВАЛ. НОВОДВОРСКАЯ О ШУКШИНЕ


Банька по-черному. Валерия Новодворская – о Василии Шукшине

Банька по-черному. Валерия Новодворская – о Василии Шукшине

Василий Макарович Шукшин был последним из деревенщиков. На нем кончились не только они: истовые, настоящие, исстрадавшиеся, не поддельные, но и сама деревня. 
Он силой своего таланта и природного крестьянского чутья, всем страданием и томлением с таким трудом обретенной интеллигентности угадывал этот неизбежный конец, до которого было еще лет двадцать верных, особенно на его родном Алтае. Казалось, все было хорошо в эти шестидесятые. Хрущев выдал паспорта, больше не стреляли, не арестовывали, не раскулачивали. Крестьянин впервые после «лихих тридцатых» наелся досыта. С каким сладострастием и удовольствием описывает Шукшин достаток деда из рассказа «Космос, нервная система и шмат сала»! Сало еще прошлогоднее, окорок добрый пуда на полтора, бочки, бочонки, кадки, кадушки, боровы, утки, куры, корова… Сыты, обуты, одеты… Даже городские модные сапожки один муж привез из города своей жене, да не налезли они на крепкую сельскую ногу, дочери достались… Все хорошо, но банька истоплена не по-белому, а по-черному. Нет очищения, катарсиса, нет сил и решимости орать на весь белый свет, нет и полного понимания, что произошло и происходит на этом белом свете. Но все идет не так и не туда, и Василий Макарович мается, пьет и понимает, что его льняной голубоглазый мир, который он любит и тщетно пытается идеализировать (слишком велик талант, слишком правдив и искренен сам Шукшин), обречен, но не понимает, почему.
Василий Шукшин родился в 1929 году и вырос при советской власти, придавленный к родной земле ее мягкой тяжелой лапой, вбитый, как все его поколение, по грудь в землю. Он мечтал ходить в сапогах, как Сталин, он вступил в КПСС в 1955 году, еще до ХХ съезда – чтобы учиться во ВГИКе, в Москве. Баня часто фигурирует в его рассказах и даже в фильме «Калина красная», но этот белый пар Шукшину не достался, он говорил много лишнего, но не столько, сколько надо было. Он не угорел, и пар горячий не развязал ему язык. Его баньку, как у всех советских людей, топили волоком, по-черному, и дым клубился и ел глаза, и душно было в этой баньке и в этой стране. Кажется, Шукшин так и не понял, что его мир обречен из-за колхозов, из-за отсутствия частной собственности на землю, из-за гибели миллионов «единоличников» и «кулаков».
И его истинным героем должен был стать именно дед, который работал от темна до темна и именно на себя, а не сторожем или на колхозной пасеке. Вот она, протестантская этика: «Робить надо, вот и благодать настанет». А квартирант деда, Юрка, обвиняет его в «кулацком уклоне». И Шукшин явно на стороне Юрки, которому льстит, что испуганный дед говорит, что «раньше» он, Юрка, был бы комиссаром. Старик боится не ЧК, а вполне конкретного уменьшения приусадебных участков, у него под огородом четыре лишних сотки. Русскому крестьянину что на Алтае, что под Курском по-прежнему считали его, пусть выданную сельсоветом, землицу на метры, а колхозную считай хоть на мили – она не была нужна никому. Этот прижимистый дед-скопидом, умевший солить сало, умевший правильно кормить свинью (недельку покормить как следует, недельку помариновать, тогда оно и будет слоями: слой сала, слой мяса), жалевший денег опохмелиться, – вот и все, что осталось от строгого к себе и другим, богобоязненного, чистого телом и душой, хотя и слишком робкого и темного, русского крестьянства. Некрасовского крестьянства, еще до Гриши Добросклонова. Такими были родители Васи Шукшина. «В ней ясно и крепко сознанье, что все их спасенье в труде, и труд ей несет воздаянье: семейство не бьется в нужде. Всегда у них теплая хата, хлеб выпечен, вкусен квасок, здоровы и сыты ребята, на праздник есть лишний кусок».Такой была мать писателя, Мария Сергеевна, в девичестве Попова, уроженка села Сростки Бийского района Алтайского края. Таким был и работяга-отец, Макар Леонтьевич Шукшин, родившийся в 1912 году и уже в 1929-м породивший вместе с Марией Сергеевной сына Васю, а через два года – дочь Наталью. Мать и дочь жили просто и бесхитростно, не в думах, а в трудах, и потому жили долго. Мария Сергеевна дожила до января 1979 года, а Наташа – даже до июля 2005-го, вполне вкусив и гордости, и журналистско-туристической суеты по поводу славы любимого брата.
Но вот наступает 1933 год, и эта пыточная коллективизация докатывается до Алтая. Василию четыре года, потому что родился он 25 июля 1929-го. А вот его молодой отец, Макар Леонтьевич, был арестован и расстрелян. В 21 год. Якобы за «повстанческую деятельность». А вдруг правда? Вдруг он был одним из немногих, кто сопротивлялся, вдруг он «хотел дать нам волю» и стал прототипом того Стеньки Разина, о котором его сын всю жизнь пытался снять фильм? Но, скорее всего, он был смиренным и покорным пахарем (и механизатором, кстати), работал на молотилках и даже не знал, кого ему проклинать. Так ушли в ГУЛАГ и не вернулись миллионы русских мужиков, ушли без слова упрека, молча.
Оставшись с двумя ребятами на руках, Мария Сергеевна хотела убить себя и малышей, но одумалась и стала бороться за жизнь детей, и тут ее взял замуж хороший человек, Павел Куксин, односельчанин. Марии Сергеевне и самой-то минуло только 22 года, было от чего на всю жизнь испугаться.
Василий Шукшин

Сын врага народа

Хороший человек Павел Куксин погиб на фронте в 1942 году, а малолетний Вася до получения паспорта был записан Поповым, на материнскую девичью фамилию. Он смог доучиться только до седьмого класса, потом пришлось зарабатывать на хлеб. Васе было не до детства, не до игры. Он рос гордым и замкнутым, всегда серьезным, и требовал, чтобы его называли Василием. Замкнутый Василий не принимал насмешек: сразу убегал в горы, а то в протоки реки Катунь, на острова, и прятался там по нескольку дней. После семилетки он пошел в Бийский автомобильный техникум. Это дело считалось тогда хлебным. Но долго он этой технократической эпопеи не выдержал, мальчик был явно лирик, а не физик. Потеряв два с половиной года, в 1945-м он пошел работать в колхоз в своем же селе Сростки. Потом он работал слесарем на турбинном заводе в Калуге и на тракторном заводе во Владимире. Он строил и электростанцию под Москвой, и какой-то мост на станции Голицыно. Это были не те университеты. Просто каторга ради куска хлеба. В 1949 году Шукшина «забрили» в армию, куда он вовсе не стремился. К счастью, он попал на флот, где тогда было сытно (похоже, он впервые наелся досыта – за все свое босоногое деревенское детство и отрочество) и не так тяжело с муштрой. Вот только не получилось из Василия Шукшина радиста согласно «диплому» из учебки. Попал он на Черноморский флот, в Севастополь. И это было хорошо тоже: тепло – ни тихоокеанских ветров, ни северных льдов. Но его скрутила язва желудка, которая будет потом мучить его всю жизнь, такую к нему неласковую. И его комиссовали вчистую. Кстати, едва до госпиталя довезли. Был шторм, волна, качка. А он лежал в шлюпке, скорчившись от боли, и кричал товарищам, сидевшим на веслах: «Ребята, ребята, довезите!» Он плакал от боли и стыда, но криков сдержать не мог.
В 1953 году Шукшин, упорствуя, возвращается в родные Сростки и сдает экстерном экзамен на аттестат зрелости. Он много читал, искал Бога и истину, что не помешало ему трудоустроиться инструктором райкома партии (при беспартийности, заметьте). Потом он преподавал словесность в деревенской школе (для пятых-седьмых классов). Его сделали директором. Видно, и в райкоме, и в сельских школах с грамотеями было очень плохо после страшной сталинской жатвы, когда под серп пошла прежняя, еще народническая, интеллигенция. И тут Василий, парень с положением (искания его в Сростках тогда никому не были нужны), встречает красавицу Марию Шумскую из крепких крестьян и даже с приданым: отец ее работал в торговле. Она всем женихам предпочла Шукшина, считала его ангелом. Они поженились в 1955 году. Маша до конца своих дней работала в Сростках учительницей немецкого языка, хранила письма писателя. Они не разводились, хотя «разводное письмо» Шукшин бедняжке послал. Но он просто потерял паспорт, а вот она осталась ему верна до самой смерти. Однако это не помогло Шукшину, нашему Летучему Голландцу, обрести покой и пристать к берегу; душа его не узнала покоя… С Машей вышло не по-человечески, потом он сам это признавал. Он делился с ней в недолгие месяцы их брака, говорил, что хочет быть похожим на великих людей – на Джека Лондона, Ленина и Сталина (!). Даже сапоги носил, как он… У Шукшина, так же как и у его персонажей, в голове была порядочная каша – советская действительность не оставила бедным крестьянам ни руля, ни ветрил, ни точки опоры. Хорошо, если оставляла жизнь. Но упорный самородок, в котором, как жемчужина в раковине, вызревал талант, что-то писал в толстую амбарную книгу и решил ехать в Москву и стать писателем. Безропотная мать продала корову и снарядила сына в дорогу. Вид у него был тот еще: сапоги, гимнастерка, тельняшка. А с Машей он увидится еще только один раз, мельком, в 1964 году. Перед ним лежала Москва, и ее надо было завоевывать.
Василий Шукшин

Миль пардон, мадам

Это хотели бы сказать все деревенщики и деревенские жители надменным горожанам в ответ на «дерёвню» и «лимиту». И Шукшин, с его неприбранным, мучительным, непосильным и непонятным для него талантом, сказал это вполне. Собственно, сказал это Бронька из одноименного рассказа – «Миль пардон, мадам», но Шукшин под этим подписался. Он пришел сдавать экзамены, бедный, но партийный (страх оказаться сыном «врага народа» застрял в горле, как кость). Собственно, в КПСС он вступил на первом курсе. Однако советскую власть ругал последними словами, не умея держать камень за пазухой. И педагоги ВГИКа боялись, что их посадят вместе с ним. Ведь в Литинститут его не взяли (не было публикаций), и он рванул сразу во ВГИК и в Историко-архивный со своим амбарным гроссбухом новелл («раскасов»). Один раз ночевал на скамейке, его разбудил Иван Пырьев, привел к себе ночевать, поил чаем.
Во ВГИКе он начал с того, что наорал на экзаменатора Ромма (только сдавая документы, он узнал, что есть режиссерский факультет, а раньше думал, что актеры сами договариваются, как снимать). Ромм упрекнул его в том, что он некультурный человек, Толстого не читал. А Шукшин стал кричать, что директор добывает дровишки, школу ремонтирует, ему читать некогда. Хотя он много читал, но именно «Война и мир» ничего не могли ему дать. Ромм, провидец, угадал талант и взял его к себе. Опекал, учил пристраивать рассказы из гроссбуха. А потом Шукшин стал вполне интеллигентом (страдать он умел, оставалось читать и учиться), его талант обрел свое оперение, свой стиль. В 1958 году в журнале «Смена» был напечатан его первый рассказ – «Двое на телеге». В 1956 году в герасимовском «Тихом Доне» он сыграет матроса в эпизоде, а в 1958-м – уже у Марлена Хуциева, главную роль в фильме «Два Федора». Напьется до положения риз перед премьерой, Хуциев будет вызволять его из обезьянника, обещая ментам лучшие места в зале… А ВГИК он окончит в 1960-м, получит представление о технике съемок.
Талант же он носил с собой. В 1963 году выйдет его первая книга – «Сельские жители». В издательстве «Молодая гвардия». В том же году «Новый мир» опубликует «Классного водителя» и «Гриньку Малюгина». Кажется, карьера состоялась? Ведь уже в 1964 году он сам снимает свой первый фильм – «Живет такой парень», и критика к нему благосклонна. Но ему нужна не карьера, ему нужно «мысль разрешить».
Снимается он постоянно, но из этих фильмов останется разве «Комиссар», остальное – советский мейнстрим («Ваш сын и брат», «Простая история», «Мы, двое мужчин»), если не хуже: «Освобождение», например. Шукшин понимал, что играет в ерунде. Он замыслил снять «Степана Разина», замыслил и стал читать литературу уже в 1965 году. И тогда же решил сделать сатирический фильм «Точка зрения». Но к Разину отнеслись кисло, а по поводу сатиры сам Юткевич сказал, что накануне 50-летия советской власти смех и сатира неуместны. Это вызвало такой прилив отчаяния, что коллеги боялись самоубийства Шукшина. У него не было толстой шкуры, а вранье и лицемерие вызывали одно желание: пойти в кабак. Ох, не судите его, чистоплюи: он не веселия жаждал, а скорби искал, как Мармеладов. Кстати, мир Шукшина – это мир Достоевского с поправкой на советскую действительность.
Василий Шукшин
Были и женщины. Приписывают ему роман с Беллой Ахмадулиной. Правда или нет, мы не узнаем: не спросишь же у Беллы Ахатовны; но они общались, и это общение с утонченной аристократкой и умной поэтессой (Политехнический! Евтушенко! Вознесенский! Столичная культура!), конечно, было полезно Шукшину. В 1963-м его дорогу пересекла и в 1965-м родила ему дочку Катю образованная и добрая Виктория Софронова. Но тут роман на всю жизнь, но тут внезапная страсть к красавице Лидии Федосеевой, с которой они вместе ехали на съемку фильма «Какое оно, море?» в Судак. Бедный писатель никак не мог выбрать, метался, страдал; Виктория его гнала, а Лидия, как положено русской бабе, терпела все. Она подбирала Шукшина у дома, несла на себе в лифт, чуть не родила досрочно. И вот появляется Машенька (у нее уже двое шикарных близнецов и успешная карьера актрисы и телеведущей). Машенька – 1967 год. Оленька (тоже актриса) – 1969 год. Дочки и терпеливая Лидия спасли Шукшина, он совершенно бросил пить. Он все прочел (Ромм, слышишь ли ты?) и стал вровень (а по таланту – куда выше) со столичной элитой. Порукой тому его последняя сказка, горькая сказка об Иване-дураке, справке, Змее Горыныче и Бабе Яге – «До третьих петухов». Он снял страшный фильм о смертном искуплении за грехи («Калина красная», 1974 год). Он успел написать «Любавиных» – свой эпос про «раскулачку». Он снимал, белея от боли, с язвенными приступами, снимал буквально ценой жизни. Он не снял «Степана Разина», но написал роман.
Он и умер на съемках, на теплоходе, 2 октября 1974 года. Страх провожал его в могилу. Георгий Бурков шепотом рассказывал о запахе корицы «инфарктного газа», который якобы пустили ему в каюту. Таксисты Москвы хотели почтить его гудками, проезжая мимо Дома кино, где проходило прощание. Из Союза кинематографистов стукнули, и КГБ предотвратил. Наверное, впервые Шукшин стал свободным в гробу, украшенном красной калиной.
Василий Шукшин

А деревня чужая, а деревня большая

Василий Шукшин мощно вытолкнул в мир своих растерянных земляков, бестолковых, бесхитростных, неуклюжих, искалеченных советской историей, жертв города, который сорвал их с насиженных вековых гнезд и отправил кого-то в ГУЛАГ, а кого – строить мировой коммунизм на отдельно взятом Алтае. У него даже есть два князя Мышкина, вернее, три: Семка Рысь из рассказа «Мастер», готовый бесплатно реставрировать ненужный атеистической державе красивый храм; Вася Князев из рассказа «Чудик», отдавший как находку свои же 50 рублей и расписавший розочками коляску городского племянника; Андрей Ерин из «Микроскопа», купивший на свои кровные 120 рублей микроскоп вместо детских шубок. Но есть и зловещие примеры: демагог и садист Глеб Капустин из рассказа «Срезал»; чуть не совершивший убийство Спирька, первобытный красавец из «Сураза», красавец и бандюга, непутево застреливший не мужа любимой учительницы, а себя. Да и положительный Егор из «Калины красной» что-то не о том спрашивает отца «заочницы» Любы. Пусть шутка, но нехорошая: про то, не служил ли он у Колчака и не воровал ли колоски на колхозных полях. А Колька Паратов (тоже самоубийца) из рассказа «Жена мужа в Париж провожала» стал пить и рассорился с женой Валей из-за того, что она частная портниха и зарабатывает триста чистыми (в них было спасение, в этих цеховиках, будущих кооператорах). Да, полная переделка. «Там по будням все дождь, дождь, дождь, и по праздникам дождь, дождь, дождь, а деревня чужая, а деревня большая». Может, потому и хотел Василий Макарович снять фильм о Стеньке, о свободном и гордом Стеньке, который попер против власти, ничего не боялся и смело принял муки в застенке и на эшафоте? «Я пришел дать вам волю». Шукшин всю жизнь мечтал о таком, который дал бы волю ему и его односельчанам. Никто не пришел. До сих пор.

Опубликовано в журнале «Медведь» №142, 2010

СОВЕТУЮТ МЫТЬ ЭТО

Прочтите до конца!!!


  ВАЖНО!!!!
Клерк был посланчтобы очистить кладовую  супермаркета в МауиГавайи.Когда он вернулсяон жаловалсячто складское помещение было очень грязно,и что он заметилвысушенные испражнения мышей и крыс!Пару дней спустяон начал чувствовать расстройство желудкажаловался на боли в суставах, головные боли и началась рвота.Он лег спать и никогда снова не встал В течение двух дней он был тяжело болен и очень ослаб Его  сахар в крови снизился до 66, и его лицо и глазные яблоки были желтыми.
Он был доставлен в критическом состоянии в госпиталь Пали-Momiгде ему был поставлен диагноз страдает от массивной полиорганной недостаточности(многие органы не работали).  Он умер незадолго до полуночи.Никто не заподозрил бы связь между его работой и его смертьюесли бы не было врачакоторый специально спросилбыл ли он на складе или подвергался вдыханию высушенного помета крыс/мышей Доктор сказалчто есть вирус (так жекак вирус Ханта), который живет в сушеном помете крыс и мышей.После высыханияэтот пометкак пыль, и может быть легко вдохнут или проглоченесли человек не носит защитную одежду или если попал на ваше лицо и руки.Вскрытие клерка провеличтобы проверить подозрения врача...
Именно поэтому крайне важночтобы ВСЕГДА тщательно ополоскивать вершины консервированных банок, газированные напитки или продуктыи вытирать макаронные упаковкикоробки от хлопьеви так далее.Почти всечто вы покупаете в супермаркете, хранится на складе в тот или иной момент может быть опорожнено грызунами.Большинство из нас не забывает мыть овощи и фруктыно никогда не думает о коробках и банках.Страшная правда в томчто даже самый современныйвысшего класса супермаркет иметь крыс и мышей!Всякий разкогда вы покупаете консервы или безалкогольные напитки,пожалуйстаубедитесьчто вы моете верхнюю часть с проточной водой и мылом илиесли это не доступнопейте только с соломкой.Исследование банок содовой Центром по контролю и профилактике заболеваний в Атланте обнаружиличто поверхности  банок могут иметь пыль и мочу сушеный крысыкоторая является настолько токсичнойчто может привести к летальному исходу Консервированные напитки и другие продукты питания хранятся на складах и в контейнерах. которыекак правило,зараженны грызунамиа затем они  перевoзятся в розничные торговые точки,не будучи надлежащим образом очищены.Пожалуйстаперешлите это сообщение для людей,  о которых вы заботитесь.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..