Рецензия на: Yohanan Petrovsky-Shtern. Lenin’s Jewish Question – New Haven and London: Yale University Press, 2010. 224 p. ISBN 978-030-0152-104
Среди бесспорных и немаловажных достоинств книги бывшего киевлянина, а в настоящее время профессора еврейской истории Северо-Западного университета (Иллинойс, США) Иоханана Петровского-Штерна – ее язык. Повествование, насыщенное литературными аллюзиями и игрой слов, ведется столь изящно и читается столь легко, что и рецензию хотелось бы писать скорее в жанре беллетризированного эссе, нежели сухого наукообразного обзора. Конечно, я не обладаю литературным даром в такой степени, в какой им обладает автор книги; попытка подражания с моей стороны выглядела бы скорее нелепой пародией, нежели изящным литературным диалогом с автором. Однако начать рецензию все же позволю себе с личного лирического отступления.
Для каждого советского человека Ленин был практически родным и близким, его почти живое присутствие ощущалось всегда и везде. Пусть и не в виде канонического портрета в «красном углу», но на пионерском значке на школьной форме Ленин неизбежно присутствовал в интимном пространстве. Будучи октябренком, я с удовлетворением отмечал некоторое сходство изображения маленького Володи Ульянова на моем значке с моим отражением в зеркале – я тоже обладал, к неудовлетворению учителей, видевших в этом некое нарушение порядка, непокорными кудрями. Разумеется, крамольная мысль о том, что мальчик на моем значке – еврей (такой маленький, а уже!) просто не могла прийти мне в голову – впрочем, тогда я вряд ли понимал, кто такие «евреи» и чем они отличаются от нормальных людей.
Я точно помню, как я узнал секрет Полишинеля, тщательно оберегаемый всеми идеологическими и пропагандистскими моей советской родины. За два года до того, как эта страна исчезла с политической карты мира, мне в руки попался первый выпуск газеты «Память» – печатного органа одноименного «национал-патриотического фронта». На карикатуре в этой газете был изображен забавный человечек, обладавший безошибочно узнаваемым профилем и т.н. «прищуром», при этом подписан неизвестным автором рисунка он был как «Бланк». Странным, помимо этой непонятной надписи, на рисунке было то, что прямая речь человечка изобиловала карикатурными элементами грассирования – так, буква «р» в его устах превращалась в «г».
Много лет спустя, при профессиональном политологическом анализе идеологии и пропаганды русского праворадикального антисемитизма в контексте позднеперестроечной публичной полемики, я в полной мере осознал важность, которую имел для националистов «факт» еврейского происхождения вождя мирового пролетариата.
Несмотря на внешнюю интернационалистическую риторику, на самом деле в рамках советского дискурса этническому происхождению придавалось огромное значение. В массовом сознании населения СССР была широко распространена непоколебимая уверенность в обусловленности этническим происхождением интеллектуальных способностей или морально-нравственных качеств конкретного индивидуума. «Национальность», зафиксированная в документах, влияла не только на карьерный рост, но и на отношение окружающих. Представители «стигматизированных» этносов сталкивались с проблемами не только в отделах кадров, но и в каждодневной жизни, особенно в коллективах, сформированных принудительным образом, вроде школьного класса, отряда в пионерском лагере или взвода в советской армии. Этничность занимала огромное место в сознании советского человека, порой способствуя формированию глобальных объяснительных схем, что в частности можно объяснить склонностью массового сознания к мифологическим моделям осмысления окружающей действительности в условиях тотального ограничения доступа к информации.
Как убедительно показали современные исследования [См., напр., лучшее, на мой взгляд, исследование русского национализма в последние десятилетия советской власти: Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы. – М.: Новое литературное обозрение; библиотека журнала «Неприкосновенный запас», 2003. 618 с.], для разношерстного неформального движения русских националистов последних десятилетий советской эпохи, как диссидентов, находящихся в радикальной оппозиции к правящему режиму, так и функционеров самого режима, сформировавших к 1970-м гг. довольно влиятельное националистическое крыло в самой коммунистической партии, антисемитизм был крайне важен. Политические заключенные и бюрократы-номенклатурщики высокого ранга, православные неофиты и фантазеры-неоязычники, сторонники самодержавной России, которую они умудрились потерять, никогда ею не обладая, и сталинисты национал-большевистского толка, писатели-«деревенщики» и комсомольцы эпохи покорения космоса сходились только в одном вопросе – в всех бедах виноваты евреи. Роль юдофобии как консолидирующего фактора для русско-советских националистов была чрезвычайно велика. Антисемитизм был зоной, в которой смыкались взгляды официальных кругов и фрондирующих диссидентов-«почвенников», а официальный «антисионизм» – полем дозволенной чуть ли не нацистской пропаганды. 20–30 лет назад в русско-советском националистическом движении широко бытовала формулировка «основной вопрос», единомыслие в котором было важнее, чем разногласие по всем остальным проблемам. По отношению к «основному вопросу» люди этого круга оценивали новых знакомых, определяли возможность сотрудничества, протежировали молодежь. Это словосочетание, игриво обыгрывавшее навязший тогда у всех в зубах «основной вопрос философии», означало, естественно, позицию по еврейскому вопросу.
Мнимое, как мы понимаем, на самом деле, несмотря на реальность прадедушки Мошко Бланка из украинского Староконстантинова, «еврейство» Ленина как по волшебству объясняло многое для русских националистов, идеально вписываясь в конспирологическую картину мира, в которой основной движущей силой истории является глобальный и безжалостный еврейский заговор [О конспирологическом антисемитизме в позднесоветском и постсоветском дискусре см., напр.: Лихачев В. Политический антисемитизм в современной России. – М.: Academia, 2003, особенно с.116–117, 124–127.]. Основанная на «Протоколах сионских мудрецов» идея «жидобольшевистской революции», произведенной всесильной «мировой закулисой» на основе идеологии «еврея» Карла Маркса с целью разрушения Великой России, подчинения ее населения и геноцида русского народа, находила, с точки зрения антисемитов, неопровержимое доказательство в виде еврейского происхождения вождя мирового пролетариата. Все ужасы советского тоталитарного режима объяснялись в рамках этой схемы предельно просто – тем, что Ленин «на самом деле» вовсе не Ульянов, а совсем даже наоборот – Бланк [Как мне кажется, вопиющая абсурдность именно этой концепции, в частности, была высмеяна Сергеем Курехиным в нашумевшем сюжете «Ленин – гриб» передачи «Пятое колесо», вышедшей в телевизионный эфир 17 мая 1991 года.].
Хотя, по свидетельству коллег, Петровский-Штерн писал прежде всего «книгу о ксенофобии», в действительности его исследование посвящено довольно широкой проблематике. Только одна из пяти (последняя по порядку и, пожалуй, не самая яркая) ее часть посвящена обсуждавшимся выше близким автору рецензии в силу его специализации проблемам рецепции информации о еврейских корнях Владимира Ульянова в идеологии русского национализма в ХХ в. Большая часть исследования Й.Петровского-Штерна посвящена попытке ответить на вопрос – было ли хоть что-нибудь не в мифологической, а в исторической реальности еврейских корней Владимира Ильича, что бы хоть в какой-то степени влияло на его мировоззрение, идеологию, психологию и поведение? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, автор под лупой рассматривает эволюцию предков Ленина по «еврейской линии».
Свое захватывающее исследование автор начинает с описания быта еврейской общины Староконстантинова – то есть, того контекста небольшого украинского местечка «черты оседлости», вырваться из которого в «большой мир» (как ментально, так и буквально) пытался «тот самый» еврейский прадед Владимира Ильича, Мошко Бланк («большой мир» для него начинался в Житомире). Описание жизни еврейской общины того времени необходимо автору скорее как фон для понимания внутренней идейной и отчасти духовной эволюции ассимилирующегося еврея, для раскрытия механизмов мотивации сознательного разрыва с собственным прошлым. Если в последней части исследования читатель знакомится с полностью оторванной от реальности мифологической действительностью, то в первых главах перед ним предстает совершенно реальный еврей, неудовлетворенный окружающей убогой реальностью и очарованный российской имперской эстетикой и широкими горизонтами, открывающимися после выхода из местечкового в самом прямом смысле этого слова контекста. Й.Петровский-Штерн в своих предыдущих монографиях также обращался к проблеме взаимоотношений евреев и Империи [Петровский-Штерн Й. Евреи в русской армии. – М.: Новое литературное обозрение, 2003. 560 с. (Petrovsky-Shtern Y. Jews in the Russian Army, 1827–1917: Drafted into Modernity. – Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2008. 307 p.); Petrovsky-Shtern Y. The Anti-Imperial Choice: the Making of the Ukrainian Jew. – Yale University Press, 2008. 384 p.]. Великолепное знание исторического материала позволяет автору проследить эволюцию своего героя, Мошко Бланка, максимально достоверно. Отмечу, что широко распространенный в западной историографии (введенный, пожалуй, в рамках «истории ментальности» Школы анналов [См.: История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. – М., 1996.]) жанр «микроистории» («биографии в историческом контексте»), или даже, вернее, раскрытие «духа эпохи» во всех ее бытовых мелочах через биографическое по форме описание, до сих пор мало представлен в отечественной исторической науке [Впрочем, в качестве великолепного исключения можно назвать известную монографию Ярослава Грицака: Грицак Я. Пророк у своїй вітчизні: Франко та його спільнота – К.: Критика, 2006. 632 с.]. В этом смысле книга Петровского-Штерна представляет собой для отечественного читателя, среди прочего, важный методологический образец. «Микроистория» Мошко Бланка является великолепным срезом истории еврейской общины Российской империи XIX в. – осмелюсь предположить, одним из лучших, существующих в современной исторической литературе.
Выводы, к которым приходит автор в результате своего захватывающего исследования, не претендуют на переворот в понимании феномена Владимира Ленина. По мнению Петровского-Штерна, еврейское происхождение прадеда-выкреста не объясняет ровным счетом ничего ни в самом Ленине, ни в русской революции. По мнению автора, Ленин просто ничего не знал о еврействе своего прадеда, ставшего в крещении Дмитрием («еврейство» Владимира Ильича было обнаружено уже после его смерти Анной Ульяновой, и партийное руководство наложило запрет на какое бы то ни было обнародование этой информации). После фундаментального исследования Петровского-Штерна, интуитивно очевидный тезис «еврейство прадеда Ленина не объясняет ничего» можно считать окончательно доказанным.
В заключение остается только выразить сожаление, что великолепная книга Петровского-Штерна, как и вся научная англоязычная литература по иудаике, малоизвестна и труднодоступна отечественному читателю. Нет никаких сомнений, что ее перевод на русский или украинский язык был бы крайне полезен отечественным исследователям, и, при условии качественного исполнения, доставил бы подлинное наслаждение читателю.
Читаю эту книгу, изданную на русском языке ( изд. Гешарим. Мосты культуры). Отличная, глубокая и, вместе с тем, увлекательная работа.
Комментариев нет:
Отправить комментарий