Ныне желтые страницы прессы, и не только, полны интимными подробностями жизни разных знаменитостей. Потребителя СМИ свои собственные романы волнуют меньше, чем любовные приключения хорошо раскрученной певички. Клич из знаменитой песни Галича о гражданке Парамоновой: «Давай подробности!» - актуален нынче, как никогда. Плохая реклама – это ее отсутствие. Любая другая исправно делает деньги. Неутолимая жажда скандала обуревает скучающее человечество.
Век девятнадцатый тоже наверняка любил сплетни, но носили они, как бы это выразиться, не глобальный, сравнительно скромный характер. Читателя больше волновало, что, как и о чем пишет Лев Толстой, а не его семейная жизнь. Существовала некая деликатность журналиста, осторожность, что ли, красная черта, за гранью которой человек не мог назвать себя порядочным человеком.
Были и у меня сомнения – стоит ли копаться в истории неудавшейся женитьбы Антона Павловича Чехова? А потом подумал – почему бы и нет. Да и сама эта история из века позапрошлого никак на сплетню не похожа, а совершенно неожиданным образом раскрывает и некоторые аспекты творчества классика, да и связана накрепко с чудовищным ХХ веком.
Итак, из письма литератору В.В. Билибину от 18 ноября 1886 года: «Невесту вашу поблагодарите за память и внимание и скажите, что женитьба моя вероятно – увы и ах! Цензура не пропускает… Моя о н а – еврейка. Хватит мужества у богатой жидовочки принять православие с его последствиями – ладно, не хватит – и не нужно…. И к тому же мы уже поссорились…. Завтра помиримся, но через неделю опять поссоримся. С досадой, что ей мешает религия, она ломает у меня на столе карандаши и фотографии – это характерно… Злючка страшная… Что я с ней разведусь через один-два года после свадьбы, это несомненно… Но finis.»
Должен невольно отступить в сторону. Бдительного читателя, конечно, покоробит слово «жидовочка». Но в конце 19 века слово это звучало совсем не так обидно и страшно, как после погромов начала ХХ в России и Холокоста. Да и не хочется в очередной раз затевать бессмысленный диспут об антисемитизме Чехова. Не был великий писатель юдофобом. В любом случае, русских, украинцев, китайцев или датчан он любил не больше, чем евреев. Да и само слово «любил» не жаловал, как не жаловал любую патетику и пафос. И в данном случае мы можем упрекнуть Чехова только в том, что не принял он гиюр, чтобы сочетаться браком со своей еврейской невестой. Но к делу!
В томе «Литературное наследство», посвященного Чехову, изданному в 1960 году, есть примечание к приведенному письму: « Билибин с живым интересом отозвался на сообщение Чехова о его женитьбе и требовал подробностей о невесте. Кто была невеста Чехова – неизвестно. Возможно речь идет о Евдокии Исааковне Эфрос ( в замужестве Коновицер).
Через сорок лет автор примечания к «Дневнику» Павла Егоровича Чехова (отца писателя) не сомневается, что именно она и была невестой писателя: «Коновицер (урожд. Эфрос) Евдокия Исааковна приятельница М.П. Чеховой, жена адвоката и соиздателя газеты «Курьер». Одно время считалась невестой А.П. Чехова».
М.. Ковров в очерке « На Таганке у Губенко пишет: « Все шло к тому, что Чехов и Дунечка Эфрос, подруга сестры Маши по курсам Герье, должны были пожениться. Провожая ее домой после своих именин, Чехов сделал предложение. Чтобы не было препятствий со стороны родителей Чехова (Дунечка — из богатой семьи, невеста с хорошим приданым, но они могли не одобрить женитьбы на еврейке), она решила перейти в православную веру. Родители Дунечки воспротивились крещению, разрыв с ними был неизбежен, Дуня нервничала — и ее отправили на минеральные воды. Вскоре она вышла замуж…»
Антон Чехов никогда в жизни не называл себя православным христианином. Евдокию Эфрос не волновали вопросы иудейской веры. Была она девушкой вполне ассимилированной в отличие от родителей, но законы Российской империи заставляли жениха и невесту соблюдать обязательную формальность при вступлении в брак. Формальность эта ничего не значила для Чехова. Надо думать, и влюбленная невеста не придавала особого значения своему крещению, но судьба хранила эту пару от притворства и лжи, некоей формы рабства, которое так ненавидел классик.
Друзей – потомков Иакова - у Чехова было множество. Достаточно открыть тома его переписки. Вот и невеста еврейка нашлась.
В любовных романах писателя не было лжи, насилия и пошлости, а потому теплые, дружеские отношения с Евдокией Коновицер и ее мужем продолжались в течение всей жизни Чехова. Бывшая невеста посещала Антона Павловича в Москве и Бабкино, в Мелихово и Ялте. Кстати, и сам Ефим Зиновьевич Коновицер был давним приятелем Чехова еще по Таганрогской гимназии. Сохранилось 19 писем к этому человеку, адвокату и издателю либеральной газеты «Курьер», писем полных уважения, тепла и дружеского участия.
Насколько серьезно было намерение Чехова связать свою жизнь с девицей Эфрос? Не знаю. Знаю только, что сам Чехов и подруга Евдокии Исааковны – сестра Антона Павловича – Мария – звали невесту Дусей. И именем этим через 15 лет Чехов станет ласково величать свою супругу – Ольгу Леонардовну. В одном из писем Чехова жене имена этих женщин сталкиваются совершенно неожиданным образом: «Завтра уезжает г-жа Коновицер. Видишь, Дуся, я пишу тебе всё подробно и умалчиваю или пишу очень кратко только об одном, а именно о том… как без тебя скучаю, моя радость, немочка моя, деточка, Дуся».
Ольгу уменьшительно – ласкательно можно звать как угодно, только не Дусей. Евдокия – другое дело. Вполне возможно, таким подсознательным образом, продолжил Чехов «любовную линию» своей жизни. Значит, не случайным было то его сватовство и оставило след в душе писателя на всю жизнь, след и шрам на сердце. Писем Чехова Дуне Эфрос не сохранилось, но была эта девушка, наверняка, личностью незаурядной. Кстати, дружила она не только с писателем, но и с другом его – художником Левитаном. Известно, что подарил Левитан Дуне Эфрос одну из своих картин.
В очерке М. Коврова есть еще одна любопытная деталь: «На премьере у Корша Маша узнала в Иванове и Сарре брата и Дунечку и потеряла сознание».
Все верно: пьеса Антона Чехова «Иванов» - пусть перевертыш, пусть гипербола, пусть досказанность недосказанного, но история не чужая, а с в о я. Сарра так любит своего мужа, что принимает крещение, но этот поступок не приносит супругам счастья.
О чем еще, в числе прочего, писал Чехов в этой пьесе? Возможно, и о невозможности преодолеть «разность потенциалов», о заклятии родовой печати, о невозможности знаком новой формы скрыть подлинное содержание. В любом случае, без истории неудачной женитьбы не было бы и упомянутой пьесы. Всю свою жизнь Антон Павлович Чехов старался исправить жизнь человеческую. В творчестве он жизнь эту раскрывал во всей полноте, в обычной жизни старался рукотворно переделать трудом, поступком. Кто знает, возможно, и его неудавшаяся женитьба тоже была попыткой поступка по исправлению мира: неравенства не только материального, но и религиозного, расового. В «Иванове» Чехов, как будто, признает свое поражение.
Алина Полонская в статье «Еврейские женщины в произведениях А.П. Чехова пишет: «Мы можем рассматривать сюжет «Иванова» как возможный вариант развития отношений Чехова и Дуни в том случае, если бы их свадьба всё-таки состоялась. Судя по всему, этого не произошло из-за того, что она не захотела перейти в православие. Но этот брак, по мнению Чехова, был в любом случае обречен на неудачу».
Возможно Полонская права, но и, работая над переписью каторжников на Сахалине, Чехов вряд ли думал, что этим поступком он решит проблему насилия власти над человеком. И все-таки на Сахалин отправился. В этом и была сила личности писателя, его гения, его воли: сознавая тщетность усилий, он бросал вызов всему, что казалось Чехову «язвами» мира. Он, врач, словно хотел вылечить от моральной хвори все человечество.
Убежден, что и юдофобию он считал такой «язвой» и по-своему хотел доказать это миру, женившись на еврейке. Мы можем относиться к этому поступку по-разному, так как знаем, что большая часть подобных попыток заканчивалась не лучшим образом. Ассимиляция, на которую была почти готова Дунечка Эфрос, выйдя замуж за Чехова, не могла решить проблему ксенофобии и расизма даже в рамках одной семьи.
Но и сама ассимиляция, в контексте этой истории, может показаться отчаянной попыткой жестоковыйного народа сохранить жизнь в предчувствии ужасов Катастрофы, тщетной, однако, попыткой.
Бог хранил Чехова от ужасов русских революций начала века. Коновицеры бежали от большевиков во Францию. Супруг Евдокии Исааковны скончался до войны с фашизмом. Старушка Дуся была депортирована из дома престарелых под Парижем, и умерла голодной смертью в концлагере, в 1943 году.
Комментариев нет:
Отправить комментарий