Эдуард Тополь | Здравствуй, племя младое, матерщинное
Сегодня мне всю ночь снился Петр Тодоровский. Но не внук, с которым я не знаком, а Петр Ефимович, с которым я имел честь и удовольствие дружить с 1970 года. Всех снов не помню, но один запомнил отлично: П.Е. отвлекся от своей компании (Окуджава, Высоцкий и еще кто-то), с которой сидел на облаке, и я спросил у него: «Петя, мы дружили сорок с лишним лет, я не раз бывал у вас дома и на даче, наши кабинеты на «Мосфильме» несколько лет были дверь в дверь, мы виделись каждый день. Почему я никогда не видел у тебя внука и даже не слышал о нем ни от тебя, ни от Миры?». А П.Е. ответил: «Да, тут я не досмотрел, не успел выпрямить». И вернулся на облако к своей компании.
Что он «не успел выпрямить», я не знаю. Но знаю, почему всю ночь видел его во сне. Потому что накануне, вечером, мы с женой пытались (но не смогли) досмотреть свежий сериал «Полет» его внука Петра Валерьевича Тодоровского. Жена так обожала и боготворила Петра Ефимовича, поила его в нашем офисе чаем, кормила сушками и орехами, что огорчилась этим фильмом настолько – второй день лежит с температурой 38,5.
Нет, я не собираюсь устраивать мстительный разбор сценария и режиссуры. Я человек сентиментальный, бывают случаи, когда и «над вымыслом слезами обольюсь». Но это, к моему огорчению, не тот случай. Это случай, когда на одном сомнительном психологическом посыле (люди, опоздавшие на самолет, потерпевший катастрофу, ведут себя, как больные с посттравматическим синдромом), да еще этически не очень кошерном (хроникальные кадры гибели сотни людей служат оправданием вымышленных психозов вымышленных персонажей) – так вот, на этом шатком фундаменте возводится восьмисерийное здание все новых и новых фабульных и психических поделок. Как в цирке, когда жонглер ставит на голову тросточку, на тросточку футбольный мяч, на мяч стакан, на стакан корзину с яйцами, а сверху горящий примус…
Впрочем, простите, я же обещал не устраивать разбор сценария. Будь в титрах сериала не имя Петра Тодоровского, я бы и строки бы не написал об этом произведении. Мало ли «изячной» макулатуры льет на нас ТВ-ящик. Но «пепел Клааса стучит в мое сердце», и я просто должен, обязан спросить Петра Валерьевича: сэр, Вы, вообще, сознаете, что Вас назвали в ЧЕСТЬ великого деятеля культуры? И бабушки Ваши – Мира и Виктория, и папа Валерий, и мама Наталья – тоже деятели культуры. То есть, все свои таланты и ЧЕСТЬ они положили на делание культуры, а не матерщинной баланды и фейкового искусства. Петр Ефимович был поэтом света, Виктория Самойловна и Валерий – прозаики добра, а Вы кто?
Ах, каким мужеством, какой креативной дерзостью и новаторским талантом нужно обладать, чтобы, стоя на плечах двух знаменитых фамилий и с разрешения власть предержащих, лить на зрителя матерщину и демонстрировать ему голые женские попки да письки! Ведь никто до Вас не знал этих выразительных слов нашего «великого и могучего»! Разве Федор Михайлович слышал их в каторге? Или Александр Исаевич – в ГУЛАГе? Или Петр Ефимович на фронте? Но у них смелости, конечно, не хватило в своих шедеврах полоснуть матом читателя и зрителя. А вот у Вас, как у потомка большого художника, носителя его имени и чести, хватило, поздравляю! Теперь, в следующем сезоне, можно и дальше дерзать – например, крупным планом показать онанизм, мастурбацию. Если московская улица сквернословит и киноэкран уже легализовал мат в масштабах страны, то почему бы не стать в авангарде киноискусства и не снять следующий стерильно-красивый сериал о педофилах, геях и лесбиянках?
Даже в «Интердевочке» Вашего дедушки, написанной Владимиром Куниным с реальных питерских проституток, эти проститутки разговаривали и вели себя, как леди, а у Вас в «Полете» юные московские леди разговаривают и ведут себя, как вокзальные бляди. Высокий творческий полет, сэр! Интересно, в каком возрасте своих детей Вы подарите им этот фильм?
Наверно, Ваши поклонники скажут, что я не знаю нынешней российской действительности, что сейчас московская улица только матом и разговаривает. Знаю, слышал не раз. Больше того: еще в прошлом веке, в своих давних романах, в репликах персонажей (но не в авторском тексте) и я мог употребить крепкое русское слово. Но одно дело, когда одним-единственным словом можно дать характеристику партийному боссу, и другое – мат-перемат, как средство обиходно-семейного общения. А еще московские мостовые поливают зимой какой-то черной отравой, и на тротуарах полно собачьего дерьма, окурков и плевков – так давайте и это опрокинем с экрана на зрителя и назовем новаторским искусством?
В Вашем возрасте, Петр Валерьевич, Ваш дедушка снял «Весну на Заречной улице», «Жажду» и «Два Федора», бабушка написала прелестные «Джентльмены удачи», папа снял «Любовь» и «Страну глухих», чтобы что? Чтобы Вы – Петр Тодоровский! – подражали Константину Богомолову?
Между прочим, хочу обратить Ваше внимание на то, что в последнее время российская молодежная улица проявляет себя не только сквернословием. Это в 1968-м всего восемь молодых людей вышли на Красную площадь с плакатами «За вашу и нашу свободу!». А сегодня по всей стране таких уже тысячи и даже, наверно, сотни тысяч. В романе «Лобное место», изданном в 2015 году, я отнес съемки фильма о Наталье Горбаневской и ее друзьях на 2034 год. Если Вы такой отважный новатор, почему бы Вам не опередить время и не снять сериал о восьми не вымышленных, а реальных персонажей – участниках демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года? Чем не сюжет – советские танки гусеницами давят Пражское восстание (хроники сколько угодно), а в СССР восемь молодых людей – Константин Бабицкий, лингвист, Лариса Богораз, филолог, Вадим Делоне, поэт, Владимир Дремлюга, рабочий, Павел Литвинов, физик, Виктор Файнберг, искусствовед, Татьяна Баева, не знаю кто, и Наталья Горбаневская, библиотекарь и молодая мать с трехмесячным ребенком, – с разных концов Москвы добираются до Красной площади (путь каждого это одна серия), чтобы в последней серии всем вместе встать на Лобном месте с плакатами «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!» (на чешском языке) и «За вашу и нашу свободу!» (на русском)?
Вы же профи-киношник в третьем поколении, оцените всего одну сцену, описанную не мной, а самой Натальей Горбаневской:
«Накануне прошел дождь, но в воскресенье с самого утра было ясно и солнечно. Я шла с коляской вдоль ограды Александровского сада; народу было так много, что пришлось сойти на мостовую. Малыш мирно спал в коляске, в ногах у него стояла сумка с запасом штанов и распашонок, под матрасиком лежали два плаката и чехословацкий флажок…
Флажок я сделала еще 21 августа: когда мы ходили гулять, я прицепляла его к коляске – когда были дома, вывешивала в окне. Плакаты я делала рано утром 25-го: писала, зашивала по краям, надевала на палки. Один был написан по-чешски: “Да здравствует свободная и независимая Чехословакия”. На втором был мой любимый призыв: “За вашу и нашу свободу!”…
Проезд между Александровским садом и Историческим Музеем был перекрыт милицией: там стояла очередь в мавзолей… Но когда я обошла Музей с другой стороны и вышла на площадь, она открылась передо мной просторная, почти пустынная, с одиноко белеющим Лобным местом…»
Между прочим, я цитирую «Полдень» Горбаневской с разрешения ее сына Иосифа – еще одного, девятого участника той демонстрации, который грудным ребенком ехал на Лобное место в детской коляске. И, знаете, как выглядела тогда его мама? Я нашел ее фото в Фейсбуке. Она была маленького росточка, метр пятьдесят! Ничего геройского, худенькая библиотекарша, двое детей, пишет стихи… Но какой должен был быть стержень внутри, чтобы в стране, где «все трудящиеся единодушно поддерживают Ленинское Политбюро КПСС», идти со своим ребенком вдоль сотни гэбэшников в штатском и огромной очереди этих трудящихся к покойнику, создавшему советскую империю, – идти на антисоветскую демонстрацию буквально напротив Спасской башни Кремля! А над ними краснокирпичный Исторический музей с гигантским Лениным на панно и словами: «Верной дорогой идете, товарищи!». Наталья смотрит Ленину в глаза, и малыш из коляски смотрит ему в глаза, и оба они «верной дорогой» идут на самое Лобное место страны!
«Я подошла к Лобному месту со стороны ГУМа, с площади подошли Павел Литвинов, Лариса Богораз, еще несколько человек. Начали бить часы. Не на первом и не на роковом последнем, а на каком-то случайном из двенадцати ударов, а может быть и между ударами, демонстрация началась. В несколько секунд были развернуты все четыре плаката… “Да здравствует свободная и независимая Чехословакия” (на чешском языке), “Позор оккупантам”, “Руки прочь от ЧССР”, “За вашу и нашу свободу”. Почти немедленно раздался свист, и со всех концов площади к нам бросились сотрудники КГБ в штатском… Подбегая, они кричали: “Это всё жиды! Бей антисоветчиков!” Мы сидели спокойно и не оказывали сопротивления. У нас вырвали из рук лозунги, Виктору Файнбергу разбили лицо в кровь и выбили зубы. Павла Литвинова били по лицу тяжелой сумкой, у меня вырвали и сломали чехословацкий флажок. Нам кричали: “Расходитесь! Подонки!” – но мы продолжали сидеть. Через несколько минут подошли машины…»
Вот что сегодня просится на экран, Петр Валерьевич! Двух минут они не просидели с плакатами. Горбаневской было в то время 32 года – ваша ровесница, позаимствуйте мужества, сэр…
«Ребят поднимали и уносили в машины… Последним взяли Бабицкого… Я осталась одна. Малыш проснулся от шума, но лежал тихо. Я переодела его, мне помогла незнакомая женщина, стоявшая рядом. Толпа стояла плотно, проталкивались не видевшие начала, спрашивали, в чем дело. Я объясняла, что это демонстрация против вторжения в Чехословакию… “Они что, чехи?” – спрашивал один другого в толпе. “Ну и ехали бы к себе в Чехословакию, там бы демонстрировали”. Я сказала, что свобода демонстраций гарантирована Конституцией. “А что? – протянул кто-то в стороне. – Это она правильно говорит. Нет, я не знаю, что тут сначала было, но это она правильно говорит”. Толпа молчит и ждет, что будет. Я тоже жду…
Но вот раздалось требование дать проход, и впереди подъезжающей “Волги” двинулись через толпу мужчина и та самая женщина, что била Павла Литвинова… “Ну, что собрались? Не видите: больной человек…” – говорил мужчина. Меня подняли на руки – женщины рядом со мной едва успели подать мне на руки малыша, – сунули в машину – я встретилась взглядом с расширенными от ужаса глазами рыжего француза, стоявшего совсем близко, и подумала: “Вот последнее, что я запомню с воли”… [В машине] я кинулась к окну, открутила его и крикнула: “Да здравствует свободная Чехословакия!” Посреди фразы “свидетельница” с размаху ударила меня по губам. Мужчина сел рядом с шофером: “В 50-е отделение милиции”. Я снова открыла окно и попыталась крикнуть: “Меня везут в 50-е отделение милиции”, но она опять дала мне по губам. Это было и оскорбительно, и больно.
И оба раза она, оскалившись, отвечала:
– А кто вас бил? Вас никто не бил.
Машина шла на Пушкинскую улицу через улицу Куйбышева и мимо Лубянки…
– Как ваша фамилия? – спросила я женщину в машине.
– Иванова, – сказала она с той же наглой улыбкой, с которой говорила: “Вас никто не бил”.
– Ну конечно, Ивановой назваться легче всего.
– Конечно, – с той же улыбкой…»
Вы видите это на экране? Конечно, видите, тут все по киношному точно и выразительно. А ведь это только завязка! Дальше, во втором сезоне, еще интересней – допросы, тюрьмы, психбольницы, гигантская машина совдепии, владеющая половиной мира и гусеницами раздавившая Чехословакию, пытается сломить восемь молодых мужчин и женщин, ровесников героев Вашего «Полета». Но у них никакого посттравматического синдрома даже на зоне и в ссылках. Зато чехи им пишут, что благодаря им, восьмерым, не испытывают ненависти к русскому народу…
(При следующей встрече с Эдуардом Кузнецовым надо бы спросить у него, не героизм ли этой восьмерки подал им с Дымшицем пример на операцию «Свадьба»?)
Во всех случаях, Петр Валерьевич, даже при советской власти, вооруженной танками, психушками и ГУЛАГом, мы, ваши предшественники-кинематографисты, сделали 130 фильмов, арестованных за нарушения совково-цензурного табу. Сегодня в России цензура прячется за фиговым листком демократии, и можно снимать фильмы, смелые не только матерщиной и голыми женскими попками на крупном плане. Поэтому именно в вашем самом продуктивном творческом возрасте не стоит тратить время и талант на поделки, а стоит делать настоящее кино и культуру, не роняющие чести династии Тодоровских.
P.S. Похоже, эту возможность выпрямить внуку спину тогда, когда чуть ли не все вокруг сгибают свои, и имел ввиду Петр Ефимович в моем вчерашнем сне.
***
Романы Эдуарда Тополя «Явление пророка», «Юность Жаботинского», «Летающий джаз, или Когда мы были союзниками», «Бисмарк», «Стрижи» на льду» и другие спрашивайте в книжных магазинах, заказывайте «Книга – почтой» на сайте издательства АСТ или выписывайте в электронном виде и аудио на сайте ЛитРес.
И предыдущие его фильмы ничего собой не представляют,на мой взгляд. Тужится, но ничего не получается.
ОтветитьУдалить