В два часа ночи Вениамин Липшиц проснулся от
брезгливого чувства к самому себе. Температура неподвижного воздуха за
распахнутыми окнами поднялась, несмотря на отсутствие солнца и холодный свет
луны, и все большое тело Вениамина покрыла влажная испарина.
Некоторое время он лежал неподвижно, ошибочно
подозревая свой организм во внезапной вспышке болезни. Потом, услышав
панический и короткий вопль случайного автомобиля, очнулся, все понял, вскочил
и, снимая на ходу трусы, отправился в душ.
Пока Липшиц стоит под сладостными, холодными
струями воды, чуть попахивающими хлором, я попытаюсь нарисовать портрет этого
человека.
Вениамин Липшиц родился на свет, унаследовав
некоторые особенности своего деда и матери. Дед Липшица владел внушительным
ростом и огромной мышечной массой. Еще до войны с Гитлером, он выступал на
арене цирка нижним в пирамиде, а каждый знает, что хлюпику на этот пост не
пробиться.
Мама Вениамина была женщиной весьма
миловидной, но небольшого роста и с «птичьими», тонкими, ничего, как будто, не
весящими костями.
Липшиц унаследовал физическую «форму» деда, но
«содержание» это формы взял у мамы. Получилась шутка природы, самый настоящий
обман зрения.
Отец Липшица, человек деловой и энергичный,
говорил своему сыну-подростку так: « Веня, каждому надлежит пользоваться тем,
что дала ему природа. Это залог успеха. Иди в секцию баскетбола».
Липшиц послушно шел. В секции обрадовались
парню гренадерского роста, но со временем радоваться перестали. Веня так и не
научился играть в баскетбол. Талантливая форма не могла компенсировать
бездарное содержание.
Под знаком этого противоречия и прошла вся
дальнейшая жизнь Вениамина Липшица. Особенно семейная жизнь. До переезда в
Израиль он был трижды женат. Не очень опытные дамы восхищались могучей статью
Вени, брали его, покорного, за руку и вели в ЗАГС. Но очень скоро выяснялось,
что внутри огромного тела сидит маленький и очень слабый человечек. Вынести
такое разочарование женщины не могли и бежали от бедного Липшица, сломя голову.
Если честно он бы мог поправить положение,
если бы хоть раз сделал попытку вернуть кого-либо из жен, но Веня и в суд-то за
разводом шел с большим трудом, нехотя и зевая от скуки.
Однако, последнее поражение на семейном фронте
подействовало на Липшица странным образом: он решил переместить себя в
пространстве, то есть воспользоваться национальностью своей мамы.
Липшиц бросил
скромную должность на картонажной фабрике, продал однокомнатную квартиру
в городе Серпухове, оформил документы на выезд, и летом 2002 оказался в
Израиле.
Знакомые отговаривали Вениамина, пугали его
волной арабского терроризма, но Липшиц всем отвечал привычной шуткой:
-
Я мужичонка маленький, в меня не попадут.
Знакомые
посмеивались, глядя на огромного, под два метра, Липшица, и в глубине души не
считали, что Еврейское государство в чем-то выиграет, взяв на прокорм такого
верзилу.
Надо сказать, что после последнего развода
Липшиц твердо решил в брак больше не вступать. Его мнение о слабой половине рода
человеческого с каждой очередной неудачей все ухудшалось и ухудшалось.
Вениамину не было еще и сорока лет. Женщины в
Израиле интересовались им не меньше, чем в России. Веня, как и раньше, не
сопротивлялся, когда его брали за рук, и вели в укромный уголок, но в остальном
проявлял упрямство, так как иллюзиями насчет счастливой семейной жизни уже не
страдал.
Необходимо отметить, что при всей своей
заурядности Веня был удивительно пунктуален, подробен и даже въедлив. Еще в
России он слышал разные байки о недобросовестности хозяев на рынке жилья в Израиле, а потому, когда нашел подходящую
квартиру на съем, долго и внимательно проверял качество сантехнического,
электрического и газового оборудования, окон и дверей в квартире. После
проверки остался всем доволен, и только
тогда подписал договор на аренду
маленькой клетушки в Бат - Яме с исправным душем, но без кондиционера.
И вот теперь Липшиц охлаждал свое горячее
тело, и с грустью думал о неизбежном возвращении к влажным простыням и
отвратительной подушке, хранящей застарелый запах пота.
Он долго обтирал свое большое тело маленьким
полотенцем, но, наконец, вздохнул тяжко и взялся за ручку двери дешевой. Что-то
звякнуло в замке, и дверь не открылась. Вениамин нажал еще раз, но безуспешно.
Судя по всему, механизм запора сломался, и язычок замка превратился в засов,
отодвинуть который Липшиц никак не мог.
Так он оказался в заключении. Но понял он это
не сразу и легкомысленно отнесся к
бытовой, как ему показалось, неурядице.
Он стал копаться с предательским замком. Даже
попробовал справиться с запором с помощью зубной щетки - других инструментов в
душевой не оказалось. Вышибить створку он не мог, так как дверь открывалась во
внутрь квартиры…. И вдруг Веня понял, что попал он в положение незавидное, и
ему не выбраться из душа среди ночи ни при каких обстоятельствах. И событие это
может сказаться на всей его судьбе в новой стране.
В Израиле никто не стал бы искать Липшица, и
он никого не знал даже в том доме, где
поселился.
Вениамин не страдал в мыле на лестничной
площадке, как инженер Щукин из знаменитого романа Ильфа и Петрова. Он стоял
относительно сухой, но тоже совершенно голый в душевой комнате арендованной
квартиры, ясно сознавая всю унизительность своего положения.
У инженера Щукина был хотя бы шанс встретить
человека на лестничной площадке. Он такого человека и встретил. У Липшица такого шанса не было. И тут, после
первого приступа отчаяния, он сообразил, что позади душевой находится небольшой
балкон, куда Вениамин сразу же вынес разное хозяйское барахло, и где стояла
старая, проржавевшая стиральная машина. С балкона этого можно было позвать на
помощь.
Но ночью!? И что кричать в чужой стране.
Липшиц к тому времени знал всего лишь несколько слов на иврите. И тут его осенило.
Он собрал в своей памяти школьные знания английского языка, с большим трудом
перепоясал чресла коротким полотенцем, выскочил на балкон и тихо, придушенно
произнес в кромешную темноту: « Хелп ми, хелп ми».
Никто, естественно, не отозвался. На балконе
было душно и мерзко, близкое море отдавала бетону домов свою излишнюю влагу,
большое тело Вениамина Липшица вновь покрылось липким потом. Он даже подумал,
что хорошо в такую ночь оказаться взаперти в душе. Не возбраняется вновь смыть
этот мерзкий пот. И вообще, можно вполне переждать до утра и даже поспать в
душевой кабинке, притулившись к прохладной стене.
Он подумал так, но почему-то панически
испугался образу своих мыслей, снова выскочил на балкон и, забыв о природной деликатности, отчаянно заорал в
темноту: « Помогите!»
-
Ты чего орешь! – отозвался почти сразу грубоватый,
прокуренный голос. Шел этот голос с балкона квартиры над Вениамином и,
казалось, прозвучал совсем рядом.
-
Замок испортился! – крикнул Липшиц. – Я выйти не могу
из душа.
-
Не ори! – настоятельно посоветовали ему. – Ребенка
разбудишь. Это бывает. Такие у них замки. Потерпи, я сейчас инструмент найду.
Липшиц терпел несколько минут в надежде на
избавление. И вдруг услышал шорох, а потом увидел в лунном свете гладкие,
пухлые, женские ноги, а за ногами полу халата.
К соседу, попавшему в беду, цепляясь за
толстую веревку, спускалась женщина.
-
Я голый совсем! – отчаянно заверещал Липшиц.
-
Ну и … с тобой, - грубо ответила соседка.
Вениамин
попытался укрепить полотенце на бедрах, но сделал еще хуже. Его «фиговый
листок» свалился, и Липшицу пришлось закрыть интимное место ладонями.
Женщина явилась к нему с мощным молотком и
трехгранной отверткой. Сама огромная и голая фигура Липшица, казалось, не очень
ее заинтересовала. Женщина решительно двинулась к двери.
-
Хорошо, что не суббота, - сказала она. – Бери, и бей
под основание.
-
Я не могу, - сказал Липшиц.
-
Чего это? – женщина впервые глянула на беднягу, и все
сразу поняла. – Ладно, я на тебя не смотрю. Тоже мне бык тамбовский. Всяких
видела. Работай!
Липшиц тяжко вздохнул, поставил отвертку и
ударил по ней молотком.
-
Да ну тебя, - сказала женщина. – Ни черта вы, мужики,
делать не умеете. Дай сюда!
Последовало три точных, сильных удара, и
дверь распахнулась. Липшиц бросился в
комнату, напялил шорты и вышел к своей избавительнице.
Женщина, опустившись на табурет в тесной
кухне, курила, жадно затягиваясь.
-
Тебя как кличут? – спросила она.
-
Вениамин, Веня, - сказал Липшиц.
-
А меня Ниной зовут. Давно в стране?
-
Три месяца, - сказал Липшиц.
-
Один живешь?
-
Один, - ответил Липшиц.
-
Нельзя человеку жить одному, - пуская клубы дыма,
сказала Нина
-
А вы? – осмелел Липшиц.
-
Я не одна, у меня сын есть, - сказала женщина. – Три
года исполнилось, Сеней зовут.
-
А муж? – спросил Вениамин.
-
Выгнала. Хлипкий был, вроде тебя, - сказала Нина, и
Липшиц с радостью подумал, что эта женщина сразу распознала его суть, и не будет делать ставку
на рост и солидную массу. Ему даже понравилась прямота Нины, и сама эта женщина
понравилась - и лицом, и фигурой.
-
Закуривай? – предложила Нина, доставая пачку сигарет.
-
Я не курю, - улыбнулся Липшиц.
-
Пьешь?
-
Только шампанское на Новый год.
-
С бабами-то хоть спишь? – нахмурившись, спросила Нина.
-
Это бывает, - тихо признался Липшиц.
-
Только на меня не рассчитывай, - сказала Нина. – Мне с
человеком хорошо и долго знакомиться нужно. Я брезгливая, с любым в койку не
лезу.
-
Я тоже брезгливый, - признался Липшиц.
-
Ну, бывай, - сказала Нина. – Некогда мне, а то Сенька
проснется, - и ушла от нового репатрианта, на этот раз через дверь. Ключ от
своей квартиры она предусмотрительно захватила с собой.
Вениамин Липшиц не смог сразу заснуть на влажных простынях, но лежал он в хорошем
настроении, улыбался каким-то, внезапно возникшим, теплым мыслям, и вспоминал
слова своей прокуренной соседки: «Нельзя человеку жить одному».
Комментариев нет:
Отправить комментарий