НА УГЛУ, ГДЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ЖИЗНЬ

 

НА УГЛУ, ГДЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ЖИЗНