Лариса Герштейн: от завещанного не уйдешь
Разговор, растянувшийся на десятилетия
Александр БАРШАЙ
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Это интервью с Ларисой Герштейн – благословенна память ее! – я сделал в 1998 году. По обстоятельствам, о которых расскажу ниже, оно не было опубликовано ни в одном из средств массовой информации Израиля и только через три года вошло в мою книгу «Праотец Авраам любит их», выпущенную в Иерусалиме тиражом 300 экземпляров.
Но перечитывая беседу с Ларисой сегодня, когда она, увы, уже не с нами, я понимаю, насколько актуальными, злободневными остаются ее слова и мысли и через 25 лет после того, как они были высказаны. Многие из тех проблем Израиля и Иерусалима, о которых размышляла вице-мэр столицы нашего государства, не сняты с повестки дня и порою также остры сегодня, как и в конце 90-х. Вот почему я решил предложить читателям этот свой давний разговор с Ларисой Герштейн, лишь немного сократив его.
Как я уже писал в очерке "… Та мелодия, а поющих нет", в "Вестях" это интервью не вышло – Лариса сочла невозможной публикацию в газете, главный редактор которой – ее муж Эдуард Кузнецов.
Подписывайтесь на телеграм-канал журнала "ИсраГео"!
* * *
С Ларисой Герштейн я был знаком еще с тех пор, когда она была краснощекой фрунзенской школьницей с пухлыми губами и густой копной жгуче-черных волос. Девицей умной, решительно и неординарно мыслящей, словом, явно выделявшейся из среды своих ровесников. Честно говоря, запомнил Ларису я — тогда уже взрослый 24-летний журналист газеты «Комсомолец Киргизии» — больше из-за ее отца – известного кинорежиссера Юза Герштейна, одного из безусловных лидеров советского документального кино 60-х годов.
И вот я вновь встретился с Ларисой Герштейн – заместителем мэра Иерусалима, муниципальным министром столицы Государства Израиль.
В небольшом кабинете нового здания ирии (Иерусалимского муниципалитета) я сижу напротив молодой миловидной женщины в больших роговых очках, кажется, ничего общего не имеющей с той 14-летней, острой на язычок фрунзенской школьницей, которая врезалась мне в память. Маленький фрагмент из того интервью вы уже имели возможность прочитать, сегодня же хочу познакомить с основной частью этой давней беседы.
— Лариса, расскажите, пожалуйста, хотя бы пунктирно, о своем пути из Фрунзе в Иерусалим…
— Когда отец был вынужден покинуть столицу «солнечного Киргизстана», наша семья переехала в Ленинград. Отец работал там на киностудии «Леннаучфильм», я окончила школу, потом институт, получила диплом. Уехать в Израиль хотела с очень раннего возраста. Лет в семнадцать я уже решилась, в двадцать — подала документы. Только в двадцать два получила разрешение, и то, считаю, приехала немного позже, чем нужно было, например, я не отслужила в Армии обороны Израиля. Приехала с грудным ребенком, девочке было всего девять месяцев, и со своим первым мужем, с которым развелась здесь через год. А родители прибыли года через полтора. Еще через год – брат. Так что мы добирались сюда поэтапно. Тогда это было не так просто, если помните. Отец очень долго не получал разрешения, сама я ждала больше двух лет.
— А что вы окончили в Ленинграде?
— Педагогический институт имени Герцена. И еще я закончила два последних курса химико-технологического института имени Ленсовета, то есть, получила еще и диплом инженера-химика. Здесь преподавала в Технионе, работала в химической лаборатории. У меня магистерский диплом по органической химии. Кроме того, я закончила высшие курсы психологии, которые были при Ленинградском университете, в свое время. Как-то я все это подуспела.
— Я знаю, что вы еще и поете, даже выступали на профессиональной сцене…
— Ещё как! Это произошло примерно через пару лет после приезда в страну. В ульпан, где мы учились, пришел совершенно изумительный гитарист, фантастического класса и уровня. В Израиле тогда проводились так называемые аудиции – просмотры для певцов, музыкантов-исполнителей. Они проводились раз в полгода. Собирались люди из телевидения, радио, различных ансамблей, из академии музыки – то есть, те, кто имел право решающего голоса. И они прослушивали разных исполнителей. На каждого отводилась буквально минута, за это время надо было показать себя, и комиссия решала, куда направить человека – либо в театр, либо в ансамбль, словом, как он покажется. И вот этот гитарист подошел ко мне и говорит: Я знаю, ты тут поешь, бренькаешь на гитаре, поедем со мной на аудицию». А бренькала я на гитаре ужасно и знала всего три песни «Эвейну шалом алейхем» и еще парочку подобных. Говорю: «Парень, я не знаю ни одной ивритской песни». И он дал мне пластинку, за ночь я выучила только половину песни, больше духу не хватило. Наутро мы поперлись на эту аудицию. У него была ровно одна минута, и он начал играть какую-то сонату. Его быстренько остановили: спасибо, мы все поняли. Он говорит: «Рэга, рэга, я умею еще аккомпанировать», — и вытащил меня на сцену. Я начала петь те два куплета, что выучила ночью, причем, к концу уже начала забывать слова, поскольку рассчитывала на то, что нас быстро остановят. А они не останавливают. Повторяю первый куплет и делаю финал. Они говорят: «Отлично, у вас есть еще что-нибудь?». Спела «Эвейну шалом алейхем». Говорят: «Чудесно, очень хорошо». Смотрю: они балдеют и просят еще что-нибудь спеть. Я говорю гитаристу: «Давай споем частушки». И мы с ним бодро спели частушки. Я им пела, наверное, минут пять. Ну, понимаете, кайф ловила комиссия. И я еще там примерно с полчаса выступала. И вся эта страшная очередь стояла за дверями и ждала нас.
На следующий день у меня уже был концерт с моей любимой «Эвейну», потом я выучила какой-то цыганский романс. Потом мне немедленно министерство абсорбции выделило учителя фонетики. И буквально месяца за три я сделала программу примерно из сорока песен. Сегодня мой репертуар составляют около восьмисот песен и романсов на разных языках, я набрала его примерно за полтора года. И первый мой концерт был в Тель-Авиве на испанском языке, что самое смешное. В Израиль тогда приехала знаменитая испанская танцовщица, исполнительница фламенко – Сильвия Дюран. И вот мне говорят: «Хочешь выступить с ней, через две недели у нее концерт, и некому спеть с ней по-испански». Набравшись наглости безумной, я взяла пленку с испанскими романсами и со слуха выучила одиннадцать романсов. У меня отличный слух, это правда. Сегодня я понимаю, что выучить на неизвестном тебе иностранном языке больше десятка старинных, полных национальных традиций песен нормальный человек никогда бы не взялся. Только новичок может на это решиться. А песни были потрясающие…
Вообще, это был забавный период, очень забавный. Я начала петь и активно пела в течение примерно трех лет. Забросила свою химию к черту. У меня не было ни режиссера, ни менеджера. Я приходила, доставала гитару и пела, в чем была. Я ведь не эстрадная певица и не оперная. Здесь, в Израиле я выучила всех бардов. Я была первым человеком, который стал петь на иврите Окуджаву, Галича, Высоцкого, русские романсы. Мы с Юрием Эдельштейном, который писал изумительную музыку на стихи русских поэтов, сделали большой цикл романсов на стихи Пастернака, Мандельштама, Блока, Ахматовой, Цветаевой. У меня были концерты в Париже, Вене, городах Италии. Была огромная поездка в Соединенные Штаты – три месяца, и там даже вышла моя пластинка. Я пела с группой как солистка. В 1982 году Ливанская война застала меня в Брюсселе, я выступала там в еврейском театре, и в ту же ночь улетела домой. И тогда я сделала свою первую военную программу.
Потом мы познакомились и очень подружились с Булатом Окуджавой. Я пою почти все его песни. Но особенно близка мне, да и вообще израильскому слушателю тоже – его «Молитва». Её и переводить-то, по существу, не пришлось. Потому что слова песни почти буквально совпадают с текстом Торы. Это только поэт мог так точно попасть в Божественный текст. Помните, там есть слова: «Как веруем мы сами, не ведая, что творим? Они в ТАНАХе так и звучат – слово в слово. Отчего так получилось? Я думаю, что есть некое совпадение небесной мысли. А он великий человек. Он уже давно на Олимпе. Окуджава попал в нерв поколения, а это удается одному-двум из поколения. Безумно люблю его петь.
Несколько лет назад я впервые приехала в Москву и выступила в концерте. Там был какой-то большой дворец или дом культуры, тысячи на полторы зрителей, не меньше. И я спела там «Молитву». А потом оказалось, что Булат сидел в зале и плакал. После концерта он ждал нас у выхода – такой спокойный, такой скромный – в плащике. И говорит: пойдемте ко мне, мы с Олей картошки отварили, посидим. И мы с Эдиком (Эдуард Кузнецов – муж Л.Герштейн. – А.Б.) поехали. Ели картошку, говорили, вспоминали, плакали. А теперь вот его уже нет. И мы здесь, в Израиле создали Фонд Окуджавы…
Лет пять назад я, как говорится, сошла со сцены. Считаю, что я уже все спела. У меня есть пять пластинок, много записей на радио. Правда, сейчас иногда снова выхожу с гитарой, но пою, в основном, на всякого рода «олимовских» мероприятиях.
— А что было дальше?
— Ну, а потом не нашла, а сама себе придумала новую работу. Решила создать секцию русскоязычных писателей Израиля. У нас есть федерация писателей всеизраильская, а русской секции не было. Я придумала и осуществила проект, благодаря которому писатели смогли подрабатывать внутри этой системы. Очень просто: я устраивала литературные вечера, до трехсот вечеров в год по всей стране. Практически каждый вечер — писательский вечер. И это был небольшой, но стабильный заработок для русскоязычных авторов.
И потом кем только я ни была: и диктором, и ведущей телепрограммы «Восточноевропейский фольклор». Преподавала в Технионе, была психологом. Создала первую в Израиле женскую общественную организацию и много лет была ее руководителем …
— И как у вас хватает времени на всё это?
— А Бог его знает! Сплю меньше. Дальше – я вышла замуж за Эдуарда Кузнецова. (Э.Кузнецов – известный диссидент, один из активных участников так называемого «ленинградского дела самолетчиков», приговоренный советскими властями к расстрелу, а затем – под давлением мировой общественности – обмененный на одного русского шпиона. – А.Б.). И когда меня спрашивают: а кто вы? Вы — певица или журналист, общественный деятель или политик, я отвечаю: очень хорошая жена. А муж мой вообще ангел. Так что это мое большое достижение.
— Теперь давайте поговорим о том, как вы пришли в политику, о «русской» общине в Израиле?
— Это было более 15 лет назад, когда я приняла участие в одной из попыток создания «русской» партии. Правда, я не шла выбираться, я хотела, чтобы был избран Эдуард Кузнецов. Ведь он лидер от рождения. Так вот мы за три недели создали партию.
Конечно, это было не очень умно – создать этническую партию. Партия должна быть политической организацией, иметь все признаки политической платформы. Этническая партия – это просто безвкусно. Но мы попробовали. Это был первый опыт. Не было ни копейки денег, работали всего три недели. Обратите внимание: другие партии, уже сложившиеся, начинают предвыборную работу в худшем случае за три месяца, в лучшем – за год. А мы почти мандат набрали. Значит, потенциал у нас был огромный. Совершенно уверена: нам не хватило недели-двух до победы. Мы поздно начали. Но, думаю, наш опыт очень пригодился другой «русской» партии – «Исраэль ба-алия». И все же я и сегодня скептически отношусь к идее этнической партии.
Собственно говоря, именно тогда я почувствовала вкус к политике. В нашей интеллигентской среде – я намеренно не говорю – интеллигентной, принято некое пренебрежение к этому аспекту жизни – политическому. Я не считаю, что заниматься политикой – стыдно. Это один из способов, благодаря которому можно чего-то добиться.
Но даже и сегодня я бы не пошла на подобного рода политическую игру, живя в Тель-Авиве, Хайфе или где-то еще, если бы не этот великий город – Иерусалим. Пошла на это только ради Иерусалима. Потому что теперь уже нельзя сказать: это от меня не зависит, пусть делают с ним, что угодно (а с ним ужасные вещи делают)! У меня есть решающий голос в управлении городом, и я не согласна, чтоб он хоть на дюйм отступил от своих границ или перестал быть еврейским городом. Это еврейский город, это вселенский город, это столица даже не государства, это столица нашего народа. Это главный город мира, в котором мы живем. И потому, если вы получаете шанс что-то сделать для города и вдруг отказываетесь от него – то это даже не снобизм, это гнусность, на самом деле.
— Итак, вот уже вторую каденцию вы являетесь членом городского совета столицы Израиля, одним из заместителей мэра города. Какие главные проблемы Святого города вы назвали бы сегодня?
— Главная проблема Иерусалима сегодня – это нестабильность, прежде всего, психологическая нестабильность горожан, всех жителей страны по отношению к единству нашего города. Я считаю это главной проблемой – и как следствия ее, причем, самые грустные, — вторичные проблемы: экономические, жилищные, проблема занятости, проблема развития промышленности и так далее. На мой взгляд, когда город – столица страны становится объектом и предметом торга, это всегда порождает, прежде всего, несостоятельность национального достоинства.
Что касается абсорбции, то, на мой взгляд, и я не думаю, что здесь я необъективна, абсорбция изменилась очень существенно. Масса людей, которые пристально следят за этим процессом, хорошо видят это и по себе, и по своим близким. Однако я бы сказала, что абсорбция резко и очевидно улучшилась прежде всего в аспекте общественном. Я имею в виду, что, во-первых, динамика, сам уровень общественной жизни в городе превратились, в принципе, в подлинно столичные. Прежде всего из-за активности новых жителей столицы, их готовности участвовать в общественной, общинной жизни, желания отдавать свое время, свои возможности, свои таланты на пользу городу. Это, по-моему, настолько очевидно, что не стоит и говорить.
Что же касается материальных аспектов абсорбции, то трудности здесь как раз проистекают из-за той самой первой проблемы, о которой я упомянула. Нынешняя волна алии – это волна хорошо образованных людей. Город Иерусалим имеет очень небольшую, незначительную промышленность. Это известный факт. Иерусалим, как говорится в старой поговорке, молится, Хайфа работает, Тель-Авив гуляет. Однако в Иерусалиме есть огромные возможности для создания наукоемких предприятий, наукоемкой промышленности. Но они не используются даже на десть процентов. И только потому, что город находится в нестабильном с политической точки зрения положении. Из-за этого тут же, как следствие, вытекает откровенный недостаток жилья, причем, не только для новых репатриантов, но и в огромной мере для старожилов столицы, для людей, которые здесь родились.
И, знаете, я практически не вижу перспектив улучшения нынешней ситуации, потому что город продолжает оставаться некоей козырной картой в переговорах, именуемых «мирным процессом». На самом деле, на мой взгляд, переговоры эти диалогом не являются, а являются параллельным, непересекающимся монологом двух, не сходящихся сторон. Но оставим эту тему…
— Неужели возможно разделение Иерусалима на части – ведь арабская сторона самым категоричным образом ставит вопрос именно так?
— Вы знаете, не исключено, что евреям вновь с оружием в руках придется защищать целостность своей столицы. Сегодня вся симптоматика развития событий говорит о том, что это вполне возможно, да и с исторической точки зрения это совсем не ново: мы делали это много раз. Этот город, за три тысячи лет своей истории не раз срытый с лица земли, уничтоженный, мы всякий раз поднимали. Это, к сожалению, наши реалии, наши будни.
Я не верю в ситуацию, когда Израиль смог бы смириться с разделом Иерусалима. Не знаю, не верю. Во всяком случае, я не желаю дожить до такого дня. Я уверена, что Государство Израиль и на политическом уровне, и на уровне, так сказать, народном не сможет согласиться с такой ситуацией. Дело до этого не дойдет, а если и дойдет, то только в военном смысле.
Есть ли этому какая-то альтернатива? Да, мне кажется, что нашим соседям и нашим вынужденным сожителям по стране придется поучиться терпимости. Потому что все равно – и я настаиваю на этом – Израиль есть еврейская страна, с еврейской идеологией, с сионистской идеей. И Иерусалим есть неделимая столица Израиля, столица еврейского государства.
— Что вы думаете об отношениях между Израилем и США? Мне иногда кажется, что американцы не очень хорошо понимают проблемы нашей страны и, в частности, Иерусалима…
— Дело не в том, что они понимают и чего не понимают. В Америке весьма преувеличенное значение придают той финансовой помощи, которую США оказывают Израилю. Которая – хочу это подчеркнуть – составляет не более трех процентов государственного бюджета нашей страны и без которой вполне можно обойтись. В то же время Израиль для Америки жизненно необходим. Именно Израиль является не только оплотом демократии на Ближнем Востоке, но, и, будем говорить грубо и прямо, полигоном для всего. Что нельзя ни испытать, ни проверить в самой Америке.
Я отношусь к этой стране с огромным пиететом, это замечательная страна, но она разная, она слишком большая. В ней очень много разных, заинтересованных в том или ином политиков. Там достаточно большое еврейское лобби. И я надеюсь на одну простую вещь: когда не работает расчет, должно работать сердце. Слово «Иерусалим» на уровне души и сердца, на нутряном, так сказать уровне намного умнее головы, умнее ума. И полагаю, что американские евреи не смогут перечеркнуть завещанное им. Потому, что можно жить, где угодно, но от завещанного отказаться невозможно. По одной простой причине: жизни им в Америке не будет, если нас не будет. Это все очень просто, на самом деле.
Должна заметить, что между Иерусалимом и несколькими крупными городами Америки сложились дружественные, побратимские отношения. Более того, наличествую очень хорошие, на самом близком личном уровне связи между мэром Нью-Йорка Рудольфом Джулиани и мэром Иерусалима Эхудом Ольмертом. Если помните, Джулиани прилетел в Иерусалим на следующий же день после террористического взрыва в автобусе на улице Яффо. Он позвонил по телефону Ольмерту и спросил: «Чем я могу помочь?» Ольмерт сказал: «Приезжай сам». И он прилетел немедленно, взяв с собой ближайшее окружение, ближайшую команду. И мы здесь четыре дня его принимали, он ездил по всем этим автобусным маршрутам опасным, он ездил, кстати говоря, в Общинный дом на встречу с новыми репатриантами. Словом, это был весьма энергичный и непосредственный жест солидарности и поддержки Иерусалима, всего народа Израиля со стороны Нью-Йорка и его мэра. Так что, как видите, Америка бывает разная…
Иерусалим, 1998 год
Комментариев нет:
Отправить комментарий