Сегодня специальный гость Радио Свобода – Сергей Шелин, политический и экономический аналитик.
Сергей Медведев: В воздухе весна, грачи прилетели, расцвела капуста, и российская военная экономика цветет и пахнет. Фонд "Общественное мнение" говорит, что российские люди совершенно неприлично счастливы. Индекс благополучия (вы об этом писали в своей последней колонке) выше, чем перед войной. В частности, 36% людей чувствуют себя чрезвычайно счастливыми, в то время как всего 5% чувствуют себя несчастными. Большое количество счастливых людей в растущей экономике, бурлящей городской жизни на третьем годе войны – это аномалия или новая норма, в которую пришла Россия?
Сергей Шелин: Это попытка внедрить такую норму. Не думаю, что сама опросная служба фальсифицировала результаты: скорее всего, она замеряла так же, как и в прошлые годы. В какой-то мере, наверное, люди сами хотят, чтобы такая норма была, чтобы все было нормально. Действительно, очень многие определили свое счастье по 10-балльной шкале в 9 или 10 очков, то есть как крайне счастливые, и только 5% – в 1 или 2, то есть как крайне несчастливые. Видимо, людям хочется, чтобы все было нормально.
Украинские обстрелы в основном касаются приграничных районов; если на них не фиксироваться, то можно их не замечать. Теракты пока что не стали нормой. Уровень жизни не упал, хотя реальный уровень жизни не вырос. При желании можно смотреть на все оптимистичным взглядом.
Индекс благополучия выше, чем перед войной
Сергей Медведев: Даже если не следить за новостями с фронта, вроде как и Россия справилась с санкциями, и растет большое количество отраслей внутри. В любом случае Росстат дает очень убедительную статистику по поводу роста ВВП. Насколько это все долгосрочное или временное явление, основанное на накачке в связи с военной экономикой, на импортозамещении?
Сергей Шелин: Это зависит от указаний правителя, потому что Россия – страна абсолютно централизованная. Если правитель решит вести войну более тотально, проведет мобилизацию, еще больше увеличит военные траты, то уровень жизни неизбежно упадет, и это, скорее всего, отразится через рост инфляции, рост цен. Если же нагрузка на хозяйство останется на нынешнем уровне, то можно довольно долго, видимо, несколько лет жить без серьезного снижения уровня жизни, примерно на том же уровне потребления. Потому что заработки выросли, но люди потребляют не больше, чем до войны, примерно столько же. Когда говорят о росте реальных доходов – это рост денежных доходов, пусть даже с поправкой на инфляцию. Лишние деньги люди сейчас складывают в банки.
Сергей Медведев: То есть растет доверие людей к финансовой системе, к государству в целом?
Сергей Шелин: Это одно из удивительных явлений! Действительно, люди ведут себя так, как будто они доверяют финансовой системе и верят в будущее. Ведь человек, не верящий в будущее, не станет откладывать деньги надолго, он постарается, наоборот, потратить их, что-то купить, чем-то запастись. Но люди сейчас этого не делают. Это объясняется, с одной стороны, сравнительно устойчивым состоянием экономики и финансов, а с другой, весьма высоким уровнем финансово-экономических менеджеров режима: они прекрасно справляются с поставленными задачами.
Сергей Медведев: То есть системные либералы, Центробанк, Набиуллина создали достаточно хорошую систему резервов, систему кризис-менеджмента государственных финансов?
Финансово-экономические менеджеры режима справляются с поставленными задачами
Сергей Шелин: Да. Конечно, надо говорить о бывших системных либералах, потому что сейчас у них лексикон изменился. Даже министр финансов Силуанов говорит: все для фронта, все для победы – вот наша главная задача. Это обычная мимикрия. Но это грамотные технократы. Конечно, Набиуллина рядом с Шойгу – просто видно, насколько она профессиональнее, насколько скромны профессиональные возможности министра обороны. Если бы на месте Шойгу стояла Набиуллина, я думаю, военные действия шли бы более в пользу России.
Сергей Медведев: Рынок труда тоже растет, как я понимаю?
Сергей Шелин: Там напряжение, нехватка рабочих сил сразу по нескольким причинам. Во-первых, уехало реальное количество работающих людей. Круглым счетом, наверное, можем сказать – миллион за эти два года уехали без возврата. Кроме того, часть трудовых мигрантов покинули Россию из-за всех беспокойств, еще до этого – из-за эпидемии, а сейчас – отчасти из-за гонений, начавшихся после теракта.
Сказалось то, что санкции наложил Запад, но отнюдь не Китай
Рабочей силы, с одной стороны, стало меньше, а с другой – вырос спрос на рабочие руки, в первую очередь в военной промышленности и в строительстве, в том числе на завоеванных территориях: там появилось много высокооплачиваемых рабочих мест. Поэтому безработицы в России сейчас фактически нет, из-за спроса на рабочие руки быстро растет заработная плата. По мнению многих специалистов, социологов, это тоже благоприятно сказывается на настроениях людей: в отношениях с работодателями люди чувствуют себя гораздо более уверенно, чем раньше.
Сергей Медведев: Это какая-то совершенно новая ситуация. Еще год назад мы бы с вами не говорили о такой позитивной динамике.
Сергей Шелин: Можно сказать о двух волнах экспертных ошибок во время этой большой войны. Первая распространенная, хотя и не всеобщая экспертная ошибка заключалась в сильном преувеличении воздействия санкций и ухода западных фирм из России. Предполагалось, что это буквально разрушит экономику, подорвет финансы и так далее. Безусловно, не было предпосылок для такого резкого падения.
Сергей Медведев: Вспоминаю, как все молились на SWIFT: вот отключат SWIFT, и на следующий день все рухнет. В результате ничего не рухнуло, даже, как говорят, китайские туристы массово закупают карты "Мир".
Сергей Шелин: Безусловно, многие такие предположения не оправдались, в том числе касающиеся SWIFT, перекрытия на Западе покупок нефти, нефтепродуктов и так далее. Год спустя или немножко больше была вторая распространенная экспертная ошибка. Когда стало понятно, что российская экономика в целом справилась, мало кто из экспертов серьезным образом предсказывал, что она сможет еще и расти. И этот рост, который наблюдался более или менее с начала прошлого года и, опять же, более или менее продолжается сейчас, тоже в большой степени не был предвиден.
Нельзя сказать, что произошли какие-то чудесные, непредсказуемые вещи. Во-первых, надо отметить весьма высокое качество руководства хозяйством и финансами. Путин показал себя человеком, который готов держать около себя грамотных исполнителей, совершенно послушных, способных трезво оценивать ситуацию, достаточно умелых. Во-вторых, сказалось то, что санкции наложил Запад, но отнюдь не Китай. Наверное, в-третьих, просто сама по себе военная промышленность – это тоже довольно типовая ситуация: она растет и обеспечивает общий рост экономики. Не думаю, что имеет место именно рост потребительских отраслей по сравнению с довоенным временем: его, насколько я могу судить, нет.
Сергей Медведев: Насколько устойчив рост, основанный на войне? Все-таки существуют определенные структурные диспропорции, нарастает технологический дисбаланс, изнашивается оборудование, нет комплектующих, запчастей, уже дорабатывают станки.
Российская экономика достаточно жизнеспособна, пока покупают российскую нефть
Сергей Шелин: Это зависит от степени авантюризма режима в лице правителя. Если режим поставит перед экономикой непосильные задачи, например, захочет еще раз резко увеличить военные траты, выпуск военной продукции, то тогда экономика может треснуть в любой момент. Если реальные военные расходы останутся примерно на том же уровне, то можно несколько лет это выдерживать: без реального роста народного потребления, при некотором ускорении инфляции и прочих не очень больших проблемах. Российская экономика достаточно жизнеспособна, пока покупают российскую нефть, в меньшей степени – газ.
Сергей Медведев: Каково отношение бизнеса ко всему этому? Боится ли российский бизнес национализации?
Сергей Шелин: По-моему, глаза боятся, а руки делают. С одной стороны, какие-то акции изъятия собственности все время происходят, но с другой – они не являются массовыми и пока не воспринимаются как некое правило. Во-вторых, многие извлекли большой профит из ухода западных фирм и так называемого импортозамещения. В-третьих, действительно, поскольку сильно подрезан зарубежный туризм, резко вырос туризм внутрироссийский – целая отрасль поднялась.
Пока нет акций солидарности, внутри России абсолютно ничего нет
Большое число бизнесменов настроены державно-патриотически, для них это был такой вызов – санкции, вступление в борьбу с Западом. Они приложили большие усилия для того, чтобы справиться с ситуацией. Это тоже определенный энтузиазм, его не надо ни преувеличивать, ни отрицать.
Сергей Медведев: Что можно делать оппозиции? Где вы видите какие-то возможности для политической деятельности в условиях настолько крепко консолидированного воюющего режима?
Сергей Шелин: Понятно, что борьба с режимом чрезвычайно затруднена и очень опасна. Можно отметить еще одну печальную особенность. Достаточно велико количество людей, настроенных оппозиционно по отношению к войне, к диктаторскому режиму в целом, но при этом они сильно запуганы и разъединены, в них слаба солидарность друг с другом. На мой взгляд, пока нет каких-то акций солидарности, внутри России абсолютно ничего и нет.
Сергей Медведев: Вечная российская проблема: есть люди, но нет институтов.
Сергей Шелин: Совершенно верно. Мы видим, что самые простые институции (учреждения, например) никогда не заступаются за людей, которых преследует власть. Ни одно профессиональное объединение не заступается ни за кого. Если человек попал под колесо, то он оказывается один со своей бедой. Это просто поразительное явление!
Сергей Медведев: В России вообще существует один-единственный институт – это государство. Все, что ему противостоит, те слабые ростки, которые появились в конце 80-х, в 90-е, были тщательно зачищены, уничтожены и забетонированы в минувшее 20-летие, и человек один перед Левиафаном.
Борьба с режимом в России чрезвычайно затруднена и очень опасна
Сергей Шелин: Это и есть самое удручающее. В каких-то других диктатурах всегда или почти всегда существовали зачатки общества. За человека могли заступиться какие-то объединения. Пока в России этого нет, ситуация будет очень печальной. Когда появится какая-то солидарность, я думаю, можно будет надеяться и на какое-то дальнейшее движение к нормальности.
Сергей Медведев: Я гляжу на оппозиционную активность в зарубежье, и тут тоже не вижу каких-то точек консолидации, программ на будущее. Есть какие-то социальные связи, группы, отдельные инициативы, но все это не сливается в институциональную среду, из которой могли бы произойти изменения.
Сергей Шелин: Я надеюсь, что такая среда может появиться. Потому что оппозиционный актив, то есть те люди, которые вынуждены были с началом этой войны покинуть Россию, иначе бы их посадили, плохо подготовлены к тому, чтобы вооружить какими-то новыми идеями своих сторонников вне и внутри России. Они привыкли к одному – участвовать в очередных выборах, потом проигрывать эти выборы, потом оспаривать их результаты, потом получать отказ в оспаривании.
Если российское общество не сможет ожить, то события будут иметь печальный характер
Сейчас они, даже издалека, опять пытаются фиксироваться на несчастных выборах. Я прекрасно понимаю, что в России человеку доступна хотя бы эта форма протеста – сходить на участок в "Полдень против Путина", перечеркнуть бюллетень. Но когда то же самое делают люди в свободных странах, отстаивая какие-то очереди в консульство, я просто не понимаю логику. Они не могли по-другому выразить солидарность?
Сергей Медведев: Почему вместо этого не устроить бессрочный пикет у стен консульства? В конце концов, прийти с набором яиц в руках. Не родился еще свободный человек, который вышел из материнского лона государства.
Пытаюсь представить будущее: если в этой консолидированной системе появятся какие-то трещины, откуда они придут? Как всегда, сверху, от государства?
Сергей Шелин: Я не политолог, но знаком с расхожими политологическими концептами. Считается, что в таких режимах события обычно начинаются с того, что сверху что-то произойдет, скажем, физически умрет очередной вождь или произойдет какой-то заговор, и только после этого начнется движ. Вероятно, это так и есть. Но если общество в этот момент абсолютно мертво, то оно будет просто объектом манипуляций очередного вождя. Один вождь придет – даст послабления, другой вождь придет – отнимет эти послабления, а общество будет только плакать или чувствительно благодарить.
Если российское общество не сможет ожить, то события будут иметь весьма печальный характер, независимо от того, произойдут ли сверху какие-то трещины. Трещина уже была в прошлом году – пригожинский мятеж. Если бы у Пригожина хватило воображения, он мог бы и власть захватить, я думаю. Вы хотите еще одного Пригожина? Мне не кажется, что это хорошая перспектива.
Сергей Медведев: А какие можно представить позитивные сценарии для выхода России из этой ситуации? Вы в одном из своих текстов пишете о переучреждении России после всего этого.
Сергей Шелин: Переучреждение России – по-моему, довольно очевидная альтернатива сохранению нынешнего режима. Для меня довольно очевидно, что уже нет возврата к каким-то нормам партийной государственной жизни, к ленинским нормам. Возврат к позднеельцинским или раннепутинским нормам, я думаю, невозможен ни при каком повороте. Следовательно, это государство будет сохраняться, а в какой-то момент само сойдет со сцены. Если в этот момент верхи и низы готовы будут переучредить это государство, то благо им, не произойдет какого-то хаоса.
Это государство будет сохраняться, а в какой-то момент само сойдет со сцены
К этому надо готовиться, нужны идеи. В большой степени это может произойти на свободе, то есть в эмиграции, потому что в самой России возможности общественных дискуссий сейчас чрезвычайно малы. На мой взгляд, они уже происходят в большой степени не столько среди оппозиционного актива, сколько в медиа. Количество русских медиа, возникших в эмиграции, очень велико: не надо преуменьшать значение этого.
Возьмем чужой опыт: была Польская народная республика, была польская эмиграция за границей, было польское издание "Культура", выходившее в Париже. В этом издании задолго до ликвидации ПНР была в дискуссиях сформулирована нынешняя политическая стратегия Польши – помириться с Украиной и заключить с ней политический союз против России, например. А это была принципиально новая идея, потому что граница, продиктованная Сталиным после Второй мировой войны, для большинства поляков выглядела совершенно абсурдно. И вот им предлагают: примите эту границу, потому что это условие мирного сотрудничества с Украиной. Ее приняли, и все партии сегодняшней Польши проводят эту политику: и правые, и левые, заметьте. Такого рода идеи, не обязательно внешнеполитические, но в том числе и внешнеполитические, могут родиться только в свободной дискуссии среди людей, которые ищут выходы из тупиков.
Сергей Медведев: Это переучреждение может произойти на какой-то конфедеративной основе, на основе создания субъектности территорий? Вы недавно говорили об Ингерманландии, о появлении неких новых региональных сценариев в северо-западной России.
Полезно любое развитие идеи местной самостоятельности
Сергей Шелин: Лично я не являюсь сторонником распада России. Но давайте ничего не исключать. Все, что ведет к благу людей, может обсуждаться. Может обсуждаться и отделение части территорий, которые довольно искусственно находятся в России (по-моему, это назрело), и конфедерацизация, децентрализация уж точно нужна.
В этом смысле сейчас полезно любое развитие идеи местной самостоятельности, потому что это пускает в ход умы, оживляет дискуссию. Именно в этой дискуссии могли бы сложиться новые идеи.
Сергей Медведев: Проблема в том, что нет такой дискуссии о будущем. У России нет будущего. Оно, конечно, есть где-то, но население живет нынешним моментом. А власти будущее вообще не нужно, ей нужно только прошлое. Но и оппозиция не может вообразить какой-то будущей России. Возможно, это и есть та блаженная нирвана, в которой пребывает большая часть населения РФ, говорящая о том, что она счастлива на третьем годе войны.
Комментариев нет:
Отправить комментарий