АЛЫЕ ПАРУСА МОРДЕХАЯ ЛАПИДА

                                     Последнее фото Лапида.

 Лапид – еврей из Риги – писал стихи на иврите. Мне трудно оценить их. Передо мной авторизованный перевод. Есть в переводе этом строчки удивительной силы: « Он родился в какой-то скользкой ране. В небоскребе еврейской боли».

 Это он о себе пишет – Мордехай Лапид - крупный, высокий человек, отец 13 детей. Он стоял на перекрестке у Кирьят Арба и держал за руку сына. Мимо медленно проезжала легковая машина, оттуда раздалась очередь. Мордехай Лапид и его сын погибли.

 Это случилось через год после соглашения в Осло, когда в Израиле старались не замечать смерть евреев от рук террористов. Лапида похоронили поспешно и тихо. Только родные стояли у его могилы. Слава Богу, род свой он успел преумножить.

 Говорят, что Мордехай Лапид был мудр и кроток. Его друг, Борух Словин, вспоминает: « Марик не советовал гневаться на таких людей, как Йоси Сарид или Шуламит Алони. Он говорил: «Эти люди все-таки евреи и живут в Эрец – Исраэль». Он готов был простить каждого, кто прибыл в Израиль или родился в Еврейском государстве».

 Путь Лапида в Израиль, как и у большинства советских евреев той поры, был подвигом, личным вызовом власти, борьбой. Сионисты шестидесятых придумали себе идеальный образ Страны Обетованной. И народ, обитающий там, казался им народом великанов и мудрецов.

 Действительность Израиля, чиновного и социалистического, заставила многих из них совершить еще один подвиг: не отказаться от своих идеалов, не струсить, не обратиться в бегство. Тем самым, сионистское движение евреев из Российской империи прошло два фильтра, два барьера. Сначала в СССР их пытали, загоняли в лагеря и психушки, потом в самом Израиле старались убедить, что сионизм умер, и разными методами загоняли «буйных русских» в предписанное русло соглашательства и компромисса.

 Мордехая Лапида не удалось сломать. До последнего своего часа он верил в алые паруса сионизма. Силы, энергии, таланта этого человека хватило, чтобы осилить железную машину КГД. Он выстоял и в Израиле. Здесь, на земле предков, он жил так, как планировал жить в Риге. Он не отступил от себя самого ни на миллиметр.

 Сомкнитесь здоровые кости,

 Очнитесь крепкие нервы,

 Сплетайтесь тросами жилы,

 Твердейте стальные мышцы

 Под затянувшейся кожей.

 Это писал человек, вышедший из «небоскреба еврейской боли». Таким он воспринимал галут.

 «Марик был необычной личностью, - говорит Барух Словин, - но чтобы понять этого человека нужно понять его время и место, из которого он вышел. Рига, конца сороковых годов была полна еврейского духа и глубоких переживаний за государство Израиль. Из ссылки я вернулся в наш город в 1956 году, и ожидал увидеть столицу Латвии такой, какой я ее оставил, или, вернее всего, представлял в своем юношеском воображении.   

 Но увидел я совсем другой город. Началась оттепель. Все были довольны, упала с лиц чадра страха. Евреи Риги жили, как правило, неплохо: в хороших квартирах и получали приличные зарплаты.

 Израиль был по-прежнему близок каждому еврейскому сердцу, но близость эта перестала быть, в большинстве случаев, стремлением соединить свою судьбу с судьбой Еврейского государства. Я не мог понять, что произошло с моими земляками.

 Я метался по Риге в поисках тех, кто мыслил, как я, и не находил таких людей. Свидетельствую, что в этот момент в Риге работали активно только три сиониста: Мими Гарбер, Иосиф Янкелевич и Марк Блюм, ставший в Израиле Мордехаем Лапидом.

 Была, правда, еще одна группа активистов, но легальных. Они создавали хоры, поющие на идише, театральные коллективы, но все это с дозволения властей. На грани ареста работали только эти три, упомянутых мною, человека.

  Есть легенда, что Рига отличалась от других городов СССР устойчивостью сионистских традиций. Думаю, это не совсем верно. Марк Блюм приехал в Латвию из Харькова, Мими Гарбер из Берлина, Иосиф Янкелевич из Молдовы. Все эти трое не были рижанами.

 Что делал Марк Блюм? Он и здесь был терпим и спокоен. Марк понимал, что еврейская молодежь Риги ведет сытую, благополучную жизнь: учиться в лучших институтах, хорошо работает, активно и красиво, по тем временам, конечно, отдыхает, но он говорил: « Ты посмотри, евреи все равно держатся вместе. В Риге, в Москве, в Киеве – они рядом. Может быть, нет в них ничего еврейского, ничего сионистского, но они рядом.  И, пока это происходит, не все потеряно».

  Марик Блюм был высоким, красивым парнем, и за ним ребята ходили толпами. Все их называли в Риге «детьми Блюма». Почти все «дети» Марка сейчас живут в Израиле. Могу назвать некоторых: Рафи Пизов, Или Валк, Йоси Шнайдер, Кнохи, Мими Гарбер, Иосиф Янкилевич… Он вел этих людей за собой с середине пятидесятых до выезда в Израиль. По сути дела, он воспитал этих ребят.

 Марк без устали передвигался по Риге, и везде он находил своих «детей». При виде Блюма они ударяли кулаком в грудь и вытягивали руку с возгласом «Тель хай!» Все они считали себя бейтаровцами».

 Кстати,  Эли Валк, один из «детей» Лапида, иного мнения о терпимости Блюма. Он говорит так: « Этот замечательный человек был совершенно бескомпромиссен не только по отношению к советской власти, но и евреям, отступавшим, по его мнению, от идеалов сионизма и заповедей Владимира Жаботинского».

 Вполне возможно, что правы и Эли Валк и Барух Словин, рассказавший об удивительной терпимости Лапида. Человек глубоко религиозный – он шел по пути духовного совершенства. Он ни на йоту не изменил своей идее, но в Израиле научился принимать и понимать людей такими, какими они родились на свет и выросли.

 Эли Люксембург говорит, что Мордехай Лапид - его «кровавая рана». Эли  не раз собирался написать о нем, но не мог – «слишком больно». Он читал на иврите книгу прозы Лапида. Люксембург считает, что книга эта до сих пор не напечатана, но, если она когда-нибудь появится на свет, работу эту встретят в штыки и светские читатели и религиозные люди, настолько она оригинальна по мысли и смела.

 Передо мной исповедальная поэзия Лапида. Думаю, и в прозе своей он был наверняка исповедален. Отсюда можно сделать вывод, что в глубине души Марк Блюм не изменился, и  «духовная» бескомпромиссность не покидала этого человека ни на миг.

 «Светлым человеком и патриархом, - называет Мордехая Лапида Эли Люксембург. Патриархом он стал в Израиле.  Барух Словин помнит юного Марка Блюма.

 «Еврейские могилы жертв нацизма – Румболе, - рассказывает Словин. – Мне тогда не казалось важным напоминать о них, но Марик считал, что это первоочередная наша обязанность. Его ребята нарисовали громадные щиты со звездой Давида и подняли  щиты над могилами. Милиция и КГБ валила эти щиты, но ночью «дети Блюма» снова водружали их на место. Словом, шла долгая и тяжелая война.

 Мы постоянно занимались самиздатом, тиражировали литературу по иудаике. Проблема здесь была не в изготовлении, а в распространении. Евреи в Союзе брали наш самиздат неохотно. 

 Впрочем, Марк Блюм не торопился. Он всегда был спокоен и доброжелателен. Все акции готовил осторожно и основательно. Мне всегда казалось, что даже на трения между евреями, нужно реагировать более горячо, но Марк только улыбался в ответ на мои гневные тирады».

 Слушаю Словина, но не могу забыть стихов Блюма:

 Руки связали сразу,

 Границей сковали ноги,

 Души растлили проказой,

 И бросили у дороги.

  Какая уж тут спокойная доброжелательность? Сплошной крик. Да и арестовали Лапида в обстоятельствах чрезвычайных.

-         В конце 67 года приехала в Ригу певица из Израиля – Геула Гил. Тогда и случилась большая драка между милицией и «детьми» Блюма, когда они играли в футбол фуражками милиционеров. Но прежде был скандал в зале. Агенты КГБ и милиционеры забирали у людей цветы, и не подпускали их к сцене. А потом, на улице и была эта драка. Ну, они и арестовали Марика, судили, дали ему три года лагерей.

 Пробую пошутить: «Это, наверно, за терпимость и доброжелательность».        

 « За лидерство, - говорит Словин. – А потом следили за ним давно. Те события стали только предлогом.

 Кстати, Марик и здесь, в Израиле, был предельно терпим, что нельзя сказать о его врагах в виллах Совьена и в апартаментах северного Тель-Авива. А  дети Блюма рождались в палатках поселений, без горячей воды и, порой, даже без электрического света. Он принес с собой свой Израиль, он верил в него и хотел жить в нем, попреки всему».

 В конце шестидесятых годов, по инициативе А. Громыко, родилась идея, согласно которой необходимо было «выпустить пар»: разрешить  репатриацию в Израиль нескольким сотням евреев, как правило, активистам сионистского движения. Марк Блюм попал в их число. Активных пропагандистов репатриации отправили в Израиль с вызовами, срок которых давно истек, срочно отправили, не давая, практически, времени на сборы.

«Кремль просчитался, - говорит Словин. – Власти СССР думали, что, выпустив горстку евреев из страны, они снизят давление в «котле». На самом деле эта победа Марка Блюма и его друзей привела к настоящему взрыву этого котла, подъему сионистского движения во многих городах коммунистической империи».

 Впрочем, Израиль только у «трапа» самолета встретил новоприбывших, как победителей.

 Борух Словин говорит, что он не давал интервью газетам 30 лет, и только сегодня решается рассказать о давней реакции официального Израиля на новых граждан страны из России.

 Слушаем Словина: « Вполне естественно, что новоприбывшие примкнули к правым, и тогда правящая партия испугалась. Иаков Янай, один из лидеров «Аводы», заявил: « Если будет продолжаться «русская» алия в таком темпе, эти люди лишат нас власти. И тогда началось. Помню статью в одной из газет, в которой объявлялось, что каждый четвертый из «русских» – агент КГБ, а среди активистов этот процент еще выше. Прочтите эти давние газеты на иврите, в них даже Яков Казаков и Борис Шперлинг открыто обвинялись в том, что они шпионы Москвы.

 Кстати, когда началась последняя, большая алия, эти люди стали бояться не потери политической власти, а утраты барышей. Тогда все новоприбывшие мгновенно превратились в мафию.

 Помню газета «Давар» в 1969 году первая заявила, что евреям из России нельзя давать гражданство вместе с правом идти на выборы. Вот в какую атмосферу попал Марик Блюм, и все-таки, несмотря ни на что, он стал Мордехаем  Лапидом».

 Конец есть у дорог любых,

 Вот мы у финиша  устали.

 Мы видим, как из зерн благих,

 Ростки ослабли и завяли.

 Но все это поэзия. На самом деле Мордехай Лапид  не сдался, не отступил. До последнего своего часа он сражался за  свой Израиль, Израиль высокой мечты, под алыми парусами сионизма.

 Я лишь прикоснулся к рассказу об этом человеке, и понял, что настоящая повесть о нем еще впереди. Многие знают и любят в Израиле Марика Блюма – Мордехая Лапида. Отзовитесь, люди! Мне бы хотелось написать об этом человеке не краткие и поверхностные заметки, а очерк, более достойный его светлого имени.