СТАРЬЕВЩИК.
Арабы кричат на идише : « Альте захен! Альте захен!». Им нужны старые вещи по закону сообщающихся сосудов. Ненужное богатство должно перетекать в резервуары вечной нищеты.
Арабы кричат на идише : « Альте захен! Альте захен!». Им нужны старые вещи по закону сообщающихся сосудов. Ненужное богатство должно перетекать в резервуары вечной нищеты.
Видел, как сгорбленный
старик тащил в Газу разбитый унитаз, а другой, рядом с ним, волок на спине
мешок тряпья. Черная дыра территорий поглощает нашу материю, ставшую ненужной.
/
Скупщики старых вещей
должны уметь громко, мелодично кричать и
торговаться. У моего знакомого прекрасный голос. Он молод, зовут его Зура.
Первый раз встречаю такое имя. Мы дружим, потому что однажды позвал этого парня
к себе, под крышу и предложил вполне исправную электрическую печь. Зура дал за
нее 10 шекелей. Я просил 100. Он начал торговаться и сделал это так красиво,
учтиво и настойчиво, что отдал я ему ту печь даром. За улыбку отдал и талант.
Как ни странно,
понимали мы друг друга неплохо. Наш иврит был примерно на одном уровне. Я
почему-то решил, что этот араб сможет как-то раскрыть для меня тот мир, который
существует рядом с нами во многом, как
«тера инкогнито».
Заманил белозубого
старьевщика к себе еще один раз. Напоил кофе, угостил печеньем. Парень вальяжно
устроился в мягком кресле.
-
Зура, - спросил я. – Вот ты только тем и живешь, что
рядом с твоим домом есть богатый Израиль. Почему вы, арабы, хотите нас
уничтожить, выгнать отсюда. Чем тогда будут жить многие, и ты в том числе.
-
Вашего богатства хватит надолго, - сказал Зура. – Все с
собой не заберете. Останутся дома, дороги, обработанная земля. Да много чего
останется.
-
А ты думаешь, что это хорошо брать чужое.
-
Очень плохо. Это нельзя делать, - убежденно сказал Зура
и перестал улыбаться. – Но то, что сделали евреи, принадлежит нам, потому что
вы сделали это на нашей земле. Мой дед рассказывал, что у него был большой дом
в Ашкелоне. Потом туда пришли израильские солдаты, и ему пришлось уйти в Газу.
Все, что построено в Ашкелоне на том месте, где жил мой дед, по праву мне
принадлежит. Ну, если я не доживу, то моим детям.
-
Скажи, Зура, - спросил я. – Что принадлежит мне. Вот я
приехал в Израиль из Москвы, а родился в Ленинграде. Один мой дед арендовал
сторожку в лесу. Это было в Латвии. Другой владел крупорушкой в Белоруссии. Ты
думаешь, что мне принадлежит земля в Белоруссии, Литве или России?
-
Конечно, - сказал Зура. – Ты должен вернуться туда и
взять свое. Ты должен бороться за свою собственность там.
-
Как? – спросил я. – Устроить антифаду, взрывать
автобусы и подкладывать бомбы в детские сады? /
-
Это твои проблемы, - сказал Зура. – Каждый человек
должен жить там, где он родился. /
-
Стоп, - обрадовался я. – Ты родился не в Ашкелоне, а в
Газе. Вот и живи там. /
Рано
обрадовался. /
-
В Иерусалиме я родился, - сказал Зура. – И буду там
жить. /
Он поднялся, давая понять, что
скучный этот разговор окончен. Ровно через минуту под моими окнами вновь
раздался пронзительный крик: « Альте захен!» По привычке выглянул снова в окно,
и старьевщик вовсе не показался мне, на этот раз, симпатичным парнем. /
Подумал, что мой мир он видит, как временное
явление. Он сам тоже, временно приспособившись, занимается унизительной и
мелочной работой. Я же временно даю ему эту работу. Но скоро все встанет на
свои места. Наступит день, в этом Зура убежден, и я, если выживу, отправлюсь
отвоевывать земли Москвы или Латвии, а он поселится в моем доме, и станет
пользовать новыми, а не старыми вещами, до тех пор, пока и эти вещи не
превратятся в старье. Дороги изуродуют ямы и трещины, прохудится крыша на
обветшалых домах, и зарастут сорняками, превратятся в болота, пашни. И тогда
заживет Зура своей привычной, спокойной и ленивой жизнью человека, которому,
если честно, не нужны новые вещи точно также
как и старые. Он заживет счастливой жизнью человека без вещей. /
А то, что будет со мной, его не волнует. И
почему Зару должно волновать это. Я – чужой человек, пришедший из чужого мира.
Как пришел, так и уйду. Помните, как герой Бабеля переживал, что судьба
расселила евреев среди русских, а не в Швейцарии. Этот человек не знал, и не
мог знать, с каким народом нам придется жить в будущем. Впрочем, и насчет покоя
среди швейцарцев он сильно ошибался. /
ПРОДАВЕЦ КОВРОВ.
За дверью что-то учтиво прошуршало. Пришлось дверь открыть. На пороге стоял широкоплечий, небольшого роста человек, с незначительной бороденкой и в кипе. На плече он держал ковер. /
За дверью что-то учтиво прошуршало. Пришлось дверь открыть. На пороге стоял широкоплечий, небольшого роста человек, с незначительной бороденкой и в кипе. На плече он держал ковер. /
-
Спасибо, - сказал я. – Нам ковер не нужен. /
Гость меня не слышал. Он молился,
прикрыв глаза и чуть покачиваясь. Отмолившись, шагнул за порог, прикоснувшись к
мезузе, и поцеловав освященные пальцы. /
В холле нашей квартиры он сразу стал зрячим.
Он все увидел, оценил шансы на успех торговли, и мои финансовые возможности. /
-
Ты приехал в Израиль, - сказал он на плохом русском
языке. – Зачем ты приехал в Израиль? /
-
Нам ковер не нужен, - повторил я. /
Он меня не слышал, не хотел
слышать. /
-
Ты приехал, чтобы жить, как человек, - сказал он, стоя
посреди холла, и покачивая головой. – Ты приехал на Святую землю. К могилам
твоих предков. И хочешь жить здесь, как жалкий нищий? Без ковра? Ты знаешь, что
такое ковер? /
-
Знаю, - сказал я. – И он нам не нужен. /
-
Я тебе сейчас покажу, что такое ковер, - сказал он и
ловким движением развернул свой тяжелый свиток. – Идет зима. Ты хочешь, чтобы
твои дети ступали по холодному камню. Ты хочешь, чтобы твои дети сидели на этой
страшной плитке голым задом? /
-
Мои дети взрослые, - сказал я. – И ходят в штанах. /
-
Но у тебя будут внуки, - и он решительно устроился на
своем ковре. – И ты будешь смотреть на них без слез, когда несчастные дети
простудят все свои внутренности. /
-
Вот родятся, - сказал я. – И мы ковер купим. /
-
Купим! – закричал он, резво поднявшись на ноги. – Кто
говорит о деньгах, когда видит перед собой будущих внуков. Это не ковер – это
подарок. /
-
Спасибо, - сказал я. – Подарки мы любим. /
-
Это подарок, - повторил он. – Совсем подарок. Всего семьсот
шекелей. /
-
До свидания, - сказал я. – Ничем не могу вам помочь. /
-
Ты себе ничем не можешь помочь, - загрустил гость. – Ты
посмотри на эту вещь. Это не вещь. Это зеленая поляна, покрытая мягкой и нежной
травой. Ты погляди на эти вечные цветы. Их цвет никогда не померкнет. Без ковра
нет тепла и света в доме еврея. Ты – еврей? – спросил он, нахмурившись. /
-
Еврей, - сказал я. – Но ковер нам не нужен. /
-
Даже за шестьсот шекелей? – ужаснулся он. /
-
Даже за шестьсот. /
-
И за пятьсот. /
Я кивнул. /
-
Хорошо, назови свою цену за это чудо у меня под ногами.
/
-
Сто, - сказал я, в полной убежденности, что этот шумный
человек оставит меня в покое. /
-
Наличными или чек? - деловито спросил он, устраиваясь
за столом. /
Деваться было некуда. Пришлось чек
выписать. Он нежно поцеловал бумажку и даже, как будто, прошептал над ней слова
благодарственной молитвы. Потом, раскланявшись, он ушел, премного довольный
своей торговой операцией. /
Честно говоря, я был убежден, что ковер этот
расползется на молекулы через месяц. Но вот уже прошло четыре года, а он все
лежит, как новенький, на полу нашей квартиры. Смотрю я на этот ковер, и каждый
раз думаю, что за 100 шекелей продал нам тот человек в кипе не только свой
товар, но и себя в придачу. Свое явление, свой голос, свои молитвы. … Короче,
себя самого вместе с ковром. /
Он сам, небось, давно забыл и меня и тот
ковер, проданный за 100 шекелей. У него, наверняка, таких проданных ковров было
множество, и квартир, похожих на нашу, тоже не пересчитать. Это у нас всего
один ковер на полу в холле терпеливо ждет моих внуков. /
ПРОДАВЕЦ ВОЗДУХА.
Звонок решительный и смелый. Открываю дверь. За дверью радостная улыбка симпатичной и молодой женщины. Такую улыбку нельзя оставить за порогом. /
Звонок решительный и смелый. Открываю дверь. За дверью радостная улыбка симпатичной и молодой женщины. Такую улыбку нельзя оставить за порогом. /
-
Мы проводим экологический опрос, - выставив перед собой
папку с бумагами, говорит гостья. – Разрешите. /
-
Прошу. Садитесь. Хотите водички? Сладкой? Простой?
-
Минеральной, если можно. /
-
Пожалуйста. /
-
Я никогда не пью воду из крана, - осушив с
удовольствием стакан, говорит женщина. – Разрешите представиться, меня зовут
Иннесой. Фамилия – Кучер. Иннеса Кучер. /
Называю свое имя, ломая голову над тем, что же
хочет продать мне эта симпатичная Иннеса. Она, тем временем, переходит к делу,
раскрыв на круглых коленках свою папку. /
-
Вас устраивает экология Израиля? /
-
В общем и целом – да. Есть, правда, существенные
недостатки. Грязные реки, свалки мусора. Да и на улицах, во дворах, далеко не
всегда должная чистота. А так – жить можно. /
-
Вы – оптимист. Видимо, не заметили рядом с вашим домом
промышленную зону? /
-
Заметил, но она нас не очень тревожит. /
-
А машины? Ваши окна выходят на оживленную улицу.
Движение здесь адское. /
-
Это мешает, конечно. Но что делать. Мы квартиру
снимаем, и устраивались по цене. /
-
Давайте поговорим о том, что бесценно.
Вот тут я напрягся, но, как
оказалось, преждевременно./
-
Как вы относитесь к свежему воздуху? – продолжила
гостья. /
-
Фанатично, - сказал я. – Мне ничего в жизни не нужно,
кроме свежего воздуха. /
-
Отлично, - одобрила она. – Замечательно, что вы это понимаете. Все
болезни, все микробы и бациллы мы ловим из грязного, отвратительного воздуха
наших городов. /
-
Что правда, то правда, - согласился я, мучаясь в
догадках, спросил осторожно. – Вы мне чем-то хотите помочь. /
-
Я хочу вас спасти, - улыбнулась гостья. – И вас, и
ваших родных, и даже гостей вашего дома. Я хочу вам подарить удивительный
климат в доме. /
-
Мазган мне не нужен, - обрадовался я. – Вот переберусь
в свою квартиру, тогда поставлю. Пока что вентиляторов хватает. /
-
Я не торгую кондиционерами, - обиделась гостья. – Это
дешевка и глупость. Знаете, как я называю воздух от мазгана? Воздухом морга –
вот как. Эти дурацкие установки давно устарели. Они не чистят окружающую среду,
не фильтруют и оздоровляют воздух. Они способны дать нам комфорт, но не могут
избавить от болезней. Это пустая трата денег. Вы знаете, что такое озон? /
-
Слышал. /
-
Вы хотите жить, вдыхая постоянно чистый и здоровый
воздух леса?/
-
Спрашиваете. /
-
Вы будете так жить! /
Жестом фокусника моя симпатичная
гостья достала из сумочки свой «оренж», нажала кнопки. /
-
Витек, - строго произнесла она. – Образец! /
Ровно через минуту явился, лениво кивнув,
мрачный Витек с внушительной коробкой. Из коробки он достал прибор, похожий на
отопительный элемент. И остановился рядом с ним, скрестив руки на груди. /
-
Разрешите включить? – спросила Иннеса Кучер. /
-
Разрешаю, - кивнул я. /
Витя включил прибор в сеть. Он
симпатично зажужжал, сразу же направив на меня струю охлажденного воздуха. /
-
Спасибо, - сказал я. – Вентиляторы у нас есть. /
-
О, Боже! – воскликнула Иннеса. – Что вы говорите!? Это
озонатор – последнее изобретение научной мысли Запада. Сегодня почти все семьи
американских миллиардеров дышат особым, озонированным воздухом. Этот прибор
выпускается в Канаде. Скоро он завоюет мир. Он продлит жизнь человечества на
много лет. Он спасет нас от многих болезней. /
-
К сожалению, - сказал я. – К великому сожалению, мы не
сидите в доме миллиардера. /
-
И вы пожалеете на свое здоровье 4 тысячи шекелей? /
-
Пожалею, - сказал я. /
-
Витек, что мы можем сделать для этого симпатичного
господина? /
-
Три восемьсот на год. Первый чек – шестьсот. Прибор
доставлен. Гарантия в коробке, - брезгливо глядя мимо меня, отрапортовал
мрачный Витек. /
-
Условия фантастические, - воскликнула Иннеса. /
-
Нет, - сказал я, обидевшись на тон этого Вити. – Мне не
нужен ваш озонатор. /
-
Вы подвергаете свое здоровье смертельному риску! –
вздохнула Иннеса. /
-
Я сделал это, родившись, - сказал я. – Теперь уже
поздно жаловаться. /
Была сделана робкая попытка
торговли, но ничем она не кончилась. Так и живу я без озонатора, завидуя американским
миллиардерам, и вдыхая обычный городской воздух. Живу, мечтая о скромном домике
в лесу, где – нибудь в горах Галилеи, куда никто не додумается тащить какие-то
дурацкие приборы, спасающие меня и мою семью от преждевременной смерти от
удушья и злых миазмов в нашей отравленной атмосфере. /
Если честно, я обиделся не на грубого продавца
прибора, а на сам прибор. Технический
гений человека обеспечил наше движение по земле, взял на себя наши личные
контакты на расстоянии, информацией пропитал весь мир, компьютеры делают за нас
работу нашего мозга. А скоро и дышать мы не сможем без технического обеспечения
какой-нибудь «Дженерал моторс». Грустно
это.
1999 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий