Каждый год, ночью, на праздник Лаг – Баомер, семья Бориса Букши печет в золе костра картошку. Причем, он сам, его жена, и двое детей несут к костру ровно по пять картофелин. И все двадцать штук съедают, причем без соли, а потом, до утра, сидят у костра чумазые и счастливые. Это их персональный праздник – праздник картошки на Лаг-Баомер.
110 лет назад ссыльный поселенец Абрам Букша осел в небольшом поселке под Екатеринбургом. В Киев он решил не возвращаться, потому что не хотел встреч с бывшими своими друзьями по революционному подполью. За годы каторги и ссылки Букше разонравилось быть борцом с царизмом. Абрам женился на дочери местного бакалейщика Моше Бердичевского, родил четверых детей, унаследовал дело своего тестя, и благополучно скончался от разрыва сердца, как раз, накануне Октябрьского переворота.
Ветры революции разметали детей Абрама Букши по всей стране. Один из его сынов погиб при штурме Перекопа, в рядах Красной армии, другой бежал от большевиков в Польшу, а потом осел в Париже, третий пропал без вести, только четвертый, Лазарь, по примеру отца, не искал приключений на свою голову и остался жить там, где родился. Как-то не умер от болезней и голода в годы военного коммунизма, при НЭПе вновь занялся торговлей, женился на приезжей учительнице – комсомолке – Фире Злочевской, сразу, по требованию любимой жены, бросил торговлю и устроился на местный рудник бухгалтером.
Сделал он это во время, а потому уцелел в костоломные тридцатые годы, и трое его детей не знали особых лишений.
Старший, Пиня, в дальнейшем – Петр, и станет отцом героя нашего рассказа – Бориса Букши. Борис, рожденный в 1952 году, унаследовал географическое постоянство своих предков, но, в результате, жениться на еврейке не смог, по причине полного отсутствия в городке невест этой национальности.
Борис Букша зарегистрировал свой брак с русской женщиной, по имени Марта. Родители назвали ее так в честь Международного женского дня.
Букша с отличием окончил Горный техникум по электрической части, и вплоть до своего отъезда на родину предков в 1991 году проработал на шахте, обслуживая незамысловатую сеть освещения наземного хозяйства предприятия.
Надо сказать, что и прадед, и дед, и отец Бориса соглашались быть евреями по какой-то инерции, что ли. Ни один из них не был религиозным человеком, и кое-какие национальные обычаи Букши соблюдали только на первых порах.
Борис и вовсе стал забывать, что он – еврей. Родители его умерли в начале семидесятых. Похоронив, сначала отца, а потом мать, Борис даже не подумал, что в шахтерском городке, где он вырос, не осталось больше евреев, кроме его самого.
Он вспоминал о своем еврействе только тогда, когда открывал паспорт, а делал он это чрезвычайно редко. Внешне Борис был похож на еврея, но получил в поселке кличку Цыган, как раз за свою нездешнюю внешность.
К родителям Букши жители городка относились с большим уважением. Честные люди – они жили также бедно, как и все остальные шахтерские семьи. И сын их, Борис, тоже ничем особенным не отличался от жителей городка. Почти ничем, так как жена его – Марта – заведующая библиотекой при клубе была совсем не похожа на своих соседок.
Марта всегда считала, что она заслуживает лучшей доли. Терпеть не могла свою малую родину, да и большую не жаловала.
Характер, по этой причине, Марта имела ворчливый, въедливый, а Борис славился на всю округу, как большой весельчак и гуляка. За годы службы в армии Букша самоучкой одолел гитарные струны, голос он имел неплохой. И пел, по преимуществу цыганские романсы, при каждом, удобном случае.
В исполнении романсов Бушка достиг такого мастерства, что его стали приглашать на разного рода концерты и смотры творчества талантов из народа.
Борис терпеть не мог эти поездки. Он чувствовал в себе тишину и покой только тогда, когда видел за окном поросшие лесом невысокие горы родного поселка.
В горах этих Букша охотился, собирал грибы и ягоды. В горы он уходил по выходным дням, под ворчливые жалобы Марты.
С характером жены Букша мирился по любви, а, может быть, и потому, что ему с избранницей своей никогда не было скучно. А Марте очень нравился голос мужа. Вот начнет жена нудить, на жизнь жаловаться, а муж возьмет гитару, коснется струн – и сразу, как по команде, успокаивалась Марта, подсаживалась к Борису, и даже начинала подпевать ему, хотя голосок имела совсем слабенький.
Так они и жили, не торопясь, и в полном довольстве. Дети росли здоровыми, умными ребятами. Букша был счастлив своим характером: добрым и независтливым, а его жена – Марта внешность имела занозистую, а, по сути (только Борис и знал это) была ласковым и «пушистым» человеком.
В городе Хайфа, за тысячи километров от Урала, жил Роувен Аксельрод. Человек с трудной, трагической судьбой. Родился он в Польше, в годы фашистской оккупации, прошел все круги ада, но сразу после войны удалось Роувену репатриироваться в Израиль.
В 1948 году исполнилось ему 23 года. Значит, история Еврейского государства и стала историей жизни Аксельрода. Дважды он был ранен, потерял в теракте свою первую, молодую жены, женился вторично, родил троих детей. Но дети, отслужив в армии, один за другим покидали Израиль, и пускали корни в далеких, чужих странах.
Аксельрод был религиозным человеком, посещавшим синагогу каждый день и соблюдающим традиции. Когда-то он сказал своему сыну –атеисту и социалисту: « Моше, без Бога нет еврея, а без еврея нет Бога». Сын с уважением относился к отцу. Он не стал спорить с ним, но про себя подумал, что Бог, если он есть на небе, прекрасно обойдется и без него, а он совсем неплохо чувствует себя без Бога.
Роувена, конечно, расстроил отъезд детей, но человеком он был жизнерадостным и активным, совсем не умел жить с хмурым лицом и омраченным сердцем. Где-то там, в Австралии и Канаде, появились, во множестве, внуки Аксельрода. И он говорил своей жене так: « Ну, что делать, Лия, подождем новую алию. Никуда наши дети и внуки не денутся. Все, рано или поздно, окажутся в Израиле». Такой он был оптимист.
Передвижение людей в пространстве творит чудеса. Со временем так получилось, что старик – Аксельрод стал другом и помощником Бориса Букши, но сначала я должен рассказать о том, как семье человека, давно забывшего о своем еврействе, пришлось подняться с места и двинуться в дальний путь.
На шахте городка люди добывали редкий металл, но и этот рудник коснулись бури перестройки. Народ ударился в бега. К 1990 году половина домов поселка стояла заколоченной. Кто-то нашел источник пропитание в Свердловске, кто-то и вовсе подался в Москву и Ленинград.
Букша держался до последнего момента. Шахту закрыли в самом конце 1990 года. Борис остался без работы, а тут пришло письмо от родного, старшего брата Марты из Воронежа.
«Мартуся и Боб! - писал брат - шофер большегрузных машин. – Наши местные евреи, как один, подались в Израиль. Все подались, кто детный, а кто и одинокий. Вам тоже мой совет драла давать, потому что в России испокон века от всех перемен одна смерть и беда. Приезжайте ко мне. Отсюда и отправитесь за кордон. В нашем городе есть ихнее, еврейское отделение, Сохнут называется. Там народ не сохнет, а получает билеты и путевой лист в страну евреев.
Привет от жены и деток. Ждем. Иван».
Прочитав это письмо, Борис сказал: « Охотиться буду. Грибов, да ягод вон какой запас. С голоду не пропадем».
- Школу скоро закроют, - сказала Марта. – Моей библиотеки, считай, уже нет. Пятый месяц зарплату не дают.
- Рыбу буду ловить в Якше, - сказал Борис. – Много в этом году рыбы. Как комбинат закрыли, так снова много стало рыбы.
- Скоро за солью и спичками в Свердловск пешком ходить станем, - сказала Марта. – Летом – и ладно, а вот зимой как?
- Там война, - сказал Букша. – Ирак ракеты пускает.
- Началась и кончится, - вздохнула Марта. - А здесь - никогда
На это Борис ничего не возразил, только взял гитару, но и романс цыганский ему не помог. Через две недели семья Букши стояла на пороге воронежского Сохнута. Через месяц сошла с трапа самолета в аэропорту имени первого премьер-министра Государства Израиль Бен – Гуриона.
Первые несколько месяцев жили они в огромном лагере репатриантов под Хайфой, а потом семье Бориса повезло, даже очень повезло. Его выбрал своим квартирантом Роувен Аксельрод.
Аксельрод за долгие годы труда на Элеваторе в порту скопил кое-какие деньжата и построил себе домик под Цфатом, в небольшим поселке на холме, поросшем сосновым лесом. Там он мог дышать полной грудью и любоваться красотой природы. В домик этот Роувен решил переселиться, как только вышел на пенсию.
Предстояло сдать трехкомнатную квартиру в Хайфе. Желающие в тот год стояли в длинной очереди. Аксельрод мог найти жильцов за считанные минуты, но он решил усложнить свою задачу и сам поехал в лагерь поселенцев выбирать подходящую семью репатриантов.
Он решил сделать это, потому что не хотел брать за свою квартиру обычные деньги. Он считал подобную практику чистым и безобразным грабежом. Аксельрод счел подлостью наживаться на бездомности новоприбывших, а потому и назначил цену за свою квартиру минимальную.
Роувен оставил свою машину на обширной, «дикой» стоянке перед лагерем и двинулся на поиски жильцов. Аксельрод бродил у караванов не меньше часа. Вокруг старика бурлила тесная, горячая, бедная, шумная жизнь переселенцев. Он слышал почти одну русскую речь. Роувен хорошо помнил польский язык, и что-то улавливал в потоке этой речи.
Люди нервничали, ругались, говорили о неудобствах и деньгах. Женщинам не нравились мужчины, а мужчинам –женщины. Дети, как показалось Аксельроду, были слишком запуганы, злы и молчаливы.
И тут он услышал цыганский романс в исполнении Бориса Букши и его жены Марты. А потом он увидел эту супружескую чету. Парочка сидели, обнявшись, на ступенях каравана. Букша перебирал струны гитары и вел сольную партию. Марта вторила ему тактично и аккуратно, сознавая все несовершенство своего музыкального дара.
Роувен Аксельрод сразу понял, что именно этих людей он искал. Он дождался паузы и обратился к ним на польском языке. Борис Аксельрод ответил на иврите, что плохо понимает гостя.
Надо сказать, что с Букшей случилось настоящее чудо: иврит у него «пошел», да с таким успехом, будто в какой-то другой жизни он прекрасно знал язык Торы, а теперь Борису пришлось только вспомнить его.
За три месяца учебы в ульпане он опередил в знании иврита даже своих детей. Учителя демонстрировали Букшу всем проверяющим комиссиям, и мало кто из проверяющих поверил, что еще совсем недавно Борис не знал о наличии языка своих предков.
Аксельрод очень обрадовался знаниям Бориса. Он выяснил, что у Букши двое детей, и предложил новоприбывшему покинуть караван и переселиться в его благоустроенную и полностью меблированную квартиру.
- Дорогая, небось? – спросила Марта.
- Только двести долларов, - сказал Асельрод, поняв русскую речь женщины.
- Такого не бывает, - сказала Марта. – Небось, помойка рядом или тюрьма?
- Когда перебираться? – спросил на иврите Букша.
- Хоть сегодня, - сказал старик.
Так семья Бориса попала под добрую опеку Роувена Аксельрода. В те, «давние» времена еще случалось такое.
Настоящим потрясением для старика стало полное незнание семьей Букши еврейских традиций. Борис охотно слушал лекции Аксельрода, но никогда не скрывал своего удивления и неосведомленности.
Поселились они в квартире старика, как раз, накануне праздника Лаг-Баомер. Борис увидел из окна детишек, волокущих куда-то тележки с досками и прочим деревянным хламом, и решил, что наблюдает за каким-то «пионерским» мероприятием по сбору деревянного утильсырья.
В тот же день прикатил к своим жильцам Аксельрод, привез какую-то ерунду, необходимую в домашнем хозяйстве. Борис и поинтересовался, куда это ребятня волочет деревяшки.
Тут Роувен Аксельрод не выдержал, разозлился и пошутил над своим постояльцем, разыграл его по всем правилам.
- Завтра праздник картошки, - сказал он. – Каждый еврей обязан испечь по пять картофелин, и, за ночь, у костра съесть их, причем без соли.
- Марте, значит, не положено, - огорчившись, спросил Букша.
- Не совсем, - осторожно ответил старик. – В общем-то разрешено по желанию.
- Она желает, - сказал Борис.
Надо сказать, что Букша очень трепетно и серьезно относился к своему возвращению в еврейство. Он всегда, любое задание, любой урок в жизни исполнял честно и прилежно: не на отлично, так на пятерку с минусом.
Вот и к словам Аксельрода Борис отнесся серьезно.
Правда, собрав с детьми деревянный мусор, не решился, как другие, оставить его на пустыре, а приволок домой, но в ночь праздника все семейство Букши расположилось вокруг костра, и каждый положил в потускневшие угли свои пять картофелин.
Аксельрод не мог отказать себе в таком удовольствии. Он прибыл к пустырю на своем «фиате», но картошку не принес, чем немало удивил Букшу.
- Ничего, - утешил Бориса старик. – Мои картошки положит в костер Лия. Ей поручено.
Аксельрод до утра просидел рядом с Букшами. Хватило у него на это сил. Весь пустырь был покрыт пылающими цветами костров. Вокруг огней роились подростки. Это был их день, день полной свободы, и старику очень нравилось сидеть у костра рядом с детьми Бориса.
Устав, он вздремнул, лежа прямо на теплой земле, а проснулся от звуков гитары, и от голоса Букши. Они сидели у костра, ели положенные пять картофелин без соли и пели цыганские романсы.
Утром старик разоблачил свой розыгрыш. Он попытался объяснить, что такое праздник Лаг-Баомер, но к своему собственному изумлению понял, что сам не знает это толком.
Он говорил что-то о кострах в честь победы Бар-Кохбы и о конце эпидемии среди учеников раби Акивы. В, конце концов, старик совсем запутался, и Борису даже стало его жалко.
- Ладно, - сказал он. – Праздник получается свободный. Пусть будет праздником картошки, как ты сказал.
- Ерунда! – рассердился старик. – В древности евреи картошку не ели. Не выращивали ее – и все. Это теперь они все едят, даже поросятину… Тьфу, пропади она пропадом.
- Свинину мы есть не будем, а картошку почему бы и нет, - подумав, сказал Букша.
С тех пор прошло 11 лет. Многое изменилось в жизни семьи Бориса. Сам он работает электриком на элеваторе, где долгие годы трудился Аксельрод. Марта утроилась продавщицей в магазин русской книги. Дети получили багрут. Старший заканчивает службу в армии, а младший готовится к призыву.
Букши решились на приобретение квартиры, влезли по уши в долги. Работать приходиться много и тяжело, но духом Борис и Марта не падают. Да и старик Аксельрод не дает им отчаяться и поднять руки вверх.
Вот и на праздник Лаг-Баомер он привозит к полю у дома Букшей свои пять картофелин. Подростки в эту ночь удивленно посматривают на немолодых людей у костра, и на их нехитрую трапезу.
Младший наследник Букши всегда у огня вместе с родителями. Старшего сына иногда отпускают из армии в этот день. В общем, получается настоящий семейный праздник.
Букши и Роувен съедают по пять картофелин без соли каждый, а потом Борис берется за гитару, и начинает петь цыганские романсы. И Марта, и старик - Аксельрод не оставляют солиста в одиночестве. Иногда присоединяются к ним подростки, бросая свои скучные костры. Получается целый цыганский хор из одних евреев, если не считать Марту, которая, впрочем, уже забыла о своей исходной национальности точно также, как в далекой России некогда забывал о ней Борис Букша.
2001 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий