Впечатляет до слёз. Вот уж друг, так друг ! Невероятно.
среда, 11 мая 2016 г.
ОДНИ ЧУДЕСА из дневника
Слушаю, смотрю за руками замечательного пианиста. Никаких нот, никакой подсказки. Это чудо! Ни одной ошибки. Какое волшебство заставляет исполнителя прикоснуться пальцем к нужной клавише. Мне станут растолковать, поминая ежедневный, тяжкий труд, абсолютный слух пианиста, его бесспорный талант. Я киваю, я соглашаюсь, но в глубине души уверен, что виною всему ЧУДО - и только.
Воздушный лайнер. Тонны веса - и вдруг эта безумная тяжесть, разбежавшись, отрывается от земли и взмывает в небо. Нет! Невозможно это! Только ЧУДОМ могу подобное объяснить. Мне снова начнут растолковать что-то о реактивной тяге, способной преодолеть земное притяжение. Я вновь киваю, я понял... Не нужны мне эти формулы. Я согласен, что технический прогресс и не на такое способен... Но я смотрю на взлетающий самолет, битком набитый грузом и пассажирами, и не верю, что такое возможно. ЧУДО - и только.
Я задаю своему компьютеру сложнейший вопрос. Две секунды - и он даёт мне исчерпывающий ответ. Вот здесь мне никакие объяснения помочь не в состоянии. Нет, я, конечно, сделаю вид, что ковыляю вровень с веком. Все понимаю, ничему не удивляюсь... Мне стыдно признаться, что свою, давно прирученную коробку, набитую какими-то детальками, считаю тоже ЧУДОМ.
Да что там техника-механика. Пишут: нашли в кувшине семечко, пролежавшее там 10 тысяч лет. Посадили семечко, полили - и ожило оно, и ростком пробилось к свету. Ботаники знают, как такое могло произойти. Ученые на всё найдут ответ, но я смотрю на это растение, которое должно было появиться на свет в незапамятные времена, и не могу поверить в обыденность происходящего. Нет - это тоже ЧУДО - и только.
И таких обыкновенных чудес множество. Мы к ним привыкли, мы их и за чудо считаем. Нам почему-то кажется, что говорящая щука - это чудо из сказки, а ракета, летящая к Марсу, - вещь обычная и понятная.
Да что там ракеты, самолёты и какие-то долгоиграющие семена. Может быть, на миллионы световых лет вокруг нет такого ЧУДА, как комок мыслящей, чувствующей, видящей и слышаще материи, кем-то названной человеком. Смотрю в зеркало - разве это не ЧУДО и редчайшая, уникальная УДАЧА некогда родиться и дать ростки, подобные тому семечку, увидеть своих детей и внучек, и верить, что это чудо не прекратится даже тогда, когда ты сам "примкнешь к большинству", к тем, кто родился задолго до тебя. Нет! И это тоже ЧУДО: и жизнь, о которой, как нам кажется, мы знаем многое; и смерть, о которой мы не знаем ничего.
Нет также ничего - скучнее безумного, атеистического сознания, способного разжевать до полной "ясности" все, что нас окружает. Тоскливого сознания, без удивления взирающего на небо, где мириады загадок невольно превращаются в ЧУДО, объяснить которое человек не сможет никогда, пока не избавится от бренной своей оболочки, от гордыни и лишнего веса, и сможет, по одному своему желанию, ЧУДОМ оторваться от земли и взмыть к облакам, как это делает нынче многотонный кусок железа, именуемый самолётом.
ВЕЛИКИЙ ГАРРИ ГУДИНИ
Люди всегда будут мечтать о чуде. Поэтому всегда найдутся другие, умеющие из своей жизни сотворить легенду. Граф Калиостро, Эмиль Кио, Дэвид Копперфильд — в разное время они виртуозно обводили вокруг пальца миллионы доверчивых зрителей. Но лучшим мистификатором ХХ века был Гарри Гудини. Вся его жизнь словно подтверждение нехитрого девиза: «Надуй других, не то они надуют тебя!»…
Когда экс-президент США Теодор Рузвельт, возвращавшийся из Европы на фешенебельном судне «Император», узнал, что путешествует вместе со скандально известным иллюзионистом Гарри Гудини, он развеселился и решил самолично разоблачить «этого афериста». Гудини давал представление в кают-компании, во время которого просил зрителей задавать вопросы «духу». Ответы же должны были появиться на чистой грифельной доске.
Господин президент написал свой вопрос, стоя спиной к Гудини, и положил листок в корзину, с которой ассистент мага обходил всех желающих. Внезапно на грифельной доске Рузвельт увидел карту, начерченную цветными мелками, с дорогой и стрелкой, указывающей на конкретную точку. Это был район Южной Америки, куда президент несколько месяцев назад ездил в экспедицию, чтобы найти истоки так называемой «реки сомнений».
Когда же развернули записку Рузвельта, там было написано: «Где я провёл Рождество?» Комментарии, как говорится, были излишни. Гудини купался в лучах славы, как саламандра в огне, и потирал руки, подсчитывая, какие барыши ждут его в Америке, где сам Рузвельт подтвердит его магическую силу!
А между тем наивный президент и не догадывался, что стал жертвой хорошо продуманного фокуса. Перед отплытием Гарри побывал в редакции лондонской газеты «Телеграф» (где работал приятель) и узнал, что ближайшая центральная статья издания будет посвящена поездке президента США в Анды на минувшее Рождество. Ему также удалось скопировать карту, иллюстрирующую будущий материал.
Рузвельт в свою очередь знал, что статья ещё не напечатана, и был уверен, что посторонние не могут знать о его экспедиции. Но и это ещё не всё! Чтобы точно знать, что напишет Рузвельт в своей записке, Гудини придумал остроумный трюк. Живописно разложив на столах в салоне несколько книг из судовой библиотеки, он предусмотрительно вложил под суперобложку одной из них копировальную бумагу и лист обычной бумаги. Когда Рузвельт искал твердую поверхность, чтобы написать свой вопрос, ассистент Гудини просто подал президенту «ближайшую» книгу.
Перерисовать карту цветными мелками на доску для опытного иллюзиониста уже было делом техники. А результат «маленького чуда на корабле» превзошёл все ожидания: в порту Нью-Йорка Гудини встречали с не меньшими почестями, чем самого Теодора Рузвельта.
«Туз Гудини»
Прежде чем снискать мировую славу, Гудини пришлось немало потрудиться. Пять лет он вместе со своим братом Дэшем пытался покорить публику карточными фокусами «Братьев Гудини», но заработка едва хватало на еду и оплату аренды площадки для выступления. Один из его фокусов назывался «Туз Гудини».
![harry-houdini-1874-1926-granger_thumb[1]](http://lh4.ggpht.com/-bhASWX10sUw/UzGMu8-3MpI/AAAAAAAHHOg/ymE4Y7fcSsU/s1600-h/harry-houdini-1874-1926-granger_thumb%25255B1%25255D%25255B7%25255D.jpg "harry-houdini-1874-1926-granger_thumb[1]")
Для выполнения этого трюка фокусник брал игральную карту с отверстием посередине, конверт по размеру карты и ленточку около метра длиной. Карту вкладывал в конверт и конверт заклеивал. Затем пропускал ленту сквозь отверстие в карте. Но когда он раскрывал конверт, карта из него доставалась совершенно свободно, будто и не была прошита лентой.
Обмануть зрителей Гудини удалось благодаря тому, что карта, которая якобы ложилась в конверт, наполовину своей длины попадала в руку исполнителя через заранее прорезанную бритвой боковину конверта. Скрыть это удавалось левой рукой, которая держала конверт. Таким образом, лента проходила вокруг карты, а не через неё.
«Король наручников»
Однажды отчаявшийся Гудини пришёл за советом к другу-психиатру, у которого увидел смирительную рубашку. Это натолкнуло его на мысль о фокусе, которого не делал никто. Он отправился прямиком к менеджеру известного мюзик-холла и продемонстрировал, как с лёгкостью может освободиться от наручников. Но тот был непреклонен: «Ступайте в Скотленд-Ярд! И если сумеете ускользнуть от них, я дам вам шанс выступить на моей сцене».
В Скотленд-Ярде, этой «цитадели порядка» Лондона, над предложением Гудини все откровенно посмеялись, но всё-таки отвели в камеру и приковали к стене. Внимательно проверив запоры на двери, полицейский инспектор съязвил: «Счастливо оставаться, мистер Гудини! Я иду завтракать, но потом непременно вас выпущу».
Не успев пройти по тюремному коридору и десяти шагов, изумленный инспектор услышал за спиной веселый голос: «Подождите, я тоже голоден!» Обернувшись, он увидел Гудини с болтающимися наручниками на руке. Это стало началом целой серии «невероятных освобождений Гудини», которая принесла ему всемирную известность.
Гарри с лёгкостью выворачивался из смирительной рубашки, освобождался от цепей, выбирался из закрытого гроба и даже вылезал из завязанной бумажной сумки, не порвав её... Очевидцы вспоминали, что иногда «король наручников» проделывал это настолько быстро, что был вынужден некоторое время сидеть за ширмой, читая бульварный роман и ожидая, пока напряжение публики достигнет нужного предела.
Гудини придумывал всё новые фокусы, самыми известными из которых стали прохождение сквозь кирпичную стену, побег из китайской «камеры пыток» — погруженного в воду ящика, обитого стальными полосами снаружи, и освобождение из закрытого молочного бидона. Но и старые трюки он любил иногда усложнить: например, однажды объявил, что не просто выберется из смирительной рубашки, но при этом будет висеть вниз головой на карнизе небоскреба.
Многие слабонервные зрители во время трюка теряли сознание, а «великолепный Гудини» даже не получил ни царапины.
Освобождение из молочного бидона
Во время этого трюка на сцену выносили большой молочный бидон с широкой горловиной, доверху заполненным водой. Вначале Гудини залезал в бидон в наручниках, вставал ногами внутрь бидона и садился. При этом часть воды выливалась на пол. Крышка бидона завинчивалась и запиралась на замок. После этого на бидон набрасывали непрозрачную накидку и через пару минуте сдергивали.
Рядом с бидоном уже стоял Гудини, который держал в руках разомкнутые наручники. Секрет был в двойных стенках бидона. Пространство между стенками заполнялось водой, а в крышке были воздушные клапаны, позволяющие Гарри дышать.
Сундук перемещений
Этот трюк, который также называли «Метаморфозы», Гудини выполнял со своим братом Тео. Брату связывали руки, после чего запирали в деревянный ящик. Гарри вставал на крышку этого ящика и задёргивал занавеску. По счёту три занавеска открывалась, и перед глазами изумлённых зрителей представал Тео — на том самом месте, где ещё минуту назад стоял Гарри. Как только ящик открывали, оттуда появлялся связанный верёвкой Гарри Гудини.
На самом деле в этом фокусе использовали устройство, известное как сундук-обманка: в нём была скрытая панель, за которой мог прятаться человек. Тео, освободившись от мешка, в котором он был связан, выбирался из сундука через потайную дверцу. И тут же прятался на четвереньках за занавесом, который держал Гудини. Затем братья менялись местами: Гудини нырял в ящик, а Тео опускал шторку.
Проход сквозь каменную стену
Однажды в Нью-Йорке Гарри Гудини прошёл сквозь каменную стену. На сцене рабочие выстроили стену толщиной 30 см, по бокам встали добровольцы из публики. На сцене фокусник время от времени говорил: «Прохожу, прохожу!». Наконец произнес: «Вот и я» — и возник с другой стороны сцены.
Секрет этого трюка был в том, что когда настоящие каменщики строили стену, им «помогали» ассистенты Гудини, которые подложили ещё один тяжёлый камень в конструкцию. Этот камень был полый, и на каждой его стороне имелась потайная дверка, а снизу к нему присоединён другой камень, чтобы не вызвать подозрений у каменщиков.
Сладкая парочка
В 1894 году Гарри Гудини познакомился со своей будущей женой и ассистенткой Бесс. Настоящее имя миниатюрной 18-летней брюнетки из Бруклина было Вильгельмина Беатрис Ранер, а пикантность ситуации состояла в том, что сначала девушка считалась невестой брата Гудини Дэша и выступала в простеньком номере «Цветочные сёстры» с пением и танцами. Но уже через три недели после знакомства с Гарри Бесс заняла место Дэша, и теперь номер уже назывался «Супруги Гудини», а бедному Дэшу пришлось зарабатывать на хлеб «соло».
Супруги Гудини стали эффектной парой: мускулистый Гарри был невысокого роста, но рядом с Бесс, которая была ростом «метр пятьдесят» и весила около 50 килограммов, казался гораздо выше. А Бесс, со своими большими задумчивыми голубыми глазами, нежным тихим голосом, одетая в чёрные бархатные бриджи, белую блузку с кружевным воротником и чёрный бархатный жакет, напоминала сказочного эльфа и очень нравилась публике.
Не смотря на то, что характер у обоих артистов был далеко не сахар, они нашли остроумный способ сохранить хорошие отношения друг с другом на протяжении многих лет. Для этого у них была придумана своя тайная «система знаков», непонятная для посторонних: так, если Гудини поднимал три раза правую бровь, это означало, что он рассержен и жене следует немедленно замолчать. А если не в духе была Бесс, то муж должен был выйти из дома, обойти его и бросить шляпу в окно: если жена снова выбрасывала шляпу, ему приходилось делать ещё не один круг.
Охотник за привидениями
В последнее десятилетие своей карьеры неугомонный Гарри Гудини снова удивил весь мир: он выпустил ряд книг, раскрывавших секреты его мастерства. А сделал он это, так как был не на шутку встревожен тем, что из-за популярного в те годы спиритизма многие иллюзионисты средней руки начали выдавать свои трюки за доказательства общения с «потусторонними мирами».
Как ни странно, но именно Гудини, признанный «отец иллюзии», был первым, кто объявил войну спиритам. Вместе с переодетым в штатское платье констеблем Гудини стал инкогнито посещать спиритические сеансы с целью разоблачить шарлатанов и заметно преуспел в этом. Газеты тут же окрестили его «охотником за привидениями».
Гарри неоднократно приглашали в качестве эксперта на судебные процессы в отношении последователей спиритизма, и Гудини всегда блестяще повторял в зале суда их «мистические» трюки. Однажды это стоило «разоблачителю» давней дружбы с известным писателем Артуром Конан Дойлем. Слепая вера последнего в спиритизм стала камнем преткновения в отношениях двух незаурядных личностей.
Как-то, будучи в трёх кварталах от дома Гудини, Конан Дойл написал на листке бумаги: «Мене, текел, фарес» — слова, согласно Библии, появившиеся на стене дворца Валтасара. Через час в доме Гудини писатель увидел, как обмазанный белилами пробковый шарик самопроизвольно вывел эти слова на грифельной доске. Конан Дойл потерял дар речи и признал друга «величайшим медиумом». Но тот возразил ему при свидетелях:
«Сэр Артур, над этим фокусом я работал почти всю зиму. Не хочу раскрывать его секрет, но заверяю вас, что это — ловкость рук в соединении с некоторыми несложными устройствами. Я разработал трюк специально, дабы показать вам, на что способен ловкий и опытный человек. И я вас очень прошу: когда вы видите что-то невероятное, не торопитесь с заключением, что тут не обошлось без сверхъестественных сил!»
Увы, литературный отец Шерлока Холмса не поверил Гудини, сочтя это жестоким розыгрышем, и рассорился с ним на всю жизнь...
Memento mori
Выражение древних римлян Memento mori, что означает «Помни о смерти», Гарри Гудини не забывал никогда. Он заранее оговорил со своей женой Бесс, как хотел бы быть похоронен.
Ещё в молодости Гарри заказал роскошный гроб из бронзы и проделал невиданный трюк — в наглухо запертом гробу его опустили на дно бассейна, а через полтора часа вытащили живого и невредимого. Тогда он и сказал жене: «Если со мной что-нибудь случится, используй тот гроб по прямому назначению». Более того, чтобы раз и навсегда проверить, возможна ли спиритическая связь друг с другом после смерти одного из них, супруги обменялись кодовым словом, которое умерший должен произнести, если его дух сумеет вернуться на грешную землю.
Но к визиту дамы с косой, как и все простые смертные, великий волшебник оказался не готов. 29 октября 1926 года Гудини успешно гастролировал по Канаде. После выступления к нему за кулисы зашёл студент местного университета Гордон Уайтхед. Гудини в это время отдыхал на кушетке. Гость присел рядом, они разговорились о только что закончившемся шоу, и юноша между прочим спросил, правда ли, что маэстро может выдерживать сильные удары в живот без вреда для организма. Гудини ответил утвердительно, но умолчал о том, что перед такими ударами он должен сгруппировать мышцы тела.
Неожиданно студент вскочил и нанес собеседнику несколько сильнейших ударов в брюшную полость. Гарри почувствовал дикую боль, но только улыбнулся в ответ... А через два дня в середине выступления в Детройте он упал на сцене, потеряв сознание. В больнице выяснилось, что несколько дней назад вследствие удара у пациента лопнул аппендикс и развился гнойный перитонит. Спасти его, увы, было уже невозможно...
31 октября 1926 года тело Гудини было отправлено из Детройта в Нью-Йорк для предания земле в том самом бронзовом гробу. На протяжении 10 лет, в полночь 31 октября вдова безуспешно пыталась вызвать дух своего любимого Гарри. Тот не являлся. Тогда Бесс решилась раскрыть журналистам тайну кодового слова. Им оказалось слово Believe — «Верь!»
До сих пор сеансы в ночь на Хэллоуин (с 30 на 31 октября) не прекращаются. Многие продолжают верить, что однажды дух великого Гудини всё-таки материализуется...
После смерти Гудини газеты писали, что в сейфе одной из старинных нотариальных контор Нью-Йорка хранится запечатанный пакет, который по завещанию артиста должен быть вскрыт в день столетия со дня рождения Гарри. В этом пакете все тайны иллюзиониста: каким образом он вышел из завинченного болтами ящика в Лондоне и из тюремных камер Вашингтона и Москвы, как платки, взятые у зрителей, оказались внутри статуи Свободы, и многое другое.
Назначенный день наступил, сейф вскрыли — он оказался пустым. Великий обманщик опять обманул всех.
Источник: http://www.softmixer.com/.
|
ИНТЕРНЕТ И КОСМОС
Когда-нибудь люди отправятся на Марс. И это будут обычные люди, которые смотрят сериалы и хотят общаться со своими близкими по видеосвязи. Сейчас это невозможно, поскольку скорость передачи данных слишком мала. Чтобы улучшить ситуацию, создан протокол, который — теоретически — когда-нибудь позволит смотреть Netflix на Марсе. Издание Popular Mechanics рассказывает о перспективах и проблемах межпланетного интернета.
Сейчас связь с аппаратами в далеком космосе (более двух миллионов километров от Земли) осуществляется при помощи гигантских антенн на Земле. Центры связи NASA расположены в трех точках: в Канберре, в Мадриде и в калифорнийской пустыне.
Космические аппараты взаимодействуют с центрами на Земле напрямую. Роверы обычно передают данные сначала космическому аппарату на орбите космического объекта, а тот доставляет пакеты данных на Землю. Опять же напрямую. Когда в космосе было мало зондов и роверов, связь было держать просто. Теперь, когда их около ста штук, это стало сложнее: приходится придумывать расписание сеансов связи.
Чтобы решить эту проблему, был придуман новый протокол для обмена данными: с его помощью космическим аппаратам необязательно передавать информацию напрямую на Землю, можно сначала ее послать на другой ближайший зонд, а тот сохранит ее и передаст дальше. Одним из создателей протокола выступил Винтон Серф, которого часто называют «отцом интернета», поскольку он разработал стек протоколов TCP/IP — на них держится весь современный веб. Сейчас Серф работает вице-президентом Google.
Винтон Серф
Фото: Антон Новодережкин / ТАСС / Scanpix
Он рассудил, что такой же подход, как в TCP/IP, для космоса не годится. Для наземного интернета отсутствие связи скорее исключение, нежели правило. В космосе все наоборот: там гигантские расстояния, и зачастую между двумя аппаратами может долго не быть связи. В наземном интернете пакет данных при отсутствии связи просто теряется; для космоса это недопустимо.
Новый протокол называется Bundle protocol. Допустим, данные нужно передать с Плутона на Землю. Для этого не обязательно связываться с Землей напрямую, можно передать их сначала на зонд, летающий вокруг Марса, потом — на зонд на орбите Луны и потом уже на Землю. Причем, если данные будут переданы на марсианский зонд, а в это время связи с лунным аппаратом не будет, они не потеряются, а сохранятся. Как только связь наладится, информация уйдет. Таким образом теоретически можно покрыть всю Солнечную систему достаточно быстрым интернетом. Сейчас сигнал до аппарата около Плутона идет около четырех с половиной часов, до Марса — от трех до 20 минут.
Для начала можно было бы залить программное обеспечение для связи через Bundle protocol в уже запущенные космические аппараты. Но еще лучше вдобавок запустить специальные аппараты, которые будут нужны только для передачи данных по этой технологии. Так будет создан «позвоночник» межпланетного интернета — в земном интернете эту роль играют оптоволоконные кабели, которые проходят по дну океана и по суше. Аппараты «позвоночника» могли бы быть связаны не радиосигналом, а передавать информацию при помощи лазеров на большей скорости.
NASA планировало запустить один такой зонд — Марсианский телекоммуникационный орбитальный аппарат — как раз для начала построения межпланетного интернета, но миссию отменили. Главная проблема — отсутствие финансирования. В NASA боятся тратить деньги на перспективные, но неопробованные технологии.
Концепт Марсианского телекоммуникационного орбитального аппарата
JPL / NASA
Правда, на самом деле технология уже применялась. В 2008 году NASA передало данные через аппарат Deep Impact обратно на Землю, где находились передатчики, притворяющиеся марсианскими роверами и зондами. Технологию Bundle Protocol также опробовали для связи Международной космической станции с Землей. Астронавты с МКС управляли роверами на Земле — причем как игрушечным, сделанным из Lego, так и настоящим.
Источник: https://meduza.io/feature...
|
ПОЧЁТНЫЙ ЕВРЕЙ ИТАЛИИ
Великий дирижер Артуро Тосканини был итальянцем, но фашистская пропаганда вмиг окрестила его «почетным евреем» за нежелание сотрудничать с нацистским режимом. Он тяжело переживал отлучение от миланского оперного театра «Ла Скала», но боль за еврейский народ была сильнее. И в 1936 году он не раздумывая согласился на просьбу виртуозного скрипача Бронислава Губермана дирижировать первым еврейским оркестром в Палестине. Именно благодаря Тосканини и Губерману появился Израильский филармонический оркестр – один из самых престижных сегодня в мире.
Пощечины маэстро
Когда в январе 1933 года Адольф Гитлер пришел к власти в Германии, 65-летний Тосканини был в зените славы. В престижном Нью-Йоркском филармоническом оркестре, который маэстро возглавил в 1930 году, на него буквально молились. Но был в мире один театр, где великий дирижер хотел работать больше всего на свете, но не мог – итальянский «Ла Скала».
Тосканини возглавил этот миланский «храм оперной музыки» в 1920 году, провел там радикальную революцию и создал сильнейший оркестр под своим руководством. Однако в 1929 году маэстро пришлось оставить свое любимое детище из-за нарастающего конфликта с фашистским режимом и лично с Бенито Муссолини. Свои политические взгляды итальянский дирижер отчасти унаследовал от отца, портного из Пармы и патриота, воевавшего за освобождение Италии в стане Гарибальди, недолюбливавшего церковь и монархию. Несмотря на непродолжительную близость к фашизму как к поначалу левому движению, родившемуся на патриотическом подъеме, Тосканини практически сразу резко порвал с партией. Фашисты на протяжении нескольких лет пытались принудить маэстро исполнять перед выступлениями свой гимн, а когда поняли, что артист не поддается контролю, буквально выжили его из театра.
А немного позднее, в 1931 году, и из страны. Случилось это так. Тосканини приехал в Болонью из США, чтобы дирижировать концертом в память об одном из своих любимейших композиторов – Джузеппе Мартуччи. В это же время в городе проходил фестиваль фашистской партии, и туда съехались все первые лица. Маэстро, как обычно, отказался исполнять партийный гимн. У входа в театр его окружили фашистские хулиганы и дали ему несколько увесистых пощечин. После этого эпизода, вызвавшего международное негодование, Тосканини покинул Италию и не выступал там до конца Второй мировой войны.
Компромисс невозможен
Спустя несколько месяцев после прихода к власти Гитлера Тосканини вместе с группой деятелей культуры подписал телеграмму, адресованную новому рейхсканцлеру, выражая жесткий протест против расовой политики Германии и преследований еврейских музыкантов. С евреями Тосканини связывало не только чувство профессиональной и человеческой солидарности – его зять, муж дочери Ванды, был знаменитый российско-американский пианист еврейского происхождения Владимир Горовиц.
Позднее маэстро отказался от участия в Байройтском фестивале 1933 года. За несколько лет до этого итальянский дирижер, страстный поклонник Рихарда Вагнера, первым из иностранцев за всю историю фестиваля был удостоен чести дирижировать операми немецкого композитора в Байройте в 1930-31 годах. Убедить в 1933 году Тосканини вернуться не помогло даже личное письмо Гитлера, написанное по просьбе Винифред Вагнер, вдовы Зигфрида, сына композитора, и страстной поклонницы фюрера.
С приходом к власти нацистов и прославленному польскому скрипачу-виртуозу Брониславу Губерману пришлось принимать бескомпромиссные решения. До 1933 года он гастролировал по всей Европе, в СССР и в США, но особенно любила его публика в Германии. Именно в Берлине за много лет до этого юный Губерман начинал всерьез учиться музыке, после чего этот вундеркинд сделал блистательную музыкальную карьеру. Однако с приходом Гитлера польский музыкант сразу же отменил все свои выступления в Германии.
Несмотря на то, что евреи были теперь исключены из культурной жизни рейха, знаменитый немецкий дирижер Вильгельм Фуртвенглер попросил министра пропаганды Йозефа Геббельса сделать исключение для выдающихся артистов и пригласил Губермана вернуться. Тот ответил решительным отказом, позднее отметив: «Фуртвенглер – это типичный немец-не нацист, миллионы которых и сделали нацизм возможным».
Рождение оркестра
Губерман понимал, что компромиссы в сложившейся ситуации невозможны, поэтому с большим скепсисом отнесся к деятельности Еврейской культурной лиги, созданной в нацистской Германии в 1933 году и дававшей работу еврейским артистам и музыкантам, выступавшим исключительно перед еврейской публикой. Польский музыкант уже тогда понимал, что ни в Германии, ни в уязвимой Европе у его еврейских коллег нет будущего. И вот, вернувшись с концертами в Палестину в 1934 году – впервые он побывал там в 1929 году и был поражен аудиторией, ее жаждой культуры и идеализмом, – Губерман был озарен одной идей. «В то время как Гитлер выгонял с работы лучших музыкантов в Германии, я вдруг осознал, что это было невероятной возможностью для того, чтобы дать палестинской аудитории свой первоклассный оркестр», – позднее вспоминал он.
Так возник замысел создания Палестинского симфонического оркестра. В последующие два года Губерман, оставив свою работу в Венской академии музыки, ездил по Центральной и Восточной Европе с прослушиваниями, набирая музыкантов в будущий оркестр. В феврале 1936 года он написал Тосканини, прося о встрече, чтобы изложить ему «конструктивную идею в области искусства», которой Губерман был «одержим». Узнав, о чем шла речь, маэстро сразу же согласился дирижировать первыми концертами оркестра в Палестине, настояв, что поедет туда за свой счет и не возьмёт гонораров.
Новость сразу же облетела весь мир и позволила за короткое время собрать деньги на проект. Самый известный еврей в изгнании – физик Альберт Эйнштейн, ставший вскоре президентом американской Ассоциации друзей Палестинского оркестра, писал Тосканини 1 марта из Принстона: «Позвольте мне сказать Вам, как я Вами восхищаюсь и почитаю Вас. Вы не только непревзойденный исполнитель всемирного музыкального наследия <…>. В борьбе с фашистскими преступниками Вы проявили себя как человек наивысшего достоинства».
«Земля чудес»
Тосканини прилетел в Палестину 20 декабря 1936 года вместе с супругой Карлой и немедленно приступил к репетициям. «По прибытии в Тель-Авив мне сразу же был оказан самый восторженный прием, – писал маэстро в письме к одной знакомой. – Казалось, будто наконец свершился приход их Мессии». Приезд Тосканини стал и впрямь выдающимся культурным событием для еврейских поселенцев, но больше всего его ждал оркестр Губермана. Еще с сентября 73 музыканта, главным образом из Польши, Германии, Австрии, Венгрии и Нидерландов, репетировали под руководством немецкого дирижера Уильяма Стайнберга, которого Губерман убедил покинуть Еврейскую культурную лигу и возглавить вместе с ним Палестинский оркестр.
На первой репетиции Тосканини без лишних слов приступил к делу. Поднявшись на подиум, он произнес: «Симфония Брамса». И началась напряженная работа. Уже после следующей репетиции маэстро покрыл музыкантов итальянскими проклятиями – о гневе Тосканини ходили легенды, во время репетиций он рвал на себе одежду, мог и разбить вдребезги платиновые часы с бриллиантами. Но оркестром Тосканини остался все-таки доволен и был благодарен Стайнбергу за проделанную работу.
И вот 26 декабря настал вечер первого концерта. Программа была очень солидной – 2-я симфония Брамса, увертюра из «Шелковой лестницы» Россини, «Неоконченная симфония» Шуберта, скерцо из «Сна в летнюю ночь» Мендельсона, чьи произведения были запрещены в Германии из-за еврейского происхождения композитора, и увертюра из «Оберона» Вебера.
В зале на территории «Торгово-промышленной выставки Ближнего Востока» в Тель-Авиве собралось 3 тысячи человек, не считая тех, кто столпился снаружи или забрался на крышу, надеясь что-нибудь услышать. Присутствовали на концерте и Хаим Вейцман, президент Всемирной сионистской организации, Давид Бен-Гурион, в то время председатель Еврейского агентства Израиля, и Голда Меир, в будущем ставшая выдающим израильским политическим деятелем. Успех был оглушительный, он повторился и на последующих концертах.
Всего Палестинский оркестр под руководством Тосканини дал 12 концертов за 18 дней, побывав в Иерусалиме, Хайфе, Каире и Александрии. Один из иерусалимских концертов транслировался по радио, и все движение в городе встало, пока люди слушали музыку дома и сидя в кафе. Из-за огромного спроса Тосканини даже открыл для публики репетиции за символическую плату.
Итальянский дирижер был в полном восторге от увиденного в Палестине. «С тех пор как я прибыл в Палестину, я живу в постоянной экзальтации души», – писал он в одном письме. Тосканини хотел приобщиться к еврейской жизни во всех ее аспектах. Маэстро побывал в библейских местах, посетил лекцию в Еврейском университете, но больше всего его поразили киббуцы. Тосканини с женой и Губерманом несколько раз побывали в киббуце Рамот Хашавим, основанном евреями-выходцами из Германии. «Я встретил чудесных людей среди этих евреев, выдворенных из Германии, – людей образованных, докторов, юристов, инженеров, ставших фермерами, обрабатывающими землю; там, где лишь недавно были дюны, песок, растут теперь оливковые и апельсиновые рощи», – писал маэстро. Жители киббуца подарили Тосканини участок земли, где он торжественно посадил апельсиновое дерево.
«Прямой путь»
В апреле 1938 года маэстро вновь дирижировал концертами «новорожденного» Палестинского оркестра, оставив на несколько недель специально созданный для него в США Симфонический оркестр NBC. Как раз незадолго до этого произошел аншлюс Австрии. Еще ранее, видя, что австрийский канцлер все больше идет на поводу у нацистов, Тосканини отменил свое участие в Зальцбургском фестивале, где он выступал на протяжении нескольких последних лет. На уговоры подождать с окончательным решением, пока ситуация в стране не определится, маэстро ответил немецкому дирижеру еврейского происхождения Бруно Вальтеру: «Для меня существует лишь один способ думать и действовать. Я ненавижу компромиссы. Я иду и буду идти прямым путем, который я избрал для себя в жизни».
Находясь в Палестине, Тосканини писал одной знакомой: «При мысли о трагическом разрушении еврейского населения Австрии кровь стынет в жилах. Только подумай, какую выдающуюся роль евреи играли в жизни Вены на протяжении двух столетий! Не забывай, что, когда Мария Тереза попыталась изгнать их, Великобритания и другие нации выразили протест посредством дипломатических интервенций. Сегодня, несмотря на весь великий прогресс нашей цивилизации, ни одна из так называемых либеральных наций не шелохнется. Англия, Франция и США молчат!»
В 1938 году для Тосканини и других музыкантов, отказавшихся выступать на традиционных летних фестивалях в нацистских странах, был создан Люцернский фестиваль. После выступлений в Швейцарии Тосканини задержался на отдых в своей любимой Италии, где он узнал о только что вступивших там в силу расовых законах, направленных против евреев. «Средневековье!» – возмутился он в подслушанном секретной полицией телефонном разговоре. По распоряжению Муссолини у дирижера и его семьи конфисковали паспорта, и только благодаря нажиму международной прессы их выпустили в США. В Италию Тосканини уже не возвращались до конца войны.
Когда война закончилась, а разбомблённый «Ла Скала» был восстановлен, маэстро лично позаботился о том, чтобы вернули на работу еврейских музыкантов, уволенных во время фашизма. На первом послевоенном концерте театра 11 мая 1946 года Тосканини вновь дирижировал своим любимым оркестром, а хором руководил еврейский хормейстер Витторе Венециани. А 14 мая 1948-го в Тель-Авиве было провозглашено создание независимого еврейского государства, и оркестр Губермана – теперь называвшийся Израильский филармонический оркестр – играл на церемонии гимн «Ха-Тиква».
Фото предоставлены Домом-музеем Артуро Тосканини в Парме (Museo Casa Natale Arturo Toscanini) / Nicola Luberto
Анна Лесневская
Источник: http://www.jewish.ru/hist...
|
АКТЕР ВСЕВОЛОД АБДУЛОВ
Всеволод Абдулов родился 29 декабря 1942 года в Москве в семье народного артиста РСФСР Осипа Наумовича Абдулова и Елизаветы Моисеевны Метельской (Шехтман).
Актер
Любовь к театру Всеволоду привил отец - соратник Завадского, Раневской, Плятта и Марецкой. Осип Наумович много работал на радио, участвовал в радиопостановках пьес, а репетиции спектаклей часто проходили у него дома.
По поводу профессии у самого Всеволода Абдулова раздумий не было - он с детства мечтал стать актером, и его самой большой мечтой была работа во МХАТе. В 1960 году Всеволод сдал документы во все театральные институты, в результате чего его приняли в ГИТИС и в Вахтанговскую школу, а вот со МХАТом были проблемы. Но на одной из консультаций он познакомился с Владимиром Высоцким, и тот, будучи студентом-старшекурсником, учил Абдулова тонкостям актерского искусства. В результате Абдулов был принят в Школу-студию МХАТ.
Ранняя юность актера совпала с хрущевской оттепелью. Студент Абдулов выходил на площадь около памятника Маяковского, и читал вслух стихи тогда полузапрещенных поэтов - Пастернака, Цветаевой, Гумилева и Самойлова. У Всеволода Абдулова были особенные друзья. Владимир Буковский жил у него на даче, а Владимир Высоцкий посвящал Абдулову стихи. О том, как они были близки, говорит записка Высоцкого "Ты самый близкий мне человек... Я не предполагал, что друг может быть так необходим…". Эту записку Абдулов позже хранил всю жизнь.
Учась в школе-студии МХАТа, Абдулов был приглашен в театр-студию при клубе МВД, который был организован сокурсниками Владимира Высоцкого.
На первом курсе Всеволод Абдулов женился, у него родилась дочь, но семейная жизнь продолжалась недолго: Абдулов увлекся одной из молодых актрис. Однако отношений с дочерью он не порвал, и она часто бывала у отца, подолгу жила у него, ездила с ним на съемки. Впоследствии она окончила факультет иностранных языков и переводила книгу Марины Влади.
Абдулов, как сам он признавался, был женат пять или шесть раз, утверждая, что официальный или не официальный брак - для него ничем не отличается. Деликатность по отношению к близким вообще была его отличительной чертой. Так в беседах с журналистами он практически ничего не рассказывал о своих бывших женах, не называл их имен. "Я вообще стараюсь сохранять теплые отношениями со своими женщинами, практически ни с кем не расставался со скандалом," - говорил актер.
После окончания учёбы Всеволод Абдулов играл в Московском театре на Таганке. Играл он и на сцене Московского Художественного театра, где молодому Абдулову посчастливилось выходить на сцену вместе со знаменитыми мхатовскими стариками Андровской, Яншиным, Грибовым и Прудкиным. Во МХАТе он сыграл в "Соло для часов с боем" и совершенно блестяще - Раздватриса в "Трех толстяках".
До прихода в Московский художественный академический Театр главным режиссером Олега Ефремова Абдулов был на виду, но потом ушёл в тень. А после раздела театра он оказался во МХАТе имени Горького, но и там работать не смог: слишком сложные отношения были в коллективе.
Всеволод Осипович мастерски читал Пастернака, Ахматову и Цветаеву. Его записи хранятся в фондах отечественного радио. На Всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия» выходили диски, содержащие радиоспектакли с участием Абдулова, а также стихи различных поэтов в его исполнении.
В кино Всеволод Абдулов сыграл не так много ролей, хотя сниматься начал еще в середине 1960-х годов. На его счету работы в таких фильмах, как детектив Станислава Говорухина "Контрабанда", приключенческая лента Владимира Вайнштока "Вооружен и очень опасен", политический памфлет Павла Любимова "Гол в Спасские ворота".
Однако гораздо более заметные роли актеру довелось сыграть в телевизионных фильмах - в "Приключениях Тома Сойера и Гекльберри Финна", поставленном Станиславом Говорухиным по произведениям Марка Твена, в комедийном мюзикле Александра Павловского "Трест, который лопнул".
В 1979 году Абдулов снялся в легендарном телесериале "Место встречи изменить нельзя": он сыграл милиционера Соловьева, который струсил и отпустил Фокса.
Его порекомендовал Владимир Высоцкий, и эта роль для актера была своеобразным возрождением после аварии. А произошло это так. Осенью 1977 года Всеволод Абдулов возвращался на своей машине из Баку со съемок. Под городом Ефремовым взорвалось переднее колесо, и машина перевернулась 6 раз. Актер попал в больницу и 21 день не приходил в сознание. Его возили по разным больницам, а врачи говорили: "Неперспективный". Инициатором перевоза из больницы города Ефремова больного друга в тульскую больницу был Высоцкий. Он же посвятил Абдулову песню, которую назвал "Баллада и гипсе".
Когда Абдулова привезли в больницу на вертолете, мама Всеволода Елизавета Моисеевна Абдулова-Метельская, узнав о несчастье, повторяла: "Он выживет, мой мальчик. Не может быть, чтобы я потеряла и третьего сына".
К весне Абдулов пошел на поправку, и в это время к нему в палату приехали Высоцкий и Говорухин. Они привезли 5 томов сценария фильма "Место встречи изменить нельзя" и предложили на выбор любую роль. Со сценарием фильма Сева был знаком еще до катастрофы.
Посмотрев внимательно на посетителей, он сказал:
– А если не поправлюсь к началу съемок...
– Не имеешь права, – почти серьезно заметил Высоцкий.
Во время съемок Высоцкий все время был рядом, поддерживал его, помогал работать. И Абдулов смог преодолеть последствия травм.
Спустя время, когда Севу выписали из больницы и во МХАТе отмечали 50-летний юбилей Олега Ефремова, счастливо закончившаяся автокатастрофа стала поводом для строк в стихотворении, посвященным Высоцким Ефремову, и спетом на юбилее:
Здесь режиссер в актере умирает,
И вот вам парадокс и перегиб:
Абдулов Сева – Севу каждый знает –
В Ефремове чуть было не погиб...
Всеволод Абдулов много занимался озвучанием. Также он исполнил роль Понтия Пилата в русской версии рок-оперы Уэббера "Иисус - Христос Суперзвезда".
В жизни Абдулов был молчалив и скрытен - считал свою персону не интересной для прессы. "Я не умею давать интервью, да и рассказывать мне не о чем: в скандальную хронику я не попадал, в публичных местах не очень-то люблю появляться. Я и в артисты пошел не за аплодисментами и признанием, а чтобы получить удовольствие от лицедейства," - признавался Абдулов.
Случившаяся авария сильно сказалась на жизни актёра: он уже не мог играть в театре с прежней интенсивностью и всё меньше снимался в кино.
Матвей Гейзер, друг Всеволода Абдулова рассказывал: "В конце лета 1991 года я узнал, что Севу увезли в больницу в очень тяжелом состоянии. Одни говорили – инфаркт, другие – инсульт... Звонил я ему многократно, однако телефон несколько дней молчал. А позже, в конце августа, трубку снял... сам "умирающий". По голосу уловил – Сева был навеселе:
– Разве мог я оставаться там, в больнице, когда в Москве эта мразь решила совершить переворот?"
Я как "старший" – Сева моложе меня на полтора года – пытался урезонить его, на что услышал:
– Если вправду желаешь мне добра, приезжай. Полечимся вместе.
Тогда в августе 1991 года он остался жив. А умер, как все истинные праведники, быстро знойным, жарким летом нынешнего года.
Его любили все, кто ценит в человеке бескорыстность и доброту, честность и великодушие. В одной популярной московской газете некролог по Всеволоду Абдулову был озаглавлен: "Остался только голос"...
Не так это, не так! В коротких заметках, посвященных его памяти, я не буду подробно останавливаться ни на вечерах в доме Абдуловых, ни на творчестве Всеволода Осиповича в театре (он с юности был актером МХАТа); ни на его работе в кинематографе (последние годы, правда, не на экране, а "за ним", – и в этой области он оставил заметный след). Здесь уместно вспомнить мою давнишнюю беседу с Зиновием Ефимовичем Гердтом. Я спросил его однажды, есть ли у него среди сыгранных им ролей в кино самая любимая. На что он со свойственной только ему скромностью сказал:
– Не могу ответить на ваш вопрос... Любимая моя роль? От автора – в ромовском фильме "9 дней одного года". И вообще иногда за экраном можно сказать гораздо больше, чем "с экрана".
Так вот, последние годы Всеволод Абдулов был чаще "за экраном", чем "на экране". Но работал так же вдохновенно, добросовестно, как и в пору, когда снимался в кино.
В памяти тех, кто знал Всеволода Абдулова, кто общался с ним, навсегда останется его обаяние, лучащаяся доброта – все это помогало людям, с ним общавшимся, как говорится, и в радости, и в горе. И еще – в памяти тех, кто хоть раз видел улыбку Всеволода Абдулова, она останется навсегда».
Последние годы жизни актёра память стала совсем плоха. Абдулов отказывался сниматься, понимал, что может подвести. Он полностью посвятил себя радио дубляжу в кино. Его голосом говорили Албус Дамблдор в "Гарри Поттере", Барлиман во "Властелине колец", мистер Бин, Эдди Валиант в "Кто подставил кролика Роджера?". Абдулов озвучил огромное количество анимационных персонажей в мультсериалах "Алладин", "Черный плащ", "Приключения мишек Гамми" и "Черепашки-ниндзя".
Вспоминала Ольга - последняя женщина в жизни актера: "Если бы Сева не встретился со мной, то, возможно, этих последних двух лет жизни у него просто не было бы. Сева привык ничего не есть, раз в три дня отварит пельмени, заправит их уксусом и посыплет перцем - готова закуска… Он был застенчив и одинок. Он никому не был нужен. Дочка Юля от первого брака позвонит раз в три месяца, поинтересуется: "Как себя папа чувствует?.." - и снова исчезнет".
25 июля 2002 года Всеволод Абдулов присутствовал на дне памяти Владимира Высоцкого, но чувствовал себя плохо. Обычно он никогда не давал интервью о Владимире - швырял телефонную трубку, едва журналисты приставали к нему с вопросами об этом. Но "МК" удалось разыскать уникальную запись Всеволода Абдулова о его дружбе с великим актером и поэтом.
Две кассеты, записанные исследователем творчества Высоцкого Игорем Роговым 12 декабря 1989 года, и в 1994 году, с припиской "конфиденциально", словно для служебного пользования, и стопка листов, отпечатанных на пишущей машинке, были найдены в архиве ушедшего из жизни Давида Карапетяна, переводчика с итальянского и тоже друга Владимира Высоцкого.
Текст был расшифрован и литературно обработан Екатериной Сажневой.
80-й год, 67-й, 60-й…
Знакомство
Всеволод Абдулов: Свою первую песню Володя написал осенью 60-го. Помню, появился в квартире на 3-й Мещанской племянник мамы Нины Максимовны, откуда-то из Сибири приехал — он там отсиживал срок. И они с Володей "схлестнулись" дней на десять. Застолья, невероятные рассказы. После чего Володя разразился первым блоком уличных песен.
А вот знаменитая "Нинка" — это, мне кажется, год 63-й уже. Она была создана в Москве, на Пушкинской улице.
Никакого повода — хорошая пьянка и все. Мы сидели у Баранкина, замечательного скрипача, в коммунальной квартире. Пили-пили-пили, три часа ночи, кончилась водка, а в тот момент — это было начало 60-х, на радость всем работало кафе "Арарат". Стучишься тук-тук-тук — два швейцара с благородными лицами открывают дверь: "Сколько?".
И по пять рублей идет бутылка водки. А официально тогда 3,07 продавалась "Столичная". И мы с Володей, значит, чтобы "дозаправиться", пошли в "Арарат" через Георгиевский переулок, остановились около автоматов с газированной водой. А у Володи тогда возникла зависть ко мне, потому что многие автоматы — в них кладешь три копейки, а они говорят "кх-х-х-х!" — и не выдают ничего. Но я лупил эту бездушную машину кулаком — и все, она послушно выдавала газировку. Володька тщетно пытался понять — как же это так у меня ловко получается. И вдруг, во время моих манипуляций с автоматом, он отошел в сторону и произнес: "Постой, чудак, она ж наводчица, а мне еще сильнее хочется…".
— Устное творчество. А когда же он эту песню записал?
— Минут через 15. Едва вернулись домой аж с пятью бутылками. Листок беленький был. Но вот в линейку или в клетку он — я не помню. А чернила — синенькие. Еще у меня в записной книжке, среди всех телефонов, Володиной рукой выведен отрывок из “Четыре четверти пути”. Не тот, что мы привыкли слушать, — другой.
— Расскажи о своей первой встрече с Володей. Где? Как? Когда?
— Все очень просто. Поскольку я ничего толком не помню, то и выдумывать не надо. Было это в начале июня 1960 года. Я приехал в Москву со съемок фильма “Ждите писем” на похороны Пастернака. После этого поступил в школу-студию МХАТ, а Володя, он ее уже заканчивал, при всей своей загруженности — госы, спектакли — прибегал посмотреть на новеньких абитуриентов. Ему было интересно: кто придет на его курс. Углядел меня, наверное, на первой консультации, подошел, пытался помочь. А я успел посмотреть его дипломные спектакли и видел Володю в “На дне”, в чеховской “Свадьбе”, в “Бубнове”. 22-летний Володя играл Бубнова так, что я обалдел. Ты знаешь, Бубнов был неожиданно похожим на его последующие работы, те, которые мы знаем. Поражала силища, непонятно откуда идущая.
— Внутренняя?
— Мощная. Есть такой термин в актерском деле, эффект присутствия. Это у Володи было в высшей степени. Он появлялся, и оторваться от него было просто невозможно. Показательный спектакль — последняя роль. Не видел?
— Нет.
— “Преступление и наказание”, Свидригайлов. Значит, распахнутая сцена, ни кулис — ничего, голая, раздвинутая до кирпичной стены, и по ней люди бегают. Главный герой — двухметрового роста. С интересом за ним наблюдаешь. И вдруг появляется маленькая фигурка, Володя ведь маленький был.
— 165, наверное.
— Нет, ровно 170. И вдруг возникает она и сразу занимает все пространство. Двухметрового больше не видишь. Карлики вокруг. И ты начинаешь тянуться туда, где Володя. Такой магнит, такая сила. Давай выпьем.
— Но это будет потом. А что произошло после того, как вы в коридорах школы-студии столкнулись?
— Дальше Володя поступил на службу в театр, а я поступил учиться.
Он приходил ко мне, я — к нему. Вскоре мы начали затевать свой театр — в клубе имени Дзержинского, клубе милиции. Там встречались, репетировали, и пять лет нашей разницы в возрасте не замечались никем. Я не хочу сказать, что сразу стал его главным товарищем, постепенно это произошло.
Дружба
— Почему он все же выбрал тебя?
— Не знаю, не мне судить. Мы совпали. Потом, уже в следующей жизни, выяснилось, что Козероги и Водолеи могут очень хорошо дружить.
— Сева, так у тебя все жены были Водолеи — и что…
— Так одно дело дружить, а другое — жить. Я тебе так скажу: с рождения я жил с верой в крепкую мужскую дружбу. И с Володей было так же, я полюбил его сразу. Никакой специалист по медицине или по психологии не объяснит — что нас свело. Хотя, когда мы ругались, это было страшно. Остальные под стол залезали, выскакивали в другую комнату, чтобы не слышать криков. Но мы никогда друг перед другом не качали права — кто главней. Иногда — чаще! — Володя был главным, а иногда я говорил: “Володь, сократись”. А году в 62-м, наверное, он написал мне на бумажке — не в лицо сказал, сказать в лицо хорошие слова ему было трудно. Он написал, что я самый близкий человек, и извинился.
— За что?
— Ну, у нас уже была постоянная тема, что так пить нельзя, что надо приходить в чувство, хорошо себя вести.
Как-то ложусь спать, слышу звонок в дверь — стоит Володька. Побитый, несчастный. Где-то в районе сада “Эрмитаж” его от… метелили. Я предоставил ему кровать, сел в кресло и читал нравоучения. А он сквозь сон бормотал: да-да-да. Утром я убежал в школу-студию, он — на репетицию в театр, а когда вечером я вернулся — увидел записку с извинениями.
— Он тогда уже пил, насколько я понимаю, и по части кино получил даже “волчий билет”?
— На съемки “Завтрашней улицы” его утвердили, дали самую сортирную роль — бригадира строительного участка. Сценарий Помещикова — кошмарный, этот человек делал самые страшные из советских фильмов сталинских времен. А начальник актерского отдела “Мосфильма”, про которого говорили: хорошего человека Адольфом не назовут, пообещал, что если Высоцкий сорвется — а сорвется обязательно, то не будет больше сниматься нигде и никогда. Я поднял наших ребят и объяснил им, что мы должны достать этот сценарий, дописать в нем для себя роли, чтобы поехать вместе с Володей. Чтобы его на краю пропасти удержать. Так мы и сделали. Жили в палатках, в лесу. В футбол играли по воскресеньям. Причем, когда просто товарищескую встречу, то проигрывали со счетом 15:0, а когда сражались на интерес — по бутылке с человека, то обыгрывали всех к едрене фене.
— А как же съемки?
— Так два дня оставалось выходных. На них мотались в Ригу. Я, Высоцкий, Крамаров Савва, другие. Как-то по дороге избрали свое правительство — королевой-матерью назначили Савву Крамарова, Володю — министром обороны, меня — МВД и финансов. Пользуясь своим положением, я совершил правительственный переворот, вероломно свергнул королеву…
Да что говорить, все были молодые, перла энергия, талант. Гуляли на полную катушку, кидали бокалы в окно, познакомились с каким-то мастером спорта по боксу, так он нас ночью еще и ограбил. Дальше — не помню, меня несли до берега моря, потому что я не мог сам встать. Положили головой к воде, и я заснул. Подошел Володя: “Сев, я играл в преферанс и проиграл половину наших оставшихся после ограбления денег из заначки!” Я мигом очухиваюсь: что? где? Окунулся в море и пошел отыгрываться. А в глазах все плыло-плыло-плыло. К тому времени мы уже опаздывали на съемку, и если бы мы не вернулись вовремя, то грозил большой штраф за ее срыв — 4500 рублей.
Мы выскочили на шоссе, но никто не подобрал, и тогда мы побежали — 60 километров. И вот я несусь последним, почти умираю, слышу, кто-то догоняет сзади, оборачиваюсь — огромная собака. Говорю ей: “Ты что, тоже на съемку опаздываешь?”. А она в ответ: “Ага-ага!” Кстати, именно в этом путешествии Володя написал “Все срока уже закончены”, вот так.
Марина
— Встреча с Мариной Влади. Ты помнишь, как это у них закрутилось?
— Мы были в Одессе, летом 67-го года. Володя поехал в Москву играть спектакль. Московский фестиваль был в самом разгаре. Возвращается Высоцкий с совершенно горящими глазами: познакомился с Мариной. Очевидно, это произошло в момент, когда Макс Леон привел Влади на спектакль, и потом они поехали всей компанией, по-моему, в ВТО, а оттуда к Леону.
— У Высоцкого уже были планы в отношении Влади? Он всерьез собирался уходить от супруги, от детей?
— Я боюсь говорить, в особенности, когда стоит эта черная штучка, которая записывает… Я боюсь ошибиться… Я очень любил, люблю и буду любить Люсю Абрамову, Володину вторую жену. Как замечательную женщину, как интересного и умного человека. Но, мне кажется, что к моменту знакомства с Мариной у Володи с Люсей многие точки уже были поставлены — так же, как и у Люси в отношениях с Володей. Говорить, что это был уход от одной женщины к другой, — в корне неправильно. По-моему, обоюдное охлаждение Володи и Люси произошло раньше.
— И все же французская кинозвезда уже тогда была в его планах и мечтах?
— Он высматривал Марину в киножурналах типа “Новости дня”, мы вместе бегали на них. Шли киносборники о жизни фестиваля, где отслеживались главные культурные мероприятия, просмотры фильмов, пресс-конференции, прогулки на теплоходе и все такое. Мы сидели с Володей в темном кинозале, и периодически он вскрикивал: “Вот она! Вот!”.
— Но начало их романа пришлось, кажется, на осень 67-го года?
— Это было уже после Одессы. Володя опять уехал в Москву. Я дал ему ключ от своей квартиры. А Марина как раз снималась в фильме “Сюжет для небольшого рассказа”. Я говорю: Володь, вот тебе ключи, давай, действуй.
Только я тебя очень прошу, послезавтра последним рейсом я прилетаю. Будь добр, чтобы мне не к закрытой двери вернуться. Я усталый, умотанный после дикой съемки прилетаю в Москву. Закрыто. Мне так стало обидно, хоть плачь. Хорошо, что была пожарная лестница, и я, рискуя жизнью, выбивал, значит, с этой лестницы форточку, выдавливал верхнее окошко, прыгал вперед, делал кульбит, проклиная на чем свет стоит Володю.
— Наш человек.
— Да, я все умел. Но главное — обида, как другу я ему сказал, что послезавтра буду, жди. А его нет. Кончен мир. Мне 25 лет, я еще весь такой… Принципиальный. Выпить дома нечего, принял снотворное. Ложусь, засыпаю.
Слышу какие-то голоса через сон: “Ой, Севка, извини. У нас гости. Знакомься, это Марина”. Я бормочу: “Сейчас”. Выхожу в соседнюю комнату, а там — Она.
— Это была ваша первая настоящая встреча?
— Да. Еще пришли Вася Аксенов, Толя Гладилин, Андрей Михалков, Ира Купченко.
— Ты всех сразу запомнил?
— Да. У меня со снотворного было обостренное восприятие. Володя взял гитару. Я смотрел на эту компанию и понимал, что люблю этих людей. Люблю Васю за то, как он слушал Володю. Люблю Марину. И в этом составе мы просидели до утра. Сон я быстро вымыл алкоголем. Деталей беседы не помню. В основном, конечно, я наблюдал за Мариной и Володей. И видел двух абсолютно счастливых людей, и очень радовался их счастью.
Потом мы наконец проводили всех гостей, и я пошел досыпать в мамину комнату, а утром меня разбудил телефонным звонком Аксенов, который, оказывается, уходя, надел мой финский плащ цвета маренго.
— Потом ты часто встречался с Мариной? Твоя мама однажды рассказывала, как она ее впервые увидела — при выходе из ванной, обнаженной, кожа светится — богиня!
— Этого я не помню. Но Марину мама любила.
Катастрофы
— …какой он был? Не знаю. Невероятный, человек настроения. Кроме всего еще и невероятный человек сиюминутности, конкретности сегодняшней. Поэтому сложно какие-то поправки внести — почему именно в тот момент Володя выглядел таким, предпочитал общаться близко с тем-то и тем-то.
— А настоящие друзья у него еще были? В той же Таганке?
— Появлялись. Кто-то становился ближе в определенный момент, потом отходил на задний план, появлялся новый товарищ. Его нельзя в чем-то обвинить. Достаточно долгие и нежные были отношения с Ваней Дыховичным. Затем сближение с Валерием Золотухиным — этим был определен “Хозяин тайги” и “Интервенция”. Три года это сближение длилось.
— Однажды в анкете на вопрос: кто твой друг — Высоцкий ответил: “Золотухин”. Это было серьезно или так, чтобы отвязались?
— Мне трудно об этом говорить. Я вообще странно отношусь к этой анкете. Просто, может быть, в этот момент вошел со сцены Золотухин — вот он и написал. Вот с Веней Смеховым никогда не было близких отношений. Были совместные выступления, работа общая — не больше. Просто Высоцкий изначально к людям относился хорошо.
— Так за что его любили люди?
— За то, что невероятно живой, живее, чем мы все, вместе взятые. Поэтому, может быть, у него были такие перепады настроения. Поэтому невероятно важно, как написаны его стихи. Хотя все, что в результате Володей написано, не сиюминутно, но произрастает это из этого жизненного сора.
Читать и смотреть далее:
Любовь к театру Всеволоду привил отец - соратник Завадского, Раневской, Плятта и Марецкой. Осип Наумович много работал на радио, участвовал в радиопостановках пьес, а репетиции спектаклей часто проходили у него дома.
По поводу профессии у самого Всеволода Абдулова раздумий не было - он с детства мечтал стать актером, и его самой большой мечтой была работа во МХАТе. В 1960 году Всеволод сдал документы во все театральные институты, в результате чего его приняли в ГИТИС и в Вахтанговскую школу, а вот со МХАТом были проблемы. Но на одной из консультаций он познакомился с Владимиром Высоцким, и тот, будучи студентом-старшекурсником, учил Абдулова тонкостям актерского искусства. В результате Абдулов был принят в Школу-студию МХАТ.
Ранняя юность актера совпала с хрущевской оттепелью. Студент Абдулов выходил на площадь около памятника Маяковского, и читал вслух стихи тогда полузапрещенных поэтов - Пастернака, Цветаевой, Гумилева и Самойлова. У Всеволода Абдулова были особенные друзья. Владимир Буковский жил у него на даче, а Владимир Высоцкий посвящал Абдулову стихи. О том, как они были близки, говорит записка Высоцкого "Ты самый близкий мне человек... Я не предполагал, что друг может быть так необходим…". Эту записку Абдулов позже хранил всю жизнь.
Учась в школе-студии МХАТа, Абдулов был приглашен в театр-студию при клубе МВД, который был организован сокурсниками Владимира Высоцкого.
На первом курсе Всеволод Абдулов женился, у него родилась дочь, но семейная жизнь продолжалась недолго: Абдулов увлекся одной из молодых актрис. Однако отношений с дочерью он не порвал, и она часто бывала у отца, подолгу жила у него, ездила с ним на съемки. Впоследствии она окончила факультет иностранных языков и переводила книгу Марины Влади.
Абдулов, как сам он признавался, был женат пять или шесть раз, утверждая, что официальный или не официальный брак - для него ничем не отличается. Деликатность по отношению к близким вообще была его отличительной чертой. Так в беседах с журналистами он практически ничего не рассказывал о своих бывших женах, не называл их имен. "Я вообще стараюсь сохранять теплые отношениями со своими женщинами, практически ни с кем не расставался со скандалом," - говорил актер.
После окончания учёбы Всеволод Абдулов играл в Московском театре на Таганке. Играл он и на сцене Московского Художественного театра, где молодому Абдулову посчастливилось выходить на сцену вместе со знаменитыми мхатовскими стариками Андровской, Яншиным, Грибовым и Прудкиным. Во МХАТе он сыграл в "Соло для часов с боем" и совершенно блестяще - Раздватриса в "Трех толстяках".
До прихода в Московский художественный академический Театр главным режиссером Олега Ефремова Абдулов был на виду, но потом ушёл в тень. А после раздела театра он оказался во МХАТе имени Горького, но и там работать не смог: слишком сложные отношения были в коллективе.
Всеволод Осипович мастерски читал Пастернака, Ахматову и Цветаеву. Его записи хранятся в фондах отечественного радио. На Всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия» выходили диски, содержащие радиоспектакли с участием Абдулова, а также стихи различных поэтов в его исполнении.
В кино Всеволод Абдулов сыграл не так много ролей, хотя сниматься начал еще в середине 1960-х годов. На его счету работы в таких фильмах, как детектив Станислава Говорухина "Контрабанда", приключенческая лента Владимира Вайнштока "Вооружен и очень опасен", политический памфлет Павла Любимова "Гол в Спасские ворота".
Однако гораздо более заметные роли актеру довелось сыграть в телевизионных фильмах - в "Приключениях Тома Сойера и Гекльберри Финна", поставленном Станиславом Говорухиным по произведениям Марка Твена, в комедийном мюзикле Александра Павловского "Трест, который лопнул".
В 1979 году Абдулов снялся в легендарном телесериале "Место встречи изменить нельзя": он сыграл милиционера Соловьева, который струсил и отпустил Фокса.
Его порекомендовал Владимир Высоцкий, и эта роль для актера была своеобразным возрождением после аварии. А произошло это так. Осенью 1977 года Всеволод Абдулов возвращался на своей машине из Баку со съемок. Под городом Ефремовым взорвалось переднее колесо, и машина перевернулась 6 раз. Актер попал в больницу и 21 день не приходил в сознание. Его возили по разным больницам, а врачи говорили: "Неперспективный". Инициатором перевоза из больницы города Ефремова больного друга в тульскую больницу был Высоцкий. Он же посвятил Абдулову песню, которую назвал "Баллада и гипсе".
Когда Абдулова привезли в больницу на вертолете, мама Всеволода Елизавета Моисеевна Абдулова-Метельская, узнав о несчастье, повторяла: "Он выживет, мой мальчик. Не может быть, чтобы я потеряла и третьего сына".
К весне Абдулов пошел на поправку, и в это время к нему в палату приехали Высоцкий и Говорухин. Они привезли 5 томов сценария фильма "Место встречи изменить нельзя" и предложили на выбор любую роль. Со сценарием фильма Сева был знаком еще до катастрофы.
Посмотрев внимательно на посетителей, он сказал:
– А если не поправлюсь к началу съемок...
– Не имеешь права, – почти серьезно заметил Высоцкий.
Во время съемок Высоцкий все время был рядом, поддерживал его, помогал работать. И Абдулов смог преодолеть последствия травм.
Спустя время, когда Севу выписали из больницы и во МХАТе отмечали 50-летний юбилей Олега Ефремова, счастливо закончившаяся автокатастрофа стала поводом для строк в стихотворении, посвященным Высоцким Ефремову, и спетом на юбилее:
Здесь режиссер в актере умирает,
И вот вам парадокс и перегиб:
Абдулов Сева – Севу каждый знает –
В Ефремове чуть было не погиб...
Всеволод Абдулов много занимался озвучанием. Также он исполнил роль Понтия Пилата в русской версии рок-оперы Уэббера "Иисус - Христос Суперзвезда".
В жизни Абдулов был молчалив и скрытен - считал свою персону не интересной для прессы. "Я не умею давать интервью, да и рассказывать мне не о чем: в скандальную хронику я не попадал, в публичных местах не очень-то люблю появляться. Я и в артисты пошел не за аплодисментами и признанием, а чтобы получить удовольствие от лицедейства," - признавался Абдулов.
Случившаяся авария сильно сказалась на жизни актёра: он уже не мог играть в театре с прежней интенсивностью и всё меньше снимался в кино.
Матвей Гейзер, друг Всеволода Абдулова рассказывал: "В конце лета 1991 года я узнал, что Севу увезли в больницу в очень тяжелом состоянии. Одни говорили – инфаркт, другие – инсульт... Звонил я ему многократно, однако телефон несколько дней молчал. А позже, в конце августа, трубку снял... сам "умирающий". По голосу уловил – Сева был навеселе:
– Разве мог я оставаться там, в больнице, когда в Москве эта мразь решила совершить переворот?"
Я как "старший" – Сева моложе меня на полтора года – пытался урезонить его, на что услышал:
– Если вправду желаешь мне добра, приезжай. Полечимся вместе.
Тогда в августе 1991 года он остался жив. А умер, как все истинные праведники, быстро знойным, жарким летом нынешнего года.
Его любили все, кто ценит в человеке бескорыстность и доброту, честность и великодушие. В одной популярной московской газете некролог по Всеволоду Абдулову был озаглавлен: "Остался только голос"...
Не так это, не так! В коротких заметках, посвященных его памяти, я не буду подробно останавливаться ни на вечерах в доме Абдуловых, ни на творчестве Всеволода Осиповича в театре (он с юности был актером МХАТа); ни на его работе в кинематографе (последние годы, правда, не на экране, а "за ним", – и в этой области он оставил заметный след). Здесь уместно вспомнить мою давнишнюю беседу с Зиновием Ефимовичем Гердтом. Я спросил его однажды, есть ли у него среди сыгранных им ролей в кино самая любимая. На что он со свойственной только ему скромностью сказал:
– Не могу ответить на ваш вопрос... Любимая моя роль? От автора – в ромовском фильме "9 дней одного года". И вообще иногда за экраном можно сказать гораздо больше, чем "с экрана".
Так вот, последние годы Всеволод Абдулов был чаще "за экраном", чем "на экране". Но работал так же вдохновенно, добросовестно, как и в пору, когда снимался в кино.
В памяти тех, кто знал Всеволода Абдулова, кто общался с ним, навсегда останется его обаяние, лучащаяся доброта – все это помогало людям, с ним общавшимся, как говорится, и в радости, и в горе. И еще – в памяти тех, кто хоть раз видел улыбку Всеволода Абдулова, она останется навсегда».
Последние годы жизни актёра память стала совсем плоха. Абдулов отказывался сниматься, понимал, что может подвести. Он полностью посвятил себя радио дубляжу в кино. Его голосом говорили Албус Дамблдор в "Гарри Поттере", Барлиман во "Властелине колец", мистер Бин, Эдди Валиант в "Кто подставил кролика Роджера?". Абдулов озвучил огромное количество анимационных персонажей в мультсериалах "Алладин", "Черный плащ", "Приключения мишек Гамми" и "Черепашки-ниндзя".
Вспоминала Ольга - последняя женщина в жизни актера: "Если бы Сева не встретился со мной, то, возможно, этих последних двух лет жизни у него просто не было бы. Сева привык ничего не есть, раз в три дня отварит пельмени, заправит их уксусом и посыплет перцем - готова закуска… Он был застенчив и одинок. Он никому не был нужен. Дочка Юля от первого брака позвонит раз в три месяца, поинтересуется: "Как себя папа чувствует?.." - и снова исчезнет".
25 июля 2002 года Всеволод Абдулов присутствовал на дне памяти Владимира Высоцкого, но чувствовал себя плохо. Обычно он никогда не давал интервью о Владимире - швырял телефонную трубку, едва журналисты приставали к нему с вопросами об этом. Но "МК" удалось разыскать уникальную запись Всеволода Абдулова о его дружбе с великим актером и поэтом.
Две кассеты, записанные исследователем творчества Высоцкого Игорем Роговым 12 декабря 1989 года, и в 1994 году, с припиской "конфиденциально", словно для служебного пользования, и стопка листов, отпечатанных на пишущей машинке, были найдены в архиве ушедшего из жизни Давида Карапетяна, переводчика с итальянского и тоже друга Владимира Высоцкого.
Текст был расшифрован и литературно обработан Екатериной Сажневой.
80-й год, 67-й, 60-й…
Знакомство
Всеволод Абдулов: Свою первую песню Володя написал осенью 60-го. Помню, появился в квартире на 3-й Мещанской племянник мамы Нины Максимовны, откуда-то из Сибири приехал — он там отсиживал срок. И они с Володей "схлестнулись" дней на десять. Застолья, невероятные рассказы. После чего Володя разразился первым блоком уличных песен.
А вот знаменитая "Нинка" — это, мне кажется, год 63-й уже. Она была создана в Москве, на Пушкинской улице.
Никакого повода — хорошая пьянка и все. Мы сидели у Баранкина, замечательного скрипача, в коммунальной квартире. Пили-пили-пили, три часа ночи, кончилась водка, а в тот момент — это было начало 60-х, на радость всем работало кафе "Арарат". Стучишься тук-тук-тук — два швейцара с благородными лицами открывают дверь: "Сколько?".
И по пять рублей идет бутылка водки. А официально тогда 3,07 продавалась "Столичная". И мы с Володей, значит, чтобы "дозаправиться", пошли в "Арарат" через Георгиевский переулок, остановились около автоматов с газированной водой. А у Володи тогда возникла зависть ко мне, потому что многие автоматы — в них кладешь три копейки, а они говорят "кх-х-х-х!" — и не выдают ничего. Но я лупил эту бездушную машину кулаком — и все, она послушно выдавала газировку. Володька тщетно пытался понять — как же это так у меня ловко получается. И вдруг, во время моих манипуляций с автоматом, он отошел в сторону и произнес: "Постой, чудак, она ж наводчица, а мне еще сильнее хочется…".
— Устное творчество. А когда же он эту песню записал?
— Минут через 15. Едва вернулись домой аж с пятью бутылками. Листок беленький был. Но вот в линейку или в клетку он — я не помню. А чернила — синенькие. Еще у меня в записной книжке, среди всех телефонов, Володиной рукой выведен отрывок из “Четыре четверти пути”. Не тот, что мы привыкли слушать, — другой.
— Расскажи о своей первой встрече с Володей. Где? Как? Когда?
— Все очень просто. Поскольку я ничего толком не помню, то и выдумывать не надо. Было это в начале июня 1960 года. Я приехал в Москву со съемок фильма “Ждите писем” на похороны Пастернака. После этого поступил в школу-студию МХАТ, а Володя, он ее уже заканчивал, при всей своей загруженности — госы, спектакли — прибегал посмотреть на новеньких абитуриентов. Ему было интересно: кто придет на его курс. Углядел меня, наверное, на первой консультации, подошел, пытался помочь. А я успел посмотреть его дипломные спектакли и видел Володю в “На дне”, в чеховской “Свадьбе”, в “Бубнове”. 22-летний Володя играл Бубнова так, что я обалдел. Ты знаешь, Бубнов был неожиданно похожим на его последующие работы, те, которые мы знаем. Поражала силища, непонятно откуда идущая.
— Внутренняя?
— Мощная. Есть такой термин в актерском деле, эффект присутствия. Это у Володи было в высшей степени. Он появлялся, и оторваться от него было просто невозможно. Показательный спектакль — последняя роль. Не видел?
— Нет.
— “Преступление и наказание”, Свидригайлов. Значит, распахнутая сцена, ни кулис — ничего, голая, раздвинутая до кирпичной стены, и по ней люди бегают. Главный герой — двухметрового роста. С интересом за ним наблюдаешь. И вдруг появляется маленькая фигурка, Володя ведь маленький был.
— 165, наверное.
— Нет, ровно 170. И вдруг возникает она и сразу занимает все пространство. Двухметрового больше не видишь. Карлики вокруг. И ты начинаешь тянуться туда, где Володя. Такой магнит, такая сила. Давай выпьем.
— Но это будет потом. А что произошло после того, как вы в коридорах школы-студии столкнулись?
— Дальше Володя поступил на службу в театр, а я поступил учиться.
Он приходил ко мне, я — к нему. Вскоре мы начали затевать свой театр — в клубе имени Дзержинского, клубе милиции. Там встречались, репетировали, и пять лет нашей разницы в возрасте не замечались никем. Я не хочу сказать, что сразу стал его главным товарищем, постепенно это произошло.
Дружба
— Почему он все же выбрал тебя?
— Не знаю, не мне судить. Мы совпали. Потом, уже в следующей жизни, выяснилось, что Козероги и Водолеи могут очень хорошо дружить.
— Сева, так у тебя все жены были Водолеи — и что…
— Так одно дело дружить, а другое — жить. Я тебе так скажу: с рождения я жил с верой в крепкую мужскую дружбу. И с Володей было так же, я полюбил его сразу. Никакой специалист по медицине или по психологии не объяснит — что нас свело. Хотя, когда мы ругались, это было страшно. Остальные под стол залезали, выскакивали в другую комнату, чтобы не слышать криков. Но мы никогда друг перед другом не качали права — кто главней. Иногда — чаще! — Володя был главным, а иногда я говорил: “Володь, сократись”. А году в 62-м, наверное, он написал мне на бумажке — не в лицо сказал, сказать в лицо хорошие слова ему было трудно. Он написал, что я самый близкий человек, и извинился.
— За что?
— Ну, у нас уже была постоянная тема, что так пить нельзя, что надо приходить в чувство, хорошо себя вести.
Как-то ложусь спать, слышу звонок в дверь — стоит Володька. Побитый, несчастный. Где-то в районе сада “Эрмитаж” его от… метелили. Я предоставил ему кровать, сел в кресло и читал нравоучения. А он сквозь сон бормотал: да-да-да. Утром я убежал в школу-студию, он — на репетицию в театр, а когда вечером я вернулся — увидел записку с извинениями.
— Он тогда уже пил, насколько я понимаю, и по части кино получил даже “волчий билет”?
— На съемки “Завтрашней улицы” его утвердили, дали самую сортирную роль — бригадира строительного участка. Сценарий Помещикова — кошмарный, этот человек делал самые страшные из советских фильмов сталинских времен. А начальник актерского отдела “Мосфильма”, про которого говорили: хорошего человека Адольфом не назовут, пообещал, что если Высоцкий сорвется — а сорвется обязательно, то не будет больше сниматься нигде и никогда. Я поднял наших ребят и объяснил им, что мы должны достать этот сценарий, дописать в нем для себя роли, чтобы поехать вместе с Володей. Чтобы его на краю пропасти удержать. Так мы и сделали. Жили в палатках, в лесу. В футбол играли по воскресеньям. Причем, когда просто товарищескую встречу, то проигрывали со счетом 15:0, а когда сражались на интерес — по бутылке с человека, то обыгрывали всех к едрене фене.
— А как же съемки?
— Так два дня оставалось выходных. На них мотались в Ригу. Я, Высоцкий, Крамаров Савва, другие. Как-то по дороге избрали свое правительство — королевой-матерью назначили Савву Крамарова, Володю — министром обороны, меня — МВД и финансов. Пользуясь своим положением, я совершил правительственный переворот, вероломно свергнул королеву…
Да что говорить, все были молодые, перла энергия, талант. Гуляли на полную катушку, кидали бокалы в окно, познакомились с каким-то мастером спорта по боксу, так он нас ночью еще и ограбил. Дальше — не помню, меня несли до берега моря, потому что я не мог сам встать. Положили головой к воде, и я заснул. Подошел Володя: “Сев, я играл в преферанс и проиграл половину наших оставшихся после ограбления денег из заначки!” Я мигом очухиваюсь: что? где? Окунулся в море и пошел отыгрываться. А в глазах все плыло-плыло-плыло. К тому времени мы уже опаздывали на съемку, и если бы мы не вернулись вовремя, то грозил большой штраф за ее срыв — 4500 рублей.
Мы выскочили на шоссе, но никто не подобрал, и тогда мы побежали — 60 километров. И вот я несусь последним, почти умираю, слышу, кто-то догоняет сзади, оборачиваюсь — огромная собака. Говорю ей: “Ты что, тоже на съемку опаздываешь?”. А она в ответ: “Ага-ага!” Кстати, именно в этом путешествии Володя написал “Все срока уже закончены”, вот так.
Марина
— Встреча с Мариной Влади. Ты помнишь, как это у них закрутилось?
— Мы были в Одессе, летом 67-го года. Володя поехал в Москву играть спектакль. Московский фестиваль был в самом разгаре. Возвращается Высоцкий с совершенно горящими глазами: познакомился с Мариной. Очевидно, это произошло в момент, когда Макс Леон привел Влади на спектакль, и потом они поехали всей компанией, по-моему, в ВТО, а оттуда к Леону.
— У Высоцкого уже были планы в отношении Влади? Он всерьез собирался уходить от супруги, от детей?
— Я боюсь говорить, в особенности, когда стоит эта черная штучка, которая записывает… Я боюсь ошибиться… Я очень любил, люблю и буду любить Люсю Абрамову, Володину вторую жену. Как замечательную женщину, как интересного и умного человека. Но, мне кажется, что к моменту знакомства с Мариной у Володи с Люсей многие точки уже были поставлены — так же, как и у Люси в отношениях с Володей. Говорить, что это был уход от одной женщины к другой, — в корне неправильно. По-моему, обоюдное охлаждение Володи и Люси произошло раньше.
— И все же французская кинозвезда уже тогда была в его планах и мечтах?
— Он высматривал Марину в киножурналах типа “Новости дня”, мы вместе бегали на них. Шли киносборники о жизни фестиваля, где отслеживались главные культурные мероприятия, просмотры фильмов, пресс-конференции, прогулки на теплоходе и все такое. Мы сидели с Володей в темном кинозале, и периодически он вскрикивал: “Вот она! Вот!”.
— Но начало их романа пришлось, кажется, на осень 67-го года?
— Это было уже после Одессы. Володя опять уехал в Москву. Я дал ему ключ от своей квартиры. А Марина как раз снималась в фильме “Сюжет для небольшого рассказа”. Я говорю: Володь, вот тебе ключи, давай, действуй.
Только я тебя очень прошу, послезавтра последним рейсом я прилетаю. Будь добр, чтобы мне не к закрытой двери вернуться. Я усталый, умотанный после дикой съемки прилетаю в Москву. Закрыто. Мне так стало обидно, хоть плачь. Хорошо, что была пожарная лестница, и я, рискуя жизнью, выбивал, значит, с этой лестницы форточку, выдавливал верхнее окошко, прыгал вперед, делал кульбит, проклиная на чем свет стоит Володю.
— Наш человек.
— Да, я все умел. Но главное — обида, как другу я ему сказал, что послезавтра буду, жди. А его нет. Кончен мир. Мне 25 лет, я еще весь такой… Принципиальный. Выпить дома нечего, принял снотворное. Ложусь, засыпаю.
Слышу какие-то голоса через сон: “Ой, Севка, извини. У нас гости. Знакомься, это Марина”. Я бормочу: “Сейчас”. Выхожу в соседнюю комнату, а там — Она.
— Это была ваша первая настоящая встреча?
— Да. Еще пришли Вася Аксенов, Толя Гладилин, Андрей Михалков, Ира Купченко.
— Ты всех сразу запомнил?
— Да. У меня со снотворного было обостренное восприятие. Володя взял гитару. Я смотрел на эту компанию и понимал, что люблю этих людей. Люблю Васю за то, как он слушал Володю. Люблю Марину. И в этом составе мы просидели до утра. Сон я быстро вымыл алкоголем. Деталей беседы не помню. В основном, конечно, я наблюдал за Мариной и Володей. И видел двух абсолютно счастливых людей, и очень радовался их счастью.
Потом мы наконец проводили всех гостей, и я пошел досыпать в мамину комнату, а утром меня разбудил телефонным звонком Аксенов, который, оказывается, уходя, надел мой финский плащ цвета маренго.
— Потом ты часто встречался с Мариной? Твоя мама однажды рассказывала, как она ее впервые увидела — при выходе из ванной, обнаженной, кожа светится — богиня!
— Этого я не помню. Но Марину мама любила.
Катастрофы
— …какой он был? Не знаю. Невероятный, человек настроения. Кроме всего еще и невероятный человек сиюминутности, конкретности сегодняшней. Поэтому сложно какие-то поправки внести — почему именно в тот момент Володя выглядел таким, предпочитал общаться близко с тем-то и тем-то.
— А настоящие друзья у него еще были? В той же Таганке?
— Появлялись. Кто-то становился ближе в определенный момент, потом отходил на задний план, появлялся новый товарищ. Его нельзя в чем-то обвинить. Достаточно долгие и нежные были отношения с Ваней Дыховичным. Затем сближение с Валерием Золотухиным — этим был определен “Хозяин тайги” и “Интервенция”. Три года это сближение длилось.
— Однажды в анкете на вопрос: кто твой друг — Высоцкий ответил: “Золотухин”. Это было серьезно или так, чтобы отвязались?
— Мне трудно об этом говорить. Я вообще странно отношусь к этой анкете. Просто, может быть, в этот момент вошел со сцены Золотухин — вот он и написал. Вот с Веней Смеховым никогда не было близких отношений. Были совместные выступления, работа общая — не больше. Просто Высоцкий изначально к людям относился хорошо.
— Так за что его любили люди?
— За то, что невероятно живой, живее, чем мы все, вместе взятые. Поэтому, может быть, у него были такие перепады настроения. Поэтому невероятно важно, как написаны его стихи. Хотя все, что в результате Володей написано, не сиюминутно, но произрастает это из этого жизненного сора.
Читать и смотреть далее:
Подписаться на:
Сообщения (Atom)