Все уже видели эту невероятную фотографию? Она выйдет внутри большого материала в сентябрьском номере National Geographic, но в сети эти фото и видео — уже сейчас. На хирургическом столе лежит лицо, кровь из него уходит, уходит, уходит, оно бледнеет на глазах, оно уже не принадлежит никому — лицо, личина, личность, которая только что была человеком, и через несколько часов снова станет человеком — но другим. А вокруг лица толпится заворожённый обалдевший цвет американской пластической хирургии. Это их рук дело. Это они забрали лицо у одной девушки и отдадут его сейчас другой. Они всю жизнь занимаются самыми сложными челюстно-лицевыми операциями, они делают это каждый день, и в этом преуспели. Они звезды. Они не кисейные барышни какие-нибудь. Но событие, коего они свидетели и действующие лица, настолько пронзительно, что после 16 часов работы, они вдруг замерли, склонились над этим лицом без хозяина, теряющим кровь, и — не смогли работать дальше. Они фотографируют это невероятное: лицо между двумя его жизнями. Судя по выражению лица — с открытым от удивления и ужаса ртом — ему сильно не нравится то, что с ним делают сейчас.
Ну, бэк ту вок! Главный хирург, очнувшись после паузы, призывает вернуться к работе. И, с благоговением взяв поднос с лицом, несет его в другую операционную, где его ждет пациентка без лица и где ему сейчас предстоит еще 20 часов работы.
Таки National Geographic кое-что знает за лонг-риды. Кто хочет изумиться мастерством — очень зову посмотреть. Материал — кросс-платформенный, то есть палили со всех ракурсов изо всех медиа: тут и фото, и видео, и 2D-анимация, и 3D-анимация, и инфографика. 3D-анимация — это реконструкция всех стадий потери и обретения лица двадцатилетней Кэти Стабблфилд (костей черепа и мягких тканей). 2D-анимация — это объяснение в картинках, почему подростки склонны к самоубийствам. Я читала его два дня и две ночи и не могла оторваться от материала, отвратительного и притягательного, пугающего и вдохновляющего, про человеческую слабость и про человеческое подвижничество. Ну, и про чудо, конечно, медицинское, но такое чудо уже сороковое на счету у человечества.Знаменитый National Geographic выпустил к сентябрю один необычный материал. Готовили его четыре года. Три журналистки. Каково это, готовить один материал для журнала 4 года, а? При том, что тебе его никак дополнительно не оплачивают, но ты занимаешься им всё свободное время, включая все выходные, вечера и ночи. «Можем повторить»?
Вообще говоря, не репортаж это никакой, это философский трактат о том, что такое человеческое в человеке, и где оно размещается. В лице? Или где-то, может, еще?..
Три года фотокорреспондент NG Мэгги Стебер жила с этой семьей: мама, папа и дочка-неудавшаяся самоубийца. А что значит жить с такой семьей? Жить с такой семьей — это значит жить внутри ежедневной трагедии. Но для эффекта «привычной камеры», чтобы герои ничего не делали специально — надо было так. Надо было большую часть времени выключать камеру и включать эмпатию. Для наших журналистов это странно — у нас мэтры журналистики задают своим студентам вопрос: «Вы идете по берегу и видите, как тонет девушка — что делать: спасать или снимать?» И учат они, не шучу, что профессионально — снимать, как тонет девушка!..
Так что историческую фотографию из операционной, ту, о которой я писала в самом начале, сняла не Мэгги, а другой фотограф.На таком фоне читаешь этот материал как прекрасную сказку об отношении к профессии. Очень часто Мэгги опускала камеру. И просто слушала. Но в результате всё равно получилось пять тысяч фотографий. Ты поди еще выстрой из пяти тысяч фотографий нарратив! Да чтоб всё не развалилось. Через два с половиной года работы Мэгги Стебер (а от основной работы её никто не освобождал) поехала в командировку в Дубай. Она была за тысячи километров от своих героев, когда ей позвонили и сообщили, что наконец нашелся донор лица для Кэти. Так Мэгги поняла, что самую главную свою съемку она пропустит. Она упала на колени и зарыдала.
История эта началась четыре года тому назад. Хотя кто ж его знает, когда именно начинаются истории. Но четыре года назад случилась у этой драмы первого акта развязка.
Жила была 17-летняя девушка по имени Кэти, красивая, как с обложки журнала Севентин, стройная, как чирлидерша, умница, отличница и перфекционистка. Про такую красоту, которой обладала Кэти (до трагедии) умный английский язык знает одно интересное словцо: conventional beauty, что на русский переводится как «стандартная красота», при этом некоторый нюанс, который слышится в английском, упускается. Этот нюанс есть в слове конвенциональный, принятый, условный, такой, о котором общество на данный момент договорилось, что вот это да, это «красота», а другое — не, не красота. Умен язык, умнее любого из его носителей, даже великих.
«Красота» условна, исторична, природой не предустановлена. В разных местах в разные эпохи разная. Мой любимый пример, про XVIII век, когда даже аристократкам (в простонародье толстая девка всегда считалась красивой) на портретах добавляли полноты, так как только полная женщина считалась красивой. И Анна Каренина ваша была полной (о чем — черным по белому у Толстого). И Гамлет ваш был полным (о чем черным по белому — у Шекспира). Шах и мат вам, худолюбы, законодатели мод, умники!
Кэти, однако, была стройной и стандартно красивой. Но красавицей себя вовсе не считала. Ей всё в себе не нравилось.
Вчера вечером сижу с друзьями у костра, бревнышки потрескивают, шашлыки дымок и слюну дают, закат краснит и красивит лица, птички и чебурашки всякие резвятся. Люди сидят в самом гармоничном состоянии на какое способны, и тут одно самое прекрасное и совершенное дитя объявляет, что оно урод. Взрослые бросаются: 1) громко смеяться над ней, 2) громко её разубеждать. И то, и другое девушке никак не помогает, конечно. Дитя насупливается. И стоит на своем. Вы, говорит, все красивые, а я, говорит, вся урод. Это уже четвертое подряд на мое памяти такое заявление от красивых девочек-подростков... эпидемия просто.
Внешняя красота не то, чем кажется. Внешняя красота завораживает. Так завораживают деньги, слава и власть. Но когда заискиваешь перед богатым и влиятельным — рассчитываешь получить с богачества шерсти клок. А красотой красавец с тобой не поделится. Что ж ты стоишь как вкопанный? Почему внешняя красота действует так, как будто она — реальная власть? Как будто метка, сигнал из того мира о чем-то важном. «Бессмертья, может быть, залог?»
Но почему сейчас поклонение ей приобрело такие извращенные формы, почему так резко помолодели клиенты пластических хирургов, почему все недовольны своей внешностью? И хотя теперь родители Кэти посвятили ей всю свою жизнь без остатка, но бог весть, как они вырастили такого закомплексованного подростка, совсем без почвы под ногами? Или это общество так давит на наших детей?
Сегодня самые популярные приложения на смартфонах — это приложения по улучшению селфи. Я знаю, как выглядят мои подруги в жизни, и вижу, во что они превращают свои фотографии. Я б на их месте, по крайней мере, старалась избежать хотя бы комического эффекта от этой разницы.
Однажды в больнице я оказалась в одной палате с бабой Полей, деревенской бабушкой, сохранившей в себе человеческую чистоту, о таких бабушках грезили все русские интеллигенты, по ней сохла Лидия Корнеевна и Федор Михайлович и все, все, все. Когда я увидела её, ровесницу моей покойной прабабушки, я обалдела. Они существуют! Вот эти баснословные мужики Мареи из произведений классиков! Они есть! Чистая подлинная трушная смиренная мудрая деревенская бабушка, с речью, полной чудес фольклора. И, судя по всему, я тогда, скорчившись на койке от почечных колик, увидела праведницу...
— А вы были красивой?
— Да почем я знаю! Красивой или нет... Зеркал у нас не было! Парни за мной бегали, однако...
— Да почем я знаю! Красивой или нет... Зеркал у нас не было! Парни за мной бегали, однако...
Зеркал не было... Не знает, стало быть, была ли красива. Да и какая разница? Разве во внешности дело?
На фотографии Кэти до трагедии я смотрю глазами героя Кевина Спейси из «Красоты по-американски», обалдевшего от бьютифул Анджелы Хэйс. Но эта «красота по-американски» с Кэти в главной роли начисто лишена и иронии, и поэзии. У Кэти были отношения с одноклассником... А потом они прекратились — по его инициативе. Говоря по-старинке, он ее кинул: что пристала, нечего мои эсэмэски читать, не твоё дело, много вас... В этот день она поехала в загородный дом, взяла ружье брата и... застрелилась. На этом история красивой Кэти заканчивается. Всё.
Известно, что стрессы, ссоры, любовные переживания не главная причина, а лишь триггер твоего ружья. У попытки самоубийства Кэти тоже было сразу несколько причин: и разрыв, и частые переезды, и недовольство собой, у неё были страхи, депрессия, проблемы с желудком... Все эти факторы включаются только в определенных условиях: когда не можешь адаптироваться в семье и в обществе.
Посмотрела статистику по числу самоубийств: США на 49 месте, Россия — на 18-м, впереди: Корея, ЦАР, Зимбабве, Ангола, Монголия, на первом месте почему-то Шри-Ланка (даже интересно, что это за культовое место такое для самоубийц). В общем, в плане обретения людьми смысла жизни — и Россия, и США одинаковы среди самых неблагополучных стран. Зато совершенно не хотят сводить счеты с жизнью жители Бразилии, Испании, Ливии, Италии, Израиля, Грузии, Армении, Ливана, Багам, ОАЭ. И, наконец, в Антигуа и Бурбуда не зарегистрировано ни единого самоубийства. Атмосферный столб не давит на жителей этих прекрасных стран так сильно, как на москвичей и нью-йоркцев.
Поговорила с другом — у него дочь — неудавшая самоубийца. Оказалось, что очень многие давно живут в аду со своими детьми-подростками. Оказывается, травмирующий местный фактор — ЕГЭ. Дети и их родители одержимы идеей не ударить в грязь лицом перед другими и получить высший балл. Знания никого не интересуют, но балл, балл ЕГЭ — новая валюта нашего времени, универсальный меритель тебя. За недополученные несколько баллов — родители судятся, а дети травятся. Девочка не выдержала стресса ЕГЭ, пыталась покончить с собой, слава богу неудачно, теперь сидит на таблетках. Признаться на местном форуме, что ребенок не поступил, немыслимо, родители уговаривают себя, что в Европе принято, мол, первые годы после армии не поступать, а путешествовать. Но ведь так оно и есть...
В результате попытки самоубийства Кэти осталась фактически без лица.
Что такое лицо? Лицо — инструмент идентичности.
Человек — единственное животное, которое узнает своё лицо в зеркале. (Ну, ладно, еще сороки, дельфины и азиатские слоны тоже узнают, но всё равно мы — очень малая престижная элитарная группа. Аристократы). Что выражает твою личность более всего? Паспорт? Да, паспорт. Статус в соцсети? Само собой. Но только лицо равняется тебе.
И началась у Кэти вторая жизнь.
Операция за операцией. И операции в ее жизни теперь не кончатся никогда. Через три года у нее появилось донорское лицо девушки, которая умерла от передозировки. (Тоже вот еще одна распорядилась своей жизнью...)
Первая Кэти (красавица) совсем не ценила жизнь, вторая Кэти (урод) страшно цепляется за жизнь. Так в одной жизни соединились обе крайности.
В первой своей жизни Кэти смысла не видела. Во второй своей жизни Кэти его нашла: насколько возможно приблизиться к нормальной жизни и рассказать всем подросткам, к каким последствием приводят такие необдуманные поступки. Таки задумается подросток, увидев это кино...
Эмоции в 18 лет полностью сформированы, потому что либмическая система, которая участвует в регуляции эмоций, уже созрела. Но контроль над эмоциями, за который отвечает кора лобных долей головного мозга, полностью формируется только к 25 годам. То есть эмоции сильные, а присмотра за ними нет... Ни 5 минут до, ни 5 минут спустя Кэти не совершила бы самоубийства. Она сама об этом говорит. Это была странная минута...
Бес попутал! Он! Это его фирменный узнаваемый стиль — и вот уже самое случайное становится самым значительным в твоей жизни, самым грандиозным и непоправимым. «Недовольна своей внешностью? Брось, всё можно поправить, это так хорошо, покончить с собой. Он будет рыдать на твоих похоронах, он поймет, кого потерял». Только под его чутким руководством можно отстрелить себе всё лицо, избежав даже сотрясения мозга. Так в фильме «Ганнибал» наш добрый друг ироничный доктор Лектор руководил миллионером Мейсоном, когда велел ему осколком зеркала срезать с себя лицо.
В конце XVIII века Европу захлестнула волна самоубийств, спровоцирована она была романом Гете «Страдания юного Вертера». Но то было книжное время. Люди жили по романам, по образцам романов строили свою жизнь и коверкали свою жизнь тоже по ним. Сложно было понять, где искренние чувства, а где подражание литературным образцам.
Сегодня в могилу загоняют совсем другие общественные нормы, и механизм их влияния другой. Но результат тот же.
Юлия МЕЛАМЕД
Комментариев нет:
Отправить комментарий