Карикатура из СМИ
четверг, 31 октября 2024 г.
Восхитившись арабами, Гутерриш сделал самое антиизраильское заявление за последнее время
Скандал вокруг Haaretz: жесткая реакция МВД и министра связи
Скандал вокруг Haaretz: жесткая реакция МВД и министра связи
Издатель газеты Haaretz Амос Шокен вызвал общественный резонанс своим выступлением на конференции в Лондоне, организованной при поддержке издания и спонсируемой New Israel Fund и другими левыми организациями.
Во время выступления он высказал мнение, что палестинские боевики из ХАМАСа, причастные к убийствам израильтян, являются «борцами за свободу, которых Израиль называет террористами». Шокен утверждал, что, по его мнению, Израиль «не принимает во внимание цену, которую платят обе стороны ради защиты поселений и поселенцев, в то время как противодействует палестинским борцам за свободу, которых называет террористами».
Генеральный директор Министерства внутренних дел Ронен Перец направил письмо, в котором потребовал прекратить все формы сотрудничества с Haaretz, включая публикации через правительственное рекламное агентство. Перец назвал высказывания Шокена «отвратительными и вызывающими глубокое отторжение», отметив, что они «свидетельствуют об отказе от ключевых ценностей, особенно в момент, когда Израиль ведет справедливую войну». В письме также сказано, что «государство не может оставаться в стороне, когда оскорбляют солдат ЦАХАЛа и усилия, направленные на защиту израильских граждан».
Министр связи Шломо Караи предложил правительству разорвать все связи с Haaretz, запретив всем государственным и бюджетным структурам взаимодействие с изданием и любыми связанными с ним организациями.
Ранее "Курсор" рассказывал о том, как на это заявление издателя газеты отреагировал политический аналитик Амит Сегаль, который тоже резко осудил Амоса Шокена.
Джессика Честейн сыграет в триллере про убийство Джона Кеннеди
Джессика Честейн сыграет в триллере про убийство Джона Кеннеди
Звезды присоединились к актерскому составу фильма “Убийство”.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Обладатели премии “Оскар” Джессика Честейн и Брендан Фрейзер присоединились к актерскому составу грядущего детективного триллера “Убийство”.
Кроме того, к проекту присоединился ветеран сериала “Во все тяжкие” Брайан Крэнстон также сыграет одну из главных ролей наряду с ранее заявленным Аль Пачино.
Ожидается, что производство начнется в начале 2025 года в Бостоне, штат Массачусетс. Как утверждается в официальном синопсисе, фильм представит новый взгляд на заговор с целью убийства президента США Джона Кеннеди, в центре которого окажется Дороти Килгаллен, одна из самых известных персон в средствах массовой информации того времени.
“Когда Дороти подозревает, что Ли Харви Освальд действовал не в одиночку, она использует свою известность и влияние, чтобы найти настоящего убийцу Джона Кеннеди. Отчасти детектив, отчасти фильм нуар. Путешествие Дороти столкнет ее с ЦРУ, боссами мафии и ФБР – со всеми, кто больше всего на свете хотел бы, чтобы она и вся эта история исчезли”, – говорится в описании проекта.
Источник: Coming Soon
Microsoft рассказала о попытках Google «дискредитировать» её облачный бизнес в ЕС и Великобритании
Microsoft рассказала о попытках Google «дискредитировать» её облачный бизнес в ЕС и Великобритании
Та якобы готовит очередную кампанию для манипуляции общественным мнением.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Кампания должна подорвать репутацию Microsoft в глазах регуляторов и политиков, а также «ввести в заблуждение общественность», заявила заместитель генерального юрисконсульта Microsoft Рима Элайли.
По данным Microsoft, для этого Google организовала лобби, куда пригласила несколько европейских облачных провайдеров. Они станут публичными лицами. Корпорация же «приложила много усилий, чтобы скрыть свою причастность» к инициативе. Об этом сообщил провайдер, который отказался вступать в группу.
Помимо этого, Google и так «прямо или косвенно» финансирует «теневые кампании» против Microsoft в ЕС и США. Например, чтобы исследователи, учёные и эксперты писали работы или выступали с замечаниями, которые критикуют корпорацию. Эти «проплаченные» публикации Google потом использует в качестве подкрепления своих слов.
Google также якобы подталкивает антимонопольных регуляторов к проверкам крупных игроков в облачном бизнесе. Сама говорит, что у неё бизнес заметно меньше, чем у Microsoft и Amazon. При этом по мощностям дата-центров Google лидирует, подчёркивает Элайли.
В Microsoft считают, что такими кампаниями Google пытается отвлечь внимание регуляторов от себя, а также затормозить конкурентов. Особенно на фоне возможного раздела бизнеса.В сентябре 2024 года Google обвинила Microsoft в антиконкурентных практиках на рынке облачных услуг. Якобы Microsoft заключает «несправедливые» лицензионные соглашения с корпоративными пользователями, чтобы «подавлять конкуренцию».
По данным Google, если компания-клиент Microsoft запускает её продукты — например, Microsoft Office или Windows Server — на облачной платформе конкурента, она обязана платить «налог». Если использовать инфраструктуру Azure от самой Microsoft — доплачивать не нужно.
В своём обращении Google привела данные союза поставщиков облачных услуг CISPE от 2023 года — что европейские фирмы и организации из госсектора были вынуждены платить Microsoft в виде «штрафов» вплоть до €1 млрд в год (вместе или каждая — не уточняется). При этом в июле 2024 года члены CISPE заключили с Microsoft мировое соглашение.
Владимир Соловьев-Американский | Одноклассница
Владимир Соловьев-Американский | Одноклассница
Головоломка на два голоса.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Покуда дети о глаголе,
Вы думали о браке в школе.
ИБ
Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит…
ИБ
В действительности все совсем иначе, чем на самом деле.
Сент-Экзюпери
1.
Прошла уйма лет, прежде чем он понял, что нельзя жениться на одноклассницах. На однокурсницах – куда ни шло, но не на одноклассницах. Он так никогда и не узнает, был ли он ее единственным или хотя бы первым мужчиной (не пытать же ее раскаленным железом, чтобы вытянуть признание!), но она была его первой, хотя не единственной женщиной: изменяя ей, он, возможно, брал реванш за вынужденный юношеский простой, потому что прежде отвергал все возможности, а их было не так мало, не желая изменять своей школьной любви. Сошлись они снова через пару лет после выпускного вечера, забеременела она не сразу, но когда была на четвертом месяце, пошла за него замуж поневоле, нехотя и потом всем говорила, что ребенок – преждевременный: не желая быть заподозренной в дозамужних отношениях?
Его загулы на стороне были кратковременны, по сугубой физиологической нужде – когда они расставались на пару недель. Они привыкли к регулярному сексу – по несколько раз в день, но по чему именно они тосковали, когда были врозь: по сексу или по друг по другу? Он подозревал, что именно в его отсутствие она могла перепихнуться по-быстрому с кем-нибудь другим, если бы тот был достаточно настойчив, а она бы его «пожалела», да и пару лет между окончанием школы и их новой встречей нельзя скидывать со счетов. Тем более, никаких знаков дефлорации при их первом соитии не было, и она сама затянула его внутрь, когда он осторожно трудился у самого входа, боясь причинить ей боль и разрушить девичий образ, в который был влюблен с пятнадцати лет, неистово мастурбируя. Его неотступная, с рецидивами, ревность была не к тому, что ее кто-то е*, а к тому, что она кого-то е*ла, принимая в этом деле по крайней мере равное участие – иначе с чего бы ей было с ним спариваться? Как уберечь родную муфточку от чужеземного вторжения? А он сам, своими чисто физиологическими изменами, пытался уравнять ее гипотетическую? Однажды, правда, он ненадолго увлекся:
– У тебя такая умная и красивая жена. Зачем тебе я? – удивлялась новая пассия.
Оказалась права на все сто – вскоре они разбежались. А его ревность так и не убавилась с годами, накатывала волнами, когда он подозревал, что не единственный побывал – к вящему ее удовольствию! – в ее влагалище. По ее вожделению, по чистой случайности, по пьяни, из-за его отсутствия под боком, один всего раз и с тех пор – ни-ни: перепугалась. Он был уверен, что соперник (или, того хуже, предшественник) был одноразовым, но какую это играет теперь роль? Ревность разрушает или укрепляет любовь? Не сам по себе сексуальный обман, а то, что она столько лет замалчивает от него, который как любил ее в детстве, так любит и сейчас. Она для него всё еще девочка, маленькая – так до сих пор и называет. Иначе не воспринимает, да в ней и в самом деле что-то девичье, несмотря на возраст. Вдвоем им уже к семидесяти.
Наверное, я писал об этой женщине прежде, так как любовь по моему ведомству, а эту женщину знаю давно, хоть и не так, конечно, как ее муж, но и у того лакуны, которые он всё еще безуспешно пытается заполнить.
– Что, мне придумывать ради тебя? – возмущается она.
– Придумай! – подначивает он. – Солги!
Она – молчок. В глухой отрицаловке. Его сцены ревности – в широком диапазоне от бурных до шутливых. Постепенно он привык к своей ревности и уверяет, будто точно знает, что он у нее не единственный.
– Откуда? – удивляется она, когда он это говорит и смотрит на нее пытливо.
– Если бы я не знал тебя со школы, когда ты уж точно была невинна!
– Меня оскорбляют твои грязные подозрения, – говорит она. – Именно потому, что мы знакомы с детства. Я бы не могла тебе изменить.
– А до меня?
– Что это меняет? – устало говорит она.
– Для меня – всё.
Охотник за черепами, точнее за девичьими плевами.
По тому анекдоту, когда муж говорит жене: «И чтобы никаких измен – в прошлом!» Вот именно: предматримониальная измена – нонсенс! Однако любые выяснения, даже в щадящем режиме, она воспринимала как покушение на суверенитет ее личности:
– Оставь мне хоть прошлое! – имея в виду, что он отнял у нее настоящее.
И тут же, спохватившись, в утешение:
– Это у тебя от нечего делать, – говорит она. – Делать не фиг – вот и маешься дурью.
(Такая у него фрилансевая профессия: он – домушник.)
Были и другие варианты, когда он выяснял отношения спустя столько лет, опрокидывая неутешную свою ревность в прошлое и сознавая, что знает ее еще меньше, чем при первом знакомстве на школьной переменке, как Иаков Рахиль у колодца: два поэта (с обоими он дружил), его завистник, которого он звал своим «Сальери» («Хоть я и не Моцарт», добавлял он), ее босс, влюбленный в нее, один проходной тип в Грузии, когда их нарочно разлучили, а она была сильно под градусом, да что сейчас вспоминать? Чем больше он ее знал, тем меньше ее знал: секрет, завёрнутый в загадку и укрытый непроницаемой тайной (в оригинале лучше, чем в переводе). Его сомнения усилились, когда сын подрос и поступил в английский колледж, а они остались одни в Москве.
Будучи человеком неглупым, он пытался разобраться в этой запоздалой ревности сам, пока не понял, что она того же рода, что родительский страх за ребенка – как бы чего не случилось. Тем более – за пятнадцатилетнюю девочку, а именно в этом возрасте он ее впервые увидел и влюбился без памяти – на всю жизнь. «Как бы чего не случилось» включало главное: как бы кто не сломал ей целку – вечный, пусть ханжеский, но и ревнивый, страх за папину дочку.
Вот такое смещение произошло в его голове, что он ретроспективно боялся, как бы на той археологической практике на бугском лимане в далеком советском прошлом ее не соблазнил, по ее неопытности, тот самый опытный трахаль, о котором она ему написала, будто тот даже сказал ей, что хочет от нее мальчика, что могло быть только постфактум, а не наперед, как она пыталась теперь представить, что у того такой прием охмурения девиц – вести себя с ними, как будто всё уже произошло, а для него это было – в добавление к прочим – самым неопровержимым доказательством потери ею девственности, тем более юг, жара, похоть, раскрепощение нравов, вседозволенность: «Мы пили молодое вино, о тебе я и думать не могла», – искренне писала она ему в том клятом и единственном письме, из-за которого он и ринулся на место преступления, чтобы исправить непоправимое: чем не подвиг любви? Прибыл, увы, к шапочному разбору: оба ее ухажера – который метил в женихи и который оттрахал ее или нет – уже отбыли из древнегреческой колонии по месту жительства.
Почему он верил ей тогда и не верит теперь? Потому что она была всё той же его одноклассницей, без никаких перемен, долгожданная и любимая, и они возвратились к поцелуям, обжималкам и пальцеблудию, и через несколько месяцев, в Новый год, перешли к решительным действиям. А задумался и взревновал он только спустя. Почему не спросил сразу и напрямик? Тогда бы она наверняка сказала правду.
Скажем им, звонкой матерью паузы медля строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога!
Ступайте от нас в жупане, не говоря – в мундире,
по адресу на три буквы, на все четыре
Хотя умом понимал: причем здесь укроп, когда она сама созрела да еще была развращена нерешительным девственником-одноклассником, а здесь напор искушенного в этих делах блудилы, который – по наоборотному принципу – всегда добьется от девицы того, что она сама хочет. Какое тому было дело до ее девичьего школьного образа, взлелеянного одноклассником? Она, конечно, вольна распоряжаться своим телом, и одноклассник бы ей всё простил и до и после, он так ее любил сызмала, что согласился бы делить ее с кем угодно, но тогда у него сомнений не возникало, а теперь он хотел знать правду, на которую, казалось ему, имел полное право. Так же, как она – увы – имела право на неправду.
Теперь всё, что он прежде знал, стало вдруг подозрительным. Каким наивняком он был прежде! Ее поселили в одной хате с гёрлой этого бл*дуна, и когда тот приходил, она перебиралась в сени, из которых могла слышать всё, что меж ними происходило – вряд ли они себя сдерживали. А звуковая дорожка возбуждает не меньше, чем визуальная – ей ничего не оставалось, как в такт им мастурбировать, да? Когда он уходил, она притворялась спящей, и как-то он наклонился к ней в сенях и ласково потрепал за ухом – эрогенная зона! – да еще назвал на своем недоязыке коханой. Последнее он знал с ее же слов, а мастурбацию живо представил сам.
