Школьники в Дании с
гордостью говорят: « Мы – датчане!»
Дети в классе
китайской школы гордятся тем, что они китайцы. /
Чада англичан
счастливы принадлежать британской
короне./
Дети Израиля горды
тем, что они евреи…. И так далее./
Детям самой природой
предписано гордится тем, что они принадлежат большинству. Это потом, в юности,
им начинает казаться, что быть избранным, не похожим на остальных, почетно и
выгодно. Юноша стремится быть личностью, и, тем самым, принадлежать к
меньшинству. /
Тоска по таланту –
типичный пример стремления мужского пола встать над толпой. /
А кто из девиц не
сожалел, что не выпал им счастливый жребий
родиться в семье миллиардера или премьер-министра. /
Катю привезли в
Израиль, когда ей только что исполнилось 12 лет. Так получилось, что в школе
города К. не было ульпана, и девочке сразу пришлось идти в нормальный 5 класс –
«хей». /
Оба родителя Кати
были евреи, но девочка, как и мама, мало походила на дочерей семитского племени. Глаза у Кати были
голубые, волосы русые, нос курносый, а скулы широкими. Сами можете догадаться,
как встретили новенькую в классе. Ей бы в слезы, в жалобы, в истерику, а она
выбрала позицию гордого и сильного человека, хотя росточка была крошечного и физической
силой не отличалась. /
-
Русская, русская!! –
завопил класс, как только учительница представила всем им Катю. /
Но Катя ничего не имела против
такой клички. Она приехала в Израиль недавно и еще не поняла, что принадлежать
к меньшинству стыдно и плохо. В России ее никто не обижал, как еврейку. Это и в
голову не приходило одноклассникам, по причине ярко выраженной славянской
внешности девочки. У нее не было привычке к обиде, а характер девочке достался
в наследство крепкий. /
Брань, как известно, на вороту не виснет, но
на первой же перемене новенькой дали почувствовать, что она чужая. Ее толкали –
случайно и нарочно. Ей плевали в спину, и демонстративно отказывали в
знакомстве и дружбе. На самом деле, школьники этого вполне нормального класса
приглядывались к новенькой, проверяли ее на «вшивость»
Катя вела себя, с точки зрения ребят,
вызывающе. Сначала гордо терпела обиды, потом стала давать сдачу. Дело дошло до
драки. Особенно обидели Катю шутки одного увальня по имени Амит - большой. В
классе был еще один Амит – маленький, но тот вел себя прилично, и на девочку из
России внимания не обращал. /
За тезку отыгрался Амит большой. На перемене
он вертелся вокруг Кати и делал ей всякие изощренные гадости. Где-то, например,
нашел паука и засунул мерзкое насекомое за шиворот девочке, а потом в класс
пробрался на перемене и склеил жвачкой все письменные принадлежности в ее
финале. Вот было смеху потом, когда урок начался./
Семья Амита принадлежала к выходцам из
Марокко. Его отец, шофер большегрузной машины, новоприбывших не жаловал, и
часто, за столом, ругал «русских» всякими обидными и грубыми словами. Маме
Амита - большого это не нравилось. Она считала, что любая алия нужна Израиля,
потому что другого пути защитить Еврейское государство - нет, и не будет. /
Сын держал сторону отца. Отец был большим и сильным. Он ездил на
огромном грузовике по всему Израилю, а мама Амита вечно торчала на кухне или
ходила по магазинам и базару, покупая продукты. /
Отец никогда ни о чем не просил своих четверых
детей. Матери вечно нужна была помощь. Особенно приставала она с разными
просьбами и поручениями к старшему сыну – Амиту. А еще мама этого увольня была
занудой. Она старалась воспитать своих детей в еврейских традициях, при полном
равнодушии к ним главы семьи. /
Каждый день этот паршивец придумывал новое мучение для Кати. Он прятал
ее учебники. Он каждый раз начинал хохотать, когда девочка пробовала говорить
на иврите, он запирал ее в классе… Однажды Амит - большой купил специально наручники для
детской игры и насильно приковал к себе девочку. /
Дома Катя ни на что не жаловалась. Она видела:
родителям и без того трудно. Первый, щадящий год прошел быстро. Отец Кати долго
искал работу по специальности, но не нашел ее и был вынужден зарабатывать
деньги там, где он никогда бы, в других обстоятельствах, не стал этого делать.
Мама Кати приехала в Израиль на пятом месяце
беременности. Брат девочки родился беспокойным, часто болел, плакал по ночам.
Мама не высыпалась, вечно ходила хмурая, и, как казалось Кате, совсем забыла о
ней.
Одиночество в детстве гораздо мучительней, чем
в зрелом возрасте. Катина гордость не позволяла ей искать друзей
самостоятельно. В классе были «русские»,
но все они прибыли в Израиль раньше, прекрасно говорили на иврите и совсем не
хотели принимать в свои ряды белокурую парию.
Одна тихая, неприметная девочка попробовала
протянуть Кате руку дружбы, но сделала она это как-то неуклюже, и новенькая не
отозвалась на приглашение разорвать вместе круг одиночества./
И в следующем классе Амит продолжал «доставать»
Катю своими наглыми и подлыми выходками. Он был так находчив в этом, что
другие дети оставили Катю в покое, будто признали за своим изобретательным другом
право на первенство в деле травли бедной девочки.
Катя держалась. Она приняла вызов, и в этом
сражении за честь и достоинство не хотела уступать никому. Тем более, этому
гнусному толстяку с толстыми губами и курчавой, «проволочной» шевелюрой. На
грубое слово она научилась отвечать руганью. На удар – ударом. Только однажды
удалось Амиту довести бедную Катю до слез.
Были они всем классом в походе зимнем - по
Негеву. Ночь предстояло провести в палатках. Койки с железной сеткой, сверху
поролоновый матрас, ну и мешок, конечно, спальный. Вот на чем и во всем этом предстояло спать.
Амит ловко и незаметно стащил матрас Кати, и спрятал его в кустах. Запасных
матрасов не было. Девочке предстояло провести ночь на голой сетке. Всем на
мягком, а ей, хоть и в спальном мешке, но прямо на железных пружинах. Было
холодно, хотелось есть, темень наступила за стенами палатки…. И здесь Катя не
выдержала. Она сидела на мерзком железе своей койки и плакала три ручья.
У большинства в этом мире все было хорошо.
Всем, или почти всем на этой земле, предстояло провести ночь, лежа на мягком
матрасе. Только ей, как и прежде, надлежало принадлежать к униженному и жалкому
меньшинству. И не было у Кати больше сил переносить эту чудовищную
несправедливость.
Одноклассники удивленно уставились на рыдающую
«русскую». Они и не подозревали, что эта голубоглазая девчонка умеет плакать.
Амит тоже не подозревал. Он с ужасом смотрел на Катю и слушал ее жалобные
всхлипы, потом Амит вышел из палатки и через минуту вернулся с матрасом
девочки. Он сам постелил его, сделав это быстро и аккуратно.
-
Порядок, - сказал Амит, -
ложись и спи! /
Но Катя вытерла слезы кулаками и,
не разжимая пальцы, бросилась на Амита
большого. Она молча колотила его по груди. А Амит покорно стоял,
принимая наказание, не шевелясь, и не поднимая рук.
Все верно. Вы, конечно, догадываетесь, что с
этими двумя произошло дальше. На следующий день после истории с матрасом один
из мальчишек случайно толкнул Катю. Амит заметил это и толкнувший, трогая у
зеркала в умывальне синяк под глазом, поклялся больше никогда даже близко не
подходить к девочке из России.
Пришло время
триумфа. Никто, даже словом, не смел задеть Катю. Каждый возможный обидчик
знал, что он рискует вызвать гнев Амита - большого. Гнева этого, не без
оснований, все боялись. /
Амит упрямо ходил за
«русской» все последующие годы. Он редко заговаривал с девочкой, потом и
девушкой, но всегда был рядом. Он провожал ее домой, взгромоздив за спину два
ранца. Он делал это молча и покорно, как верблюд в пустыне. Однажды, кажется в
классе десятом, Амит взял за руку Катю, но тут же ее отдернул и убежал в
панике. Амиту тогда показалось, что его ударило током.
Он и в самом деле жил
отныне под высоким напряжением любви. Многое изменилось в жизни Амита. Он стал
внимательней относиться к матери, и теперь уже не встречал ее просьбы глухим
ворчанием, а помогал ей охотно.
Отец продолжал, при
всяком удобном случае, ругать новоприбывших. Однажды, он позволил себе грубо
пошутить над увлечением сына. Амит к тому
времени возмужал и перерос своего папашу. Он глянул на него искоса и
произнес негромко и спокойно:
-
Еще раз так скажешь, и я
тебя убью.
Отец Амита- большого глуп не был,
он понял, что рискует потерять не жизнь, а сына. И шутить на тему его любви
перестал.
Пришло время мести
для Кати. Травмированная ее душа, не спеша, привыкала к новому положению вещей,
к своему иному состоянию в этом сложном мире. Катя по-прежнему была невелика
ростом, но всем остальным удалась в свою красавицу-маму. Ее гордая,
неприступная сдержанность надежней стальной цепи приковывала к ней влюбленного
Амита.
Катя позволила ему
робко поцеловать себя только в одиннадцатом классе. Ни о чем другом Амит и не
смел помыслить, несмотря на то, что большая половина их школьного коллектива уже узнала все прелести
плотской любви.
Вижу эту парочку
часто. Катя помыкает Амитом с небрежной
легкостью хозяйки положения. Она вышла победителем величайшего сражения в нашей
жизни. Сражения за саму себя. . И хорошо понимает это.
Вам может
показаться, что автор стремится завершить свой рассказ веселой, оптимистической
нотой. Пусть так, но, тем не менее, прошу Вас учесть, что Амит- большой
принадлежит в финале нашей истории к меньшинству безнадежно влюбленных, а Катя к большинству людей со
спокойным сердцем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий