Юрий Деген: Верующие и религиозные
К собственно хареди как к личности я могу относитсья с симпатией или даже находиться с ним в дружеских отношениях, равно как и к приверженцу левого лагеря или к арабу, но как коллектив они представляют из себя моих политических и идеологических противников.
Верующие и религиозные
Юрий Деген
«В Израиле всеобщая воинская повинность, а верующие, точнее, те из них, что именуются ортодоксами, от службы освобождаются».
Или:
Один из примеров такого различия можно легко заметить в употреблении понятия “светский”, который у большинства ашкеназов означает “неверующий, атеист”, в то время как у восточных и африканских общин светский это “масорти”, т.е. традиционалист, соблюдающий базисные религиозные заповеди. Что в переводе на обычный язык означает “дати-лайт”, т.е. “слегка верующий”.
(На самом деле “светский” означает «нерелигиозный». Который совершенно не обязательно при этом должен быть атеистом. “Масорти” соблюдает некоторые религиозные заповеди на свой выбор, но не соблюдает другие, не менее базисные. И при этом вполне может быть атеистом. “Дати-лайт” — не “слегка верующий”, а «умеренно религиозный».)
Проливает свет на эту путаницу проф. Александр Воронель:
Когда я пишу «верующих», я использую принятое в русском языке, благодаря христианству, слово, которое совершенно искажает смысл проблемы. Исходным в иудаизме является не вера, а действие. И поэтому, чтобы подчеркнуть истинный игровой характер проблемы нужно было сказать не «верующие», а, в соответствии с еврейской традицией, «соблюдающие». Тогда игровой характер религии обозначился бы совершенно отчетливо.
Соблюдение правил игры есть единственное условие действительного участия в ней. Верующих среди евреев, конечно, больше, чем носящих кипу, и уж, конечно, гораздо больше, чем тех, которые поверх кипы надевают еще и шляпу. (Александр Воронель, «Что наша жизнь? Игра«)
Последняя фраза может создать ошибочное представление, что множество «соблюдающих» является подмножеством множества «верующих». Очевидно, что проф. Воронель так не считает, подчёркивая ортогональность этих понятий: «Исходным в иудаизме является не вера, а действие». И действительно, среди «соблюдающих» (по инерции, из-за приспособленчества, из-за социального давления, из уважения к родителям, по недоумию), носящих кипу и даже тех, которые поверх кипы надевают еще и шляпу, можно найти неверующих, или по крайней мере не заморачивающихся вопросами о сути веры в Б-га. Но, конечно, значительно чаще мне приходилось встречаться с глубоко и искренне верующими в Б-га евреями, которых никак нельзя назвать соблюдающими или религиозными по общепринятым стандартам. Одним из них был мой отец.
Я тоже был таким, пока не пришёл и к религиозному образу жизни (в его самой умеренной и «облегчённой», но всё-таки ортодоксальной версии) в результате очень продолжительного и совсем не простого процесса.
Я подчеркнул «ортодоксальной», поскольку в последнее время по отношению к направлению в национально-религиозном движении, к которому принадлежу и я, а именно направлению умеренно религиозных, или либеральных, ортодоксов-сионистов, участились обвинения в ереси, а то и в скатывании к реформизму. Это, конечно, чушь.
У нас, ортодоксальных иудеев, есть два основополагающих принципа: Тора имеет Божественное происхождение, и Тора должна соблюдаться ради себя самой. Тора не может быть изменена по желанию человека. Тора воспринимается как единое целое, и любая ее часть является словом Б-га, явлённом на горе Синай. Комментарии мудрецов Талмуда являются частью т. н. Устной Торы и поэтому также обязательны к исполнению.
Реформисты же учат, что Божественным откровением является лишь содержащийся в Торе этический стержень. Ритуальные законы созданы людьми и в соответствии с религиозными потребностями своего времени могут меняться.
Есть ещё Консервативное (по отношению к реформистскому!) направление, которое рассматривает Тору как Божественное Откровение, но не в буквальном смысле: Тора и еврейский закон в ходе исторического развития менялись.
Ортодоксальные иудеи сохраняют традицию и передают ее из поколения в поколение. Литургия и тексты молитв не меняются (но несколько варьируются от общины к общине). Еврейский закон (hалаха), и заповеди (мицвот), имеют основополагающее значение и могут интерпретироваться по-новому лишь признанными авторитетами (но тоже варьируются от общины к общине, а также по степени устрожения — см. ниже).
У реформистов соблюдение религиозных заповедей — дело совести каждого человека, и не является обязательным. Литургия и тексты молитв переменны во времени и пространстве. Молитвы произносятся на том языке, который понятен окружающим.
Консерватизм учит, что интерпретация религиозного закона должна обновляться, так как в мире постоянно изменяются социальные, экономические и даже этические отношения. Молитва и ритуал могут быть адаптированы к современным требованиям, однако сохраняется уважение к языку и главенству традиции.
Из вышесказанного ясно, что самоопределение и, пользуясь понятиями проф. Воронеля, соблюдение правил игры, являются решающими факторами в ответе на вопрос о принадлежности к ортодоксальному иудаизму. Образ жизни ортодоксального иудея кардинально отличаются от образа жизни реформиста или даже консервативного иудея.
Но внутри ортодоксального иудаизма существует широкий диапазон течений и толкований. Недаром ведь сказано: «70 лиц у Торы». Диапазон этот многомерный, но два главных измерения — степень устрожения в выполнении заповедей и отношение к Государству Израиля.
Эти два измерения ортогональны, но если по оси устрожения в выполнении заповедей наблюдается более или менее равномерное, и во всяком случае непрерывное, распределение, то по оси «отношение к Государству Израиля» распределение бинарное. Более того, отрицательное отношение к Государству Израиля автоматически предполагает максимальное устрожение в выполнении заповедей. Именно это определяет группу «ультраортодоксы», а не только то, что они «поверх кипы надевают еще и шляпу» (Александр Воронель), или что:
От службы освобождаются только те ортодоксы, которые именуются «харедим», или «ультраортодоксами». (Дан Рогинский)
Тем более, что последнее, вообще говоря, неверно. То есть верно статистически, но есть множество исключений.
Из башни вынырнул командир машины с черной окладистой бородой и, не обращая внимания на офицеров, радостно поприветствовал меня.
— Не узнаешь?
Он снял танкошлем.
Длинные пейсы змеились вдоль бороды.
— Зильберман! — Я не сумел скрыть изумления. — Это ты?
— Нет, это не я. Я черный таракан. Я паразит. Я не служу в армии.
Зильберман, мой пациент из Бней-Брака, отец девяти детей, прочитал мои мысли. Информацию я получал от преимущественно левых израильских журналистов. Действительно считал, что жители Бней-Брака в черных шляпах и черных кафтанах занимаются только изучением Торы и Талмуда, не служат в армии и вообще ведут паразитический образ жизни. И вдруг — Зильберман командир танка!
— Они служат в армии? — Спросил я у бригадного генерала.
Офицеры рассмеялись.
— Конечно. Большинство солдат нашей дивизии — религиозные евреи.
— Я понимаю. Но в черных кипах?
— Есть и такие.
(Ион Деген, «Голограмма», СТЕРЕОТИП, 1996 г.)
Главное различие между харедим и религиозными сионистами: отношение к Государству Израиля.
Харедим — это общее самоназвание всех религиозных (датиим), которые либо отрицают право Государства Израиля на существование, либо готовы примириться с ним как с неизбежным злом, но ни в коем случае не готвы видеть в нём «начало избавления (геула)», в отличие от религиозных сионистов.
«Религиозные сионисты», или «датиим леумиим» (национально-религиозные) — это общее самоназвание всех датиим, которые в День Независимости читают в синагоге hАлель, а каждую субботу — молитву во здравие Государства Израиля, начало нашего избавления; вcтают во время сирены в День Поминовения; работают (как, впрочем, и многие харедим) и, конечно, все служат в армии.
Религиозный сионист может находиться на оси устрожения в самом её начале, как и я, или на противоположном конце, т.е. выглядеть, как хареди, трактовать и выполнять все заповеди, как хареди, — но и он мой политический и идеологический союзник, хоть в названии его категории — «хардаль» (не горчица, а хареди-леуми) — фигурирует слово хареди. А к собственно хареди как к личности я могу относитсья с симпатией или даже находиться с ним в дружеских отношениях, равно как и к приверженцу левого лагеря или к арабу, но как коллектив они представляют из себя моих политических и идеологических противников.
Ну вот, вроде, разобрались с понятиями: верующие, соблюдающие, религиозные, ортодоксы (а по ходу дела и консерваторы и реформисты), ультрарелигиозные (ультраортодоксы, харедим).
Попытку расширить и углубить обсуждение этой темы на основании личного опыта я предпринимаю в очерке «Мой путь к вере и религии», который, надеюсь, будет вскоре опубликован.
Комментариев нет:
Отправить комментарий