Ту ее соседку звали Юля, и была она на несколько лет старше героини этого рассказа, которой было девятнадцать – самый возраст для половой инициации, хоть она была из породы мечтательниц, грезила наяву, ждала принца, но природа берет свое – если она почти всё позволяла однокласснику, то почему не позволить всё киевскому потаскуну, который был опытнее и упорнее и знать не знал о ее девичьем школьном образе, который наш одноклассник боялся пошатнуть да еще, не дай бог, причинить ей боль – представления обоих о потере девства были самые приблизительные и скорее походили на страшилку или стращалку, чем на реал. Потом последовало крутое объяснение между Юлей и ее бойфрендом, и та, заплаканная, ничего никому не объяснив, раньше времени отбыла с археологического раскопа, оставив поле действия свободным для ее бывшего теперь уже полюбовника.
Что одноклассника поражало, так это этическая небрезгливость его будущей жены: во-первых, она оказалась, пусть поневоле, разлучницей, во-вторых, даже там, на бугском, точнее – ольвийском, по названию древнегреческой колонии Ольвии – лимане, она была у киевского е*аря не первым выбором. Как хотя бы одно из этих соображений не воспрепятствовало ее с ним отношениям на начальном этапе, а тем более – потом? Не говоря уж о других, пусть об однокласснике она совсем позабыла.
Или все эти моральные препоны отключаются, когда приходит базовое, древнее, первобытное, неодолимое, и сочащееся влагалище – такой же императив, как стоячий член? Однако идеализм одноклассника не давал ему даже шанса предположить, что для женщины сам факт соития – ничто, и определяется единственно лишь тем, хочет ли она с этим или с другим, и позволяют ли обстоятельства. Он пытался успокоить себя побочными аргументами: страх потери девства, беременности или какой-нибудь заразы, тем более от б*ядуна, который так легко переходит из минжи в минжу. Для него они все на один манер, никакой святости.
Сам одноклассник был неисправимым апологетом девства, а опытных баб, как и мужиков, сравнивал с использованными гондонами. По сути, таким неоднократно использованным гондоном, тем более у нее на глазах, и был киевский археолог – как ее это не смутило? А где та недотрога, которую он знал с детства? Где ее брезгливость и чистоплотность, когда тут буквально из одной пи*ды в другую? Или он был в кондоме? Лучше бы, конечно, в кондоме, чтобы его член не соприкасался напрямую с ее нежнейшим влагалищем, с ее таинственной пещеркой, которую он боготворил, не будучи в ней ни разу – только пальцем, только пальцами. Он вообще считал секс с презервативом не настоящим. Все равно, что дилдо или вибратор. С резинкой – не в счет. В таком случае ничего не было? Как вызнать у нее – в презике или без? Если бы она согласилась на гипноз! Что бы ни сказала, все легче, чем проклятая неизвестность.
Но ведь и она ни словом не обмолвилась ему об однокласснике! Правда, в том злосчастном письме проскользнула какая-то фраза, что киевлянин не понимает всей сложности. Какой такой сложности? Загадочная до сих пор фраза. А потом, как она сбежала с раскопа в соседний городок Очаков, киевлянин ее нашел и показывал два самолетных билета до Киева, уговаривая лететь с ним, но она снова убежала и пряталась на кладбище за памятниками – он несколько раз проходил мимо, но так ее и не обнаружил. Билеты в Киев – что за лажа? Или это того же рода, что хочу от тебя мальчика? А если это она хотела от него мальчика? Типичный, по Фрейду, трансфер, перевертыш.
Какая же это любовь без лжи? Недаром одноклассник теперь ее подозревает, а она помалкивает или отрицает. Притворяшка! Ну, не ложь, так полуправда, как ее письмо с раскопа, где она главного не договаривает, черное и белое не называет. Событие, о котором трудно говорить и невозможно молчать. Лучше бы вовсе ничего не писала. А потом телеграмма: «Прости письмо». За что прощать письмо – исписанный ее мелким почерком голубой листок из тетради с полупризнаниями? За проговор или за недоговор? За что ее прощать, если ничего не было, кроме мимолетного, как она теперь говорит, поцелуя в щеку? И это все, чего тот добивался и добился? Он, при его опыте, – от нее, при ее неопытности. К тому же, они пили молодое вино, а это ослабляет контроль над собой, тем более, когда оба хотят одного и того же.
И позже, замужем, она быстро пьянела и лезла целоваться с мужиками – из любви ко всему миру, как она объясняла, но ведь можно понять и по-другому. Каждый понимает в меру своей испорченности. Однажды ее взревновала жена их приятеля, когда, целуя того, сказала что-то вроде: «У, так бы…» Как шварцевская принцесса, а та, при ее невинности, могла ляпнуть черт знает что. Он всегда следил, чтобы она не назюзюкалась, и уводил ее из гостей раньше, когда она была еще в кондиции. Из его более поздних подозрений: было несколько случаев, когда она могла ему изменить, ничего не соображая по пьянке, когда тормоза не работают. Почему, кстати, в русском языке супружеская измена приравнена к измене родине? И что хуже? С его несомненной точки зрения: ее измена – ему. Даже если она предшествовала их полноценным физическим отношениям. Первопроходец не давал покоя куда больше, чем синхронный, скажем, соперник, хотя спать с ней после него тоже не велика радость – все равно, что спать с ним. Когда он думал об этом, ему казалось, что он окунает член в чужую сперму. Как же отвратен циник Овидий в своих советах женщинам: «Что ты потеряешь, кроме того, что тебе придется подмыться?» А как это сочетается с представлением одноклассника о ее вагине, как о священном источнике любви?
Даже не сама измена – прошлое не могут изменить даже боги, а неправда, когда они знакомы с пятнадцати лет и пятнадцать уже женаты. Жить не по лжи – вот чего он возжелал с опозданием на многие годы, а тогда он верил ей, как себе, ни малейших сомнений. Пусть не было ни кровинки при их первом соитии, но так сплошь и рядом. Это еще надо суметь – доносить девственную плеву до первого сношения.
– Ладно, – говорит он. – А если бы чтó было, тогда или позже, ты бы мне сказала?
– Так ничего же не было.
– А если было бы?
– Не знаю, – честно говорит она, и его снова грызут сомнения.
Тупик.
– Ты не обязана мне ни о чем говорить. Может быть, я и не стою правды.
Она промолчала, но странно как-то на него взглянула.
А хочет ли он знать правду?
Спустя какое-то время, киевский археолог нагрянул в Москву, явился к ней на работу и показался таким отпетым провинциалом в столице – она сама теперь удивлялась, чтó нашла в нем тогда на раскопе. Но почему он пришел к ней на работу, а не домой? Зачем приехал? Как разыскал? Здесь было над чем поразмыслить, одноклассник сходил с ума – а что, если киевлянин хотел выяснить, не его ли их сын? И почему она утверждает, что сын родился преждевременно, хотя он родился в срок, пусть и не гигантом, да так им и не стал? Но это уже полная бредятина – может, как и все остальные его предположения? Как ей удалось – если удалось – проскочить меж струями дождя – ливня! – и выйти сухой – и пушистой? Затейница! Она вынуждала своего одноклассника жить в гипотетической, виртуальной, многовариантной действительности, и никакого выхода из этого лабиринта не было.
2.
Ох, уж эти мне одноклассники, одного из которых я знаю! Всё не так. Чего ерундить-то? С точностью до наоборот. Пора, наконец, автору признаться, что он принимал некоторое участие в этом сюжете. Пусть я блудяга и пи*деныш, но не такой отвязный и отпетый, как думает ее муж, с которым я, слава богу, незнаком в личку, хотя могу представить – как говорится, известно у кого, воображенье дорисует остальное. Конечно, еврей, но чтобы до такой степени! Говорю без предубеждений, хоть и отношусь к их роду-племени с прохладцей: чужие все-таки. Нет, в синагогах он не замечен, кипу не носит, даже что такое «миньян» не знает – еврей изнутри со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такие еще хуже, чем в ермолках. У тех, правда, раввин, сочетая молодых, спрашивает, девственница ли невеста. А у него это в его генах. Зациклиться так на девственности может только еврей-одноклассник. Идефикс! Сантименты и сентименты. Чтобы так быть заточенным на целкомудрии – это в наше-то время! Ишь ты, целочку ему подавай. Клиника в голове, не иначе: в дурку!
Юлька, ее соседка по избе, была у меня сугубо для физиологических отправлений, чтобы опорожниться, пусть она в меня и втюрилась – не она первая, не она последняя. На то и археологические раскопки, чтобы давать себе волю и крутить романы со студентками. Дома, в Киеве, я тоже не промах, но под недреманным оком жены особо не разгуляешься. На эту юную и миловидную москвичку я сразу запал – интеллигентка, книгочейка, витает в облаках. Офигел – таких у нас в Киеве нет. Да и в Москве, думаю, – диковина. У нас с ней всё с разговоров и началось: музыка, литература, живопись. Полный улет! Как там у Саши Черного?
Дантистку с телом белее известки и мела,
А для тела –
Модистку с удивительно нежной душой.
Не хочу быть циничным, но известно, откуда ноги растут: cosi fan tutte. А она была готова к любви – в самый раз. Пусть и загнала всё это в подсознанку (от противного – терпеть не могла Фрейда, а тот разоблачал именно таких вот целочек). Бывают периоды в жизни женщины – очень краткие, кстати – когда в ней всё расцветает для любви и все позволено: сил больше ждать и терпеть мóчи нет. Плод вызрел и, если не взять, то перезреет и упадет на землю, а кому нужен паданец? Как там в «Цимбелине» все равно в чьем переводе: «Женщине впору тот придется, кто к ней в пору подберется».
Вот я и оказался нужным человеком в нужное время. И в нужном месте: юг способствует скоропалительным романам – видалого мужика с такой вот неопытной, замкнутой и романтичной интроверткой, пусть физически она была в самом соку. Сейчас или никогда. Достаточно руку протянуть. Но не лапать с первой встречи. Это тебе не хухры-мухры. К такой подход нужен. Да и Юлька – помеха. Она сразу же приревновала к соседке, что облегчило последовавшее объяснение. Какое мне дело до ее слез? Я – человек женатый, а с Юлькой – обычный командировочный роман. Довольно труден был переход от одной к другой, потому что спаривание с Юлькой было на глазах, точнее на ушах москвички, которая, хоть и притворялась спящей в сенях, но какой там сон под Юлькины вскрики и постанывания, а та явно из нимфоманок, и себя не сдерживала – тут и мертвый проснется. Молчала поневоле, только когда делала мне минетики. Эвфемистически выражаясь, феллацио. Худшее, что может представить мужик, – это оргазм бабы во время минета, ха-ха!
Господи, в последние разы этой опостылой связи я закрывал глаза и представлял себя с москвичкой, но та вела бы себя по- другому, какие там минеты, когда скорее всего еще нетронутая. Или нет? То есть да. Лучше бы да, то есть нет. Хотя иначе, как девственницей, я ее почему-то не представлял, хоть и не актуал. Чуть не попался, когда лоханулся с этими игрушками, будь неладны: она задела рюкзак, они и выпали. Женатому могла бы сразу от ворот поворот – она из таких. Странно, что ее не смущала Юлька, но та отбыла домой: с глаз долой – из сердца вон. Для нас обоих она просто перестала существовать.
Читателю интересно, чем всё это кончилось. Одноклассник окончательно шизанулся, всё не может представить себе, что жена впускала в себя не его одного. Что ж, незавидная роль жеребца-пробника, который обхаживает кобылу, и когда та уже готова, его отгоняют прочь и появляется конь-заводчик. Та же ситуация: жеребец-одноклассник и е*ака-профи. Супер-овер-классифайд. Как я, например. Он ее подготовил – я должен был взять. Пожеребятились – и баста: пора переходить к делу. На сцену выходит Мэн. То есть я. Право первой ночи.
Признàюсь в двух вещах – противоположных. Во-первых, я и сам тогда подзалетел – втрескался. Во-вторых, мелькало и карьерное соображение – перебраться из провинции в столицу, разведясь с женой и женившись на этой мечтательнице. Сколько можно прозябать в заштатном тогда Киеве? Матерь русских городов, ха-ха! Пусть и разнятся московская и киевская археологические школы – переучусь. Но главным все-таки было трахнуть ее – уж очень хотелось. А ей – нет? Что она – из другого теста?
Атаку повел осторожно – сначала подружиться, а потом переходить к решительным действиям. Сама должна дозреть. Да я и не был уверен в успехе: недотрога, мимоза, целка. Целка? Во всех наших посторонних разговорах ни о чем и обо всем присутствовал сексуальный подтекст, и если она этого не сознавала, то я – отлично. Да и она ни разу, что ли, не представляла меж нами иных отношений, окромя разговорных? А, представляя после наших «невинных» встреч, не трогала свои соски и гениталии? Не истязала сама себя? Если даже я онанировал, расставшись с ней, а она – нет?
Господи, как мне хотелось войти в нее, овладеть этим скорее всего нетронутым еще телом! Одноклассник не в счет, да я тогда и не подозревал о его существовании. А если бы знал? Побоку! Такие школьные романы чаще всего остаются в воспоминаниях, а то и вовсе исчезают из памяти. Да и не преувеличиваем ли мы, мужичье, значение дефлорации для женщины? Наоборот! Так ли уж важно, кто первым вошел в нее и проложил путь другим? Вот у Льва Толстого читал про девицу, что она боялась и стыдилась остаться девственницей. А моя москвичка? Ей это, правда, не грозило – даже у нас на раскопе вокруг нее крутилось мужичье. А там в Москве? Все-таки вряд ли девственница.
Но завтра она даже на меня не глядела, а когда я подвалил, вела себя так, как будто ничего не произошло. А что в самом деле произошло? Ничего и не произошло. Всё впереди, хотя времени в обрез – через два дня я должен был уматывать в свой местечковый Киев. Тем временем, другой ее ухажер, который копал на соседнем острове Березань, но уже отправился к себе в Питер, слал ей оттуда роскошные букеты и дефицитные коробки конфет, которыми – знал бы он! – она меня угощала. «Птичье молоко», например – таких тогда днем с огнем не сыщешь, он-то откуда доставал? Однако такая стратагема с ней не срабатывала. А какая срабатывала, если даже моя дала сбой? Я надеялся нагнать время в оставшиеся дни.
Ввиду такого количества ухажеров (еще парень с ее курса), она среди деревенского бабья чуть ли не в блядях ходила. Как бы само собой, что кто бы к ней ни подваливал, она с каждым сношалась. Согласитесь, у меня здесь на кон поставлены сразу же две репутации: моя мужская и ее девичья. Не хочу ни сам фанфаронить, ни ее подводить. Если бы кончилось ничем – удар по моему мужскому самолюбию, опровержение моей самцовой сущности. А если бы чем – я не привык хвастать своими победами и ставить женщин под удар. Тем более, ее. Пусть я ведóм своим пенисом, как говорится, io e lui, но и моя порядочность при мне. Что было, то было, а чего не было – того не было. Без вариантов.
Вот почему как автор этого рассказа, будучи вдобавок его персонажем, я сейчас в сомнениях: как описать дальнейшее? Знает ли читатель, что по первоначальному замыслу Анна Каренина не бросалась под поезд, а выходила замуж за Вронского, а Андрей Болконский и Петя Ростов остались живы? Авторский произвол? А как быть мне – утаить или сказать всю правду? И что такое вся правда? Я – не Пруст. Прошло столько лет – чтó сместилось, чтó позабыто. Вот одноклассник всё еще терзается и пытает ее, бедняжку, а помнит ли она сама, чем кончилась наша история? И была ли у нас с ней история? Как это говорится? «Да ничего между нами не было. Перепихнулись – и всех делов». Что значит одно, пусть даже первое, сношение в целой жизни женщины? По сравнению со всем остальным: любовь, замужество, материнство, работа, увлечения, путешествия? А было ли что еще в ее дальнейшей женской жизни – чего не знаю, того не знаю. Пусть одноклассник сам выясняет.
Это я всё теоретизирую, отбрасывая взгляд в прошлое на пятнадцать лет назад, через гераклитовы воды времени, которые, хошь не хошь, текут в одном только направлении, и Днипро вспять не покатит назло пииту. Вопрос на засыпку: опровергнуть или подтвердить сомнения одноклассника? Или рассказать, как было на самом деле и что промеж нас случилось в эти два оставшихся дня?
Она знала, когда я улетаю в Киев, но весь день бегала меня, как будто боялась, что я предъявлю кое-какие права и ей придется решиться. Когда я ей сказал про мальчика? В какой момент? На следующий день, накануне моего отвала, поздно вечером, сама прибежала ко мне в избу. Сегодня или никогда. Я ее целовал, ласкал, стал раздевать – она не сопротивлялась. Лежит голая, сжав колени, точно труп. Вот тогда я и сказал, что хочу от нее мальчика, а она заплакала. Я ее успокаиваю, а она – еще пуще. Нет, не мещанский страх перед потерей девственности, а что-то другое, с чем в своей мужской практике я прежде не сталкивался. И тут я просек: физически она была готова, а душевно – нет. Говорят, женские слезы возбуждают. Читал даже рассказ Владимира Соловьева под таким названием: «Женские слезы, женские чары…» Не знаю, не знаю. Слезы – нечто противоположное той сырости, что у них между ног, при всем влажном сходстве между ними. Что-то в этих влагах общее, хоть из разных мест. Раздеть женщину и не взять – нет, как-то это не по-мужски…
На следующий день, правда, я предлагал ей отправиться вместе в Киев и даже показывал два билета, но она сбежала. Засек ее на кладбище, но сделал вид, что не вижу. Насильно мил не будешь. Осечка в моем кобелином опыте?
А в Москву приехал, чтобы еще раз ее повидать. Ни замужество, ни материнство ничуть не изменили. Как будто всё ещё девственница, какой и была тогда на ольвийском лимане. Сводил ее в ресторан, но разговор как-то не клеился, словно и не было того лиманского лета. Пригласил к себе в номер, зная заранее, что нарвусь на отлуп. Так и есть – в столице чувствовал себя лохом.
Признаться? Единственая в моей жизни любовь. До сих пор не пойму, почему я тогда сплоховал. Будь спок, одноклассник: даже если она втрескалась в меня временно под влиянием обстоятельств, то любить – не любила.
Остальное не имеет значения. Разве в этом дело?
Владимир Исаакович Соловьев – известный русско-американский писатель, мемуарист, критик, политолог.
Что еще будет в избирательном бюллетене 5 ноября?
Что еще будет в избирательном бюллетене 5 ноября?
5 ноября на всей территории Соединенных Штатов избиратели проголосуют за тысячи кандидатов на самые разные должности – от сенатора США до мэра города и руководителя местного отделения налоговой службы.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
В этом году борьба идет за главную должность в стране – должность президента США. Но в отличие от стран с парламентской системой, где избирателям предлагается проголосовать всего лишь по нескольким пунктам или за кандидатов на какую-то одну должность, американским избирателям часто приходится заполнять бюллетени на несколько страниц и принимать множество решений.
На этот раз 34 из 100 членов Сената США будут пытаться переизбраться на очередной шестилетний срок. А в каждом из 435 избирательных округов страны избиратели выберут своего члена Палаты представителей США сроком на два года. Партия, которая получит большинство мест в Сенате или Палате представителей, будет контролировать соответствующую палату Конгресса. Это означает, что партия, получившая большинство в Палате представителей, будет выбирать спикера и председателей различных комитетов этого органа.
Не только президентские выборы
Избирательная система США в значительной степени децентрализована. 5 ноября избиратели по всей стране определят исход президентской гонки, но в остальном их бюллетени будут выглядеть по-разному, в зависимости от того, на какие должности будут избираться кандидаты в той или иной юрисдикции.
В бюллетенях для голосования в некоторых штатах и на местном уровне избирателям
предлагается ответить на такие вопросы, как, например, занимать ли деньги на такие проекты, как строительство новых пожарных станций. В некоторых штатах выбирают губернатора или законодателей штата. Наконец, в некоторых населенных пунктах выбирают мэров или членов городского совета.
“У нас избираются самые разные люди. У нас больше дней выборов (включая праймериз), очень объемные бюллетени и более широкий выбор”, – говорит Джон Фортье, старший научный сотрудник Американского института предпринимательства, аналитического центра.
На уровне штатов в этом году пройдут выборы 11 губернаторов. Но это всего лишь капля в море из общего числа выборов на должности в органах исполнительной власти штатов. Во многих штатах исполнительную власть представляют также другие высшие должностные лица, такие как вице-губернатор, генеральный прокурор, госсекретарь, казначей и даже уполномоченный по сельскому хозяйству. В общей сложности в день выборов будут избраны кандидаты на 167 должностей в органах исполнительной власти штатов.
Более того, по данным Ballotpedia избиратели решат судьбу почти 80% членов законодательных собраний штатов – всего более 5 800 человек.
В некоторых штатах и населенных пунктах судьи не назначаются, а избираются. А в больших и малых городах избирают мэров, членов городского совета, школьных советов, попечительских советов библиотек, шерифов и даже собаколовов, говорит Фортье. В этом году будет избран 371 мэр, хотя некоторые из этих выборов состоятся до или после 5 ноября, главного дня выборов.
Хотя всеобщее внимание приковано к президентской кампании, выборы в органы власти штатов и местные органы власти не менее важны.
“То, что президент делает изо дня в день, не влияет на жизнь людей так, как то, что делают местные органы власти и правительства штатов”, – объясняет Стелла Роуз, профессор политологии в Университете штата Аризона.
Всеобщее внимание к предстоящей в этом году президентской гонке может повысить явку избирателей, а это может означать, что больше людей обратят внимание на политику и проблемы на местном уровне, такие, например, как ремонт улиц или строительство новой школы.
Федерализм в действии
В США система распределения полномочий между различными уровнями государственной власти основана на Конституции, согласно которой власть распределяется между федеральным правительством и властями штатов, причем последние в свою очередь делегируют некоторые полномочия местным органам власти.
“Есть некоторые вещи, которые необходимо координировать на национальном уровне, например, национальная оборона, – говорит Джош Шейфетц, профессор права Джорджтаунского университета. – Есть много других областей политики, где нет необходимости в единообразии. Теоретически федерализм допускает и то, и другое”.
Преимущество федерализма заключается в том, что избиратели в каждом штате могут, например, решить, хотят ли они, чтобы услуги оказывались в большем объеме за счет повышения налогов, или нет.
По словам Роуз, в условиях федерализма интересы федерального правительства и властей штатов могут не совпадать, но политика от этого только выигрывает, становясь более эффективной. “Распределение полномочий и постоянное взаимодействие между национальным правительством и властями штатов – это хорошо, – говорит она. – В этом процессе то, что получается в виде политики, – это оптимальный результат”.