Фото из СМИ

Великая русская литература. Часть третья

АВТОР:

Борис Гулько 

I

 

24 апреля 2025

 

23:42

Вспоминаете ли вы свой первый бал, как вспоминала его Наташа Ростова? Или думали ли, что решить финансовые проблемы можно было бы, зарезав старуху-процентщицу, как Раскольников? 

Наверняка не вспоминали и не думали. Это всё Толстой и Достоевский, XIX век, Россия, которую мы не застали. 

Россия, в которой жило моё поколение, началась с Чехова. Чтобы жить в России в её еврейском столетии, нужно было воспринимать её легче, с юмором. Ваш "Учёный сосед" – набитый дурак? Так это же смешно! Стоит ли жениться? Как посмотреть: "Холостяки обыкновенно умирают сумасшедшими, женатые же умирают, не успев сойти с ума", - Антон Павлович (АП) Чехов. К концу жизни АП пришлось стать серьёзней.

Происхождения АП был самого простого. Дед – крепостной, в 1841 году сам себя выкупил. Отец – купец невысокой третьей гильдии. В семье 4 сына и две дочери. Одна умерла в детстве. Спасаясь от кредиторов, Чеховы бежали из Таганрога в Москву. 

Семья нуждалась. Дети талантливы, но двое старших крепко пили. Младший из братьев Чеховых Михаил вырос мемуаристом, переводчиком и, как его великий брат, писателем. АП – третий брат, стал врачом. Заодно – создателем русской литературы XX века. 

АП – российский интеллигент из тех, с которыми мы жили, которых знали. С иными дружили. Вот мнение Дональда Рейфилда, автора одной из наиболее признанных книг об АП: "Как и многие уроженцы юга России, Антон восхищался евреями и испытывал к ним симпатию. Всегда принимая их сторону, он даже Билибина упрекал, что тот трижды употребил в письме слово «жид». Хотя сам нередко использовал это слово не только в нейтральном, но и в уничижительном смысле и считал евреев какой-то другой расой с совершенно неприемлемыми обычаями. Своих новых знакомых он делил на «евреев» и «неевреев», однако, судя по высказываниям и поведению, он скорее принадлежал к юдофилам". Оценка противоречива: "восхищался евреями", но "считал какой-то другой расой с совершенно неприемлемыми обычаями". В то же время оценка взвешена: "С одной стороны, с другой стороны". 

Прежде всего, евреи действительно различны. Самое существенное наше разделение: на мужчин и на женщин. И христианская культура следует этому различию: восхищается еврейками и ненавидит евреев. Мировая литература, надстроенная на Библии с красавицами Сарой, Бат Шевой, Эстер, Юдифью, Сусанной, которых замечательно рисовали великие художники, описывали писатели и даже использовали для создания своей науки криминалисты (история Сусанны и старцев из неканонизированной евреями главы книги Даниила дала начало этой науке), добавила еврейских красавиц Вальтера Скотта, Бальзака. Европа и Россия восторгались гением великих актрис – французских евреек Рашель и Сары Бернар. Но мир не жаловал евреев. Тут и Шейлок Шекспира, и Фейгин Диккенса, и Саломон с Товией в "Скупом рыцаре" Пушкина, и "Жид" Тургенева. 

Опыт АП с еврейками и в жизни, и в литературе неоднозначен. В юности у него был роман с еврейкой Натальей Гольден, которая позже выйдет замуж за брата АП Александра и родит тому сына Михаила, выросшего в великого театрального деятеля, американского актёра и режиссёра. Похоже, АП считал, что жениться нужно на еврейке. Отсюда его странное сватовство к Дуне Эфрос, дочери успешного московского адвоката. 

Сохранившиеся письма АП к друзьям его чувства к Дуне любовью не рисуют. Прозвал Дуню, за её приметный еврейский нос – "Эфрос с носом"; возлюбленным дают иные имена. "Хватит мужества у богатой жидовочки принять православие (непременное условие для брака с христианином – Б.Г.) с его последствиями – ладно, не хватит – и не нужно. К тому же мы уже поссорились… Завтра помиримся, но через неделю опять поссоримся… С досады, что ей мешает религия, она ломает у меня на столе карандаши и фотографии – это характерно… Злючка страшная… Что я с ней разведусь через 1–2 года после свадьбы, это несомненно…", - предполагал АП. Так зачем жениться? Неужели из-за денег? 

Из письма АП художнику Билибину так подумать можно: "С невестой разошёлся до nec plus ultra [Дальше некуда (лат.)]. Вчера виделся с ней <…> пожаловался ей на безденежье, а она рассказала, что её брат-жидок нарисовал трёхрублёвку так идеально, что иллюзия получилась полная: горничная подняла и положила в карман. Вот и всё. Больше я Вам не буду о ней писать". А что ожидал самый остроумный писатель своего времени – что невеста выдаст ему аванс? 

Похоже, это предположила и Дуня. Вскоре последовал разрыв – официально, из-за неготовности её к крещению. Дуня вернулась к имени Реве-Хава, вышла замуж за еврея. Вот её письмо к АП с Кавказа, возможно, во время её "медового месяца": "О богатой невесте для Вас, Антон Павлович, я думала ещё до получения Вашего письма. Есть здесь одна ласковая купеческая дочка, недурненькая, довольно полненькая (Ваш вкус) и довольно глупенькая (тоже достоинство). Жаждет вырваться из-под опеки маменьки, которая её страшно стесняет… Мне кажется, что она понравится Вам. Денег очень много". 

Это, очевидно, ответ на несохранившееся письмо АП. Ещё АП написал антисемитский пасквиль на Дуню – "Тина", в котором развратная и корыстолюбивая еврейка совращает прекраснодушных, но нестойких русских мужчин. АП послал "рассказ" детской писательнице Марии Киселёвой, которой покровительствовал, с омерзительным пояснением (из неудачных шуток Чехова): "печатную повесть о том, как известные литераторы умеют утилизировать знакомство с «чесноком». Посылаемый фельетон дал мне 115 рублей. Ну как после этого не тяготеть к еврейскому племени?" 

Отзыв от Киселёвой последовал убийственный: "Предоставьте писать подобные (по содержанию!) разным нищим духом и обездоленным судьбою писакам". 

АП посвятил "русско-еврейскому роману" свою первую пьесу "Иванов". Себя в ней он изобразил некогда талантливым, иссякшим среднестатистическим "Ивановым"; Дуню – Саррой, после крещения Анной – разлюбленной опостылевшей женой "Иванова", да ещё и больной чахоткой. Оба несчастны. 

Вот автопортрет "Иванова": "Был я молодым, горячим, искренним, неглупым; любил, ненавидел и верил не так, как все, работал и надеялся за десятерых, сражался с мельницами, бился лбом об стены; не соразмерив своих сил, не рассуждая, не зная жизни, я взвалил на себя ношу, от которой сразу захрустела спина и потянулись жилы.

В тридцать лет уже похмелье, я стар, я уже надел халат. С тяжелою головой, с ленивою душой, утомлённый, надорванный, надломленный, без веры, без любви, без цели, как тень, слоняюсь я среди людей и не знаю: кто я, зачем живу, чего хочу? И всюду я вношу с собою тоску, холодную скуку, недовольство, отвращение к жизни..." 

Разуверился АП и в русско-еврейском романе: "Анюта замечательная, необыкновенная женщина... Ради меня она переменила веру, бросила отца и мать, ушла от богатства, и если бы я потребовал ещё сотню жертв, она принесла бы их, не моргнув глазом. Ну-с, а я ничем не замечателен и ничем не жертвовал. Впрочем, это длинная история... Вся суть в том, милый доктор (мнётся), что... короче говоря, женился я по страстной любви и клялся любить вечно, но... прошло пять лет, она всё ещё любит меня, а я..." 

Впрочем, нет утешения "Иванову" и от других близких. Родственник и управляющий его имением прощелыга Боркин всё время строит планы успеха, но планы всё какие-то нечестные: "На вашем месте я через неделю имел бы тысяч тридцать, если не больше".

Категория людей, которых АП терпеть не мог всей душой – это русские аристократы. Тут, видно, поколенческая неприязнь человека из народа к владыкам. Дядя "Иванова" по матери граф Шабельский беседует с Саррой-Анной. 

Сарра: Злой вы человек. Не шутя, граф, вы очень злы. С вами жить скучно и жутко. Всегда вы брюзжите, ворчите, все у вас подлецы и негодяи. Скажите мне, граф, откровенно: говорили вы когда-нибудь о ком хорошо? 

Граф: Эх, милейшая Сарра, выиграй я сто или двести тысяч, показал бы я вам, где раки зимуют!.. Только бы вы меня и видели... 

Сарра: А что бы вы сделали, если бы вы выиграли? 

Шабельский (подумав.): Я прежде всего поехал бы в Москву и цыган послушал. Потом... потом махнул бы в Париж. Нанял бы себе там квартиру, ходил бы в русскую церковь… По целым дням сидел бы на жениной могиле и думал. Так бы я и сидел на могиле, пока не околел. 

Аналогичному персонажу – аристократу Гаеву – в своей последней пьесе "Вишнёвый сад" АП вручает более яркий резонёрский текст: "Да... Это вещь... (Ощупав шкаф.) Дорогой, многоуважаемый шкаф! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет, поддерживая (сквозь слёзы) в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывая в нас идеалы добра и общественного самосознания". 

Интересно развитие отношений АП с главным графом русской литературы – Львом Толстым. Граф любил АП и называл его "Пушкин в прозе". Чехова же толстовство отвратило: "После того, как я бросил курить, у меня уже не бывает мрачного и тревожного настроения. Быть может, оттого, что я не курю, толстовская мораль перестала меня трогать, в глубине души я отношусь к ней недружелюбно, и это, конечно, несправедливо… для меня Толстой уже уплыл, его в душе моей нет, он вышел из меня, сказав: се, оставляю дом ваш пуст. Я свободен от постоя. Рассуждения всякие мне надоели…" 

Толстой симпатизировал экстремистам. В эссе "Не могу молчать!" он писал: "Вы, правительственные люди, называете дела революционеров злодействами и великими преступлениями, но они ничего не делали и не делают такого, чего бы вы не делали, и не делали в несравненно большей степени. Так что, употребляя те безнравственные средства, которые вы употребляете для достижения своих целей, вам-то уж никак нельзя упрекать революционеров". Не зря Ильич эссе о Толстом назвал: "Зеркало русской революции". 

Чехов об экстремистах не писал. Единственное бледное исключение: никчёмный "вечный студент" Петя Трофимов в "Вишнёвом саде". 

Разошлись Толстой с Чеховым и в отношении к делу Дрейфуса. Граф верил в виновность Дрейфуса, поскольку тот еврей: "Я не знаю Дрейфуса, но я знаю многих Дрейфусов, и все они были виновны". АП был уверен в невиновности еврея и на этом разругался со своим многолетним издателем, редактором антисемитского "Нового времени" Алексеем Сувориным. 

Финал первой пьесы Чехова мрачен: "Иванов" застрелился. Автор пьесы, с его предрасположенностью к чахотке, совершил долгое самоубийственное путешествие через Сибирь на Сахалин и вернулся больным. 

Дуня Эфрос в возрасте 82 лет была депортирована из парижского дома для престарелых в Треблинку, где погибла.