"СЕКС БЫЛ ОСНОВНЫМ ДЕЛОМ"

В Москве его знали как Васю-хиппи, в США сейчас ценят как художника – его работы покупают звезды Голливуда. В эксклюзивном интервью Jewish.ru Василий Кафанов рассказал, как вино и секс сплотили советских хиппи, чей фарфор бил на пьянках Петр Мамонов и зачем приходил на Маяк внук вождя Вася Сталин.

Как вы попали в движение советских хиппи?– Не знаю, можно ли это назвать движением. Был Юра Солнце, была у него «Солнечная система», и я в нее как-то входил. Все началось в 1969 году – я заканчивал десятый класс и решил готовиться к экзаменам в Ленинской библиотеке. Занимался я мало, время проводил в курилке, где познакомился с такими же бездельниками. С ними попал на теперешнюю Триумфальную площадь, а тогда Маяковку, где у подножья памятника великому пролетарскому поэту начала собираться компания хиппов. Больше я уже в библиотеку не ходил.

Как же экзамены, институт?– К поступлению в институт я отнесся просто – выбрал тот, где конкурс поменьше, областной библиотечный. Но библиотекарем стать мне не было суждено. Общение с хиппи не прибавило знаний, и на вступительных я недобрал. Мама запихнула меня учеником электрика в издательство на улице Правды – до Маяка было рукой подать.

Чем же вы там занимались?– Выпивали и разговаривали о том, что бы выпить и с кем бы переспать. Главным методом поднятия тонуса было самое дешевое вино. Собирали вскладчину на бутылку-другую, а если не хватало, «аскали» у проходивших девушек. Потом шли в садик театра Моссовета. Там на скамеечках бухали из граненых стаканов, которые заимствовали в автоматах для газировки. За углом на Горького располагался другой незабвенный магазин «Соки-Воды», где в те годы продавалось за 20 копеек разливное алжирское вино – мужики похлебывали его из пивных кружек. Очевидно, Коран алжирцы откладывали на полку, когда занимались таким неверным бизнесом, но Аллах им этого не прощал, и вино поэтому было поганое и слабенькое.

Наркотики тоже были, как и у американских хиппи?– Я не помню, чтобы кто-то в нашей хипповой компании был на наркотиках. Думаю, это требовало каких-то сложных усилий по доставанию, а винный всегда был рядом. Колеса или дурь я лично не употреблял не по моральным соображениям – просто никто не предлагал.

Собирались всегда на Маяке?– Был еще садик у театра Моссовета, Пушкинская, Психодром, то есть садик при университете напротив Кремля, а зимой – подземные переходы, в основном переход у гостиницы «Националь». Позднее пошли Новый Арбат, кафе в кинотеатре «Октябрь» и все эти кафешки вокруг. На Пушкинской, кстати, мы не только возле памятника торчали, но и нашли возможность, как настоящие американские хиппи, сидеть прямо на газоне. Он был с левой стороны, полностью изолированный от проходящих густыми и ровно подстриженными кустами. Место это мы окрестили «Дачей». Там, если не вставать в полный рост, можно было славно бухать и расслабляться маленькой компанией.

Как же квартирники?– Поехать к кому-нибудь на флэт, когда предки отваливали, было самое классное, конечно. Особенно, если родители лоха, согласившегося принять хиппарей, были состоятельные, а еще лучше выездные. Тогда мы могли балдеть не только от вина, но и от хорошего качества стереосистемы и большого количества спальных мест. Конечно, потом пригласивший нас бедняга горько за свое гостеприимство расплачивался. Как, например, крупная девица Тамара. Она пригласила меня одного – я пообещал, что приеду с вином. По дороге я бухнул с ребятами и радостно стал всех собутыльников звать на флэт к Тамаре. Нас собралась большая компания, по дороге опять поддавали. Несколько раз ввязывались в какие-то перепалки с прохожими и усмиряли Володьку Липницкого, который, хоть и крутился с мирными хиппи, но в пьяном виде превращался из красивого еврейского мальчика с лицом херувима в бешеного и абсолютно бесстрашного камикадзе, готового драться с первым встречным. Мы буквально втащили его в квартиру к лишившейся дара речи от такого количества гостей Тамаре. Через много лет Володя загремел – сначала в психушку, а потом в тюрьму и на зону. Даже его отчим Виктор Суходрев, личный переводчик Брежнева, ничего сделать не смог. Выйдя из тюрьмы, Володька глотнул чего-то мерзкого вместе с Петей Мамоновым и уже не поднялся никогда.

Тогда мы на флэте тоже пили целый день и как обычно без меры. Напоследок в суповой кастрюле сварили что-то вроде глинтвейна. Помню, Мамонов черпал вино фарфоровой чашкой из семейного сервиза, а на предложение Тамары взять другую посуду – немедленно запустил в нее той же чашкой. Он промахнулся – красивое красное пятно растеклось по обоям. Хозяйка остолбенела, а Петя все мычал, заикаясь: «Сколько сттттоит? Я плачччу!» Ущерб от нашего визита, наверное, был серьезный – Тамара навсегда исчезла из моей молодой жизни. Таких историй были десятки.

У вас была идеология? Вы считали себя хиппи?– Да ну какие мы были хиппи. Мы были школьники, старшеклассники, все жили дома. Я домой, правда, приходил только ночевать, и бабушка опасалась, что я их чем-нибудь заражу – выдала мне отдельное полотенце. Но это она немного торопилась. Свободной любви у нас не было, к сексуальной жизни большинство из нас тогда только подходило. Про настоящих хиппи мы вообще ничего не знали. То есть, может, кто-то что-то и знал, но не я. Я был парень простой, «Голос Америки» по ночам не слушал. Но сленг у нас изобиловал английскими словами.

Однажды на допросе оперативник спросил меня, что нас объединяло. Я ответил: «Музыка». Не мог же я признаться, что нас объединяет не ненависть к советскому строю, а наоборот, любовь. Любовь физическая. А точнее – горячее желание с кем-то просто переспать. Секс и был основным делом объединения советской хипповой молодежи.

Юра Солнце, например, был просто асом съема. Он обладал мягким душевным голосом, и я никогда не видел его раздраженным. Он мог шепнуть любой девчонке то самое нужное, и ни одна не могла устоять. Володька Солдат был крепко сбитого склада, мужик такой, и с девушками договариваться умел быстро. Петя Мамонов, несмотря на заикание и вид юродиво-хулиганский, все каких-то «Бедных Лиз» отыскивал, разбивал им сердца, и они его обожали. Мне же поначалу не везло. Я переживал от своих неудач, не подавая, конечно, виду, что я все еще девственник. Однажды мы балдели, валяясь на полу и слушая музыку, на флете у хиппа Эдика, большого любителя психоделического рока. Помню, что там был его дружок, фотограф, напоминающий своим бородатым видом одновременно молодого Маркса и Джона Леннона. Позднее подвалила его знакомая девица, которую до этого я встречал пару раз на Маяке. Она принесла пару пузырей сухого, и балдеж продолжался. Именно она в ту ночь меня умело лишила девственности. Наконец-то свершилось!

Какая музыка была?– Английский и американский рок. Кассетных магнитофонов тогда ни у кого не было, были такие громадные, как чемодан, с бобинами. Кто-то привозил диски, их переписывали. Когда к кому-то ездили на квартиру, слушали записи. Ну и стали появляться советские группы. Петя Мамонов и Саша Липницкий, старший брат уже упомянутого Володи, создали «Звуки Му».

С музыкантами мы ездили на разные сейшны, иногда на них собиралось по 500 человек. Был один смешной случай с «Машиной времени» на новогоднем вечере в архитектурном институте. Их ударник мне говорит: «Ты посиди постучи, а я пока быстро сбегаю родителей с Новым годом поздравлю». Я говорю: «Я же не умею!» Но он мне дал палочки и убежал, а я целый час там сидел. Время от времени ударял по барабану, музыканты от ужаса вздрагивали.

Ты упомянул, что тебя как-то допрашивал оперативник. Частенько такое случалось?– Сначала на нас никто особо внимания не обращал. Но поскольку компания на Маяке разрасталась, к нам стали приставать разного рода комсомольские дружинники. Были облавы, нас ловили и грузили в автобусы. Меня один раз поймали, а в другой раз я убежал. Несмотря на то, кстати, что был в дедушкиных сандалиях, которые были размеров на пять больше.

Среди вас была так называемая золотая молодежь?– Некоторые были из привилегированных семей, да. Например, у того же Солнца отец вроде бы был полковник КГБ – Солнце вроде как против семьи восставал, как настоящий хиппи. Он был милый, харизматичный. Еще на Маяк иногда приходил Вася Сталин, внук вождя. Он выглядел очень экзотично, одевался во все белое, у него были длинные черные волосы. Странный был парень, когда мы ходили несколько раз в шашлычную, он за всех нас платил. Но в компании были и совсем простые ребята, из простых семей. И по национальности там тоже не было различий, кто еврей, а кто нет, на это никто тогда не обращал внимания.

У тебя все эти приключения закончились, когда тебя наконец забрали в армию?– Армия меня, может, уму-разуму и не научила, но сменилась рутина, и я тогда захотел заниматься искусством. Я всегда рисовал, делал эскизы и зарисовки, но это было любительство. А вот отслужив на Дальнем Востоке, на бывших японских Курилах, вернулся в Москву и уже начал серьезно рисовать, захотелось научиться живописи. Я, конечно, встретился с Солнцем, с другими соратниками, но они мне показались сильно деградировавшими за эти два года и похожими на алкоголиков. Мы напились до чертиков и потом иногда встречались на улице.

Знаешь сейчас что-нибудь о своих дружках?– Почти ничего. Да и те парни и их подруги давно уже стали дедушками и бабушками. Это из тех, кому удалось дожить до старости. Это было давно, эпоха та обросла легендами, про неё снимают фильмы и сериалы, очень украшают и преувеличивают. Я об этих днях вспоминаю редко, с улыбкой.

Маша Лобанова