В РЕЖИМЕ ПАУЗЫ

 Нет, медведь все-таки сообразительней человека. Ну, о деревьях и говорить не приходится. Березы даже медведей умней.

Вот тогда, лежа под березами, подумал,  что никуда  они не торопятся, стоят на месте, только растут быстро, к небу тянутся, к звездам, к луне обычного, серебряного цвета.

Все уравновешено. Где убудет, там прибудет. Эти две березы я посадил, когда мои  дети родились. Детки  тоже выросли, но они нормального человеческого роста, а вот березы вымахали метров за 20 каждая. И жить березы будут не меньше 150 лет, если глупые и злые люди не возьмутся за пилу или топор. Есть у них такая привычка: у глупых и злых.

 Я бы, наверно, тоже предпочел расти в вышину, стоять на месте и жить 150 лет. Летом шелестеть листьями, привечать птичек, букашек разных, а зимой тихо спать под теплым снегом на ветвях, а во сне расти, в этом самом режиме тишины и паузы, чтобы, проснувшись, удивиться разным, весенним переменам в окружающей жизни.

Это верно. Я бы не хотел быть зайцем, муравьем, даже слоном, акулой или бабочкой. А вот деревом – совсем другое дело. Только не каждым.

 Знаком с одним баобабом. Его посадили люди в пустыне, в жаркой, красной пустыне. Раньше я его ствол один мог обнять, а теперь этот баобаб втроем не охватить. А дальше что? Теперь для  цели обхвата три человека нужны, завтра пятеро, через десять лет – сто. Идиотская картина: стоит добрая сотня гавриков вокруг дерева, держатся за руки и хором песню поют о  великане, который скоро вырастет до неба и все население страны соберется, чтобы обхватить  его руками.

Нет, настоящему дереву скромность необходима. Для деревьев гордыня – тот же смертный грех.

 Вот помню, мода была  такая: придумал кто-то, что можно здоровья набраться, прижавшись спиной к стволу дерева. Причем, прижиматься нужно весной, когда под корой  начинают струиться смолы  и соки. И дерево, желательно дуб или сосна, должно стоять на берегу водоема или реки.

Рядом с домом, где я раньше жил, стояло такое дерево как раз на берегу пруда. Высокая, сильная и молодая сосна. Каждый Божий день к нему кто-то причаливал на шикарных авто. Мужчины, почему-то непременно в длинных черных пальто, степенно выныривали из салона, прижимались спиной к коре и стояли, почти не шевелясь, набираясь древесной силы.

Продолжалось подобное с год, и вдруг вижу: сосна эта могучая вдруг стала хиреть, чахнуть на глазах, на вершине появились голые, сухие ветки, свободные от игл.

Выходит, гордыня подкосила некогда сильное дерево, а может быть и тела людские перекачали из сосны энергию жизни…. Впрочем, гордыня тем и опасна, что сознание мнимой силы лишает нас силы подлинной.

Мне нравились те люди, застывшие в режиме паузы, в святом доверии к природе. Нравилось, стоящие  молча, скажем так: в почтительном молчании. В этот момент они не были одиноки во Вселенной, потому что единственный шанс уйти от этого одиночества – крепко прижаться к живой природе, всем телом прижаться и душой…

Ныне у того засыхающего дерева на берегу пруда всегда шумно. Нынче время шума и самозванства. Крик выдает себя за речь, шум – за музыку…. Хип-хоп, прямо в лоб….

Пора прощаться с миром, в котором  вырос. Грустное это дело. Вот ты сам  и начинаешь себя убеждать, что ничего хорошего в этом, перекошенном мире нет, испорчен он окончательно, порочен до невозможных степеней и прощание твое с этой, вконец испорченной средой обитания, не должно быть печальным.

Все правильно, если  бы не березы, не шелест листвы за окном и не лягушка в высокой траве и крапиве. Мы эту буйную, дикую зелень убрали с корнем, чтобы посадить специальную травку из Канады. Походя, небрежно закатали лягушку в грязный, пыльный стог. Там я ее, несчастную, обалдевшую от такого горя, и обнаружил, отнес к воде, обмыл, совершив второй подвиг Геракла, и пустил на соседний участок, где еще полно влажных зарослей, необходимых для жизни  и размножения лягушачьего племени.

Так вот,    рано человеку прощаться с этим ужасным миром, пока есть в нем хотя бы одна лягушка, которую ты способен вернуть к жизни. Кстати, отмыл  ту квакушку еще из чувства благодарности.

 Живу я ныне и постоянно в стране почти безводной, где не только лягушки отсутствуют, но и червяка земляного обнаружить трудно. Одна пустыня вокруг, если не считать искусственных насаждений.

 Пригласили меня однажды добрые люди на рыбалку, к необыкновенному в тех краях озеру у подножия горы под  белой шапкой снега. И снег этот, и голубая чаша родниковой воды  были настоящим чудом.

Привезли меня туда под вечер. Вышли мы из машины, двинулись к озеру, и вдруг…. Такой восхитительной музыки давно не слышал: пели лягушки хором по всем берегам озера. Как будто вернулся в детство, в радость, в минуты (нет - в мгновения) счастья. Не догадывался раньше, что лягушачий хор способен достичь звезд.

Кстати, разве это не попса в чистом виде, в жаркой стране пустынь: лягушачий хор на озере, у подножья горы под снежной шапкой.

Теперь вам понятно, почему я спас несчастное земноводное существо, пострадавшее при окультуривании территории дачного участка.

 Что за сантименты и глупости – скажет человек угрюмый. Мало тебе дурацких восторгов перед обычным деревом и так до корней политых слезами пиитов. Тоже мне придумал героический поступок.  Причем здесь лягушки? Этот угрюмый наверняка не посадил ни одного дерева, никогда не отмывал грязных, несчастных квакушек под краном и не отпускал их на дожитие во влажный мир травных джунглей и не ловил рыбу на неожиданном,  фантастическом озере у горы под снежной шапкой.

 Все несчастья человеческого рода от разрыва с природой. И не простого разрыва, а агрессивного разрыва.

Гулял однажды по лесу с очередным, угрюмым типом. Увидел он муравейник – и давай его палкой ворошить.

 Спросил, почему он так ненавидит лесных насекомых, что решил их дом разрушить. Удивился угрюмый и сказал, что ненависть здесь не причем, а просто интересно, как мураши на такое несчастье отреагируют.

Я ему тогда сказал вот что: как мы обращаемся с природой, так и она обращается с нами. Грянет жуткое землетрясение, пожар вселенский или потоп – замечутся люди - человеки, погибая, а природе просто интересна наша реакция на это несчастье.

-         Да, природа цинична, жестока и равнодушна, - сказал угрюмый. – Мы же, люди, - дети природы. Так что не надо, не надо! Не надо учить меня жить!

Он был прав. Больше не стал «учить жить» угрюмого, только подумал, что природа лишь иногда  бывает злой. Как правило,  она милосердна, а человек всегда ходит с палкой, готовой разрушить первый попавшийся на пути  муравейник.

Да, вот еще что посчастливилось прочесть в одной доброй книжке: «В муравейнике живет до миллиона особей, и никто из них не голодает, не замерзает. В нормальных условиях (то есть если не случится наводнения, пожара или других катаклизмов) муравейник не знает никаких конфликтов, никаких потрясений. Видать, эти маленькие букашки социально организованнее людей».

 Значит зависть? Зависть угрюмого человека к высшей, более разумной форме существования материи. Вот почему угрюмый решил отомстить мурашам за их очевидное социальное превосходство…  

    Из повести "Мысью по древу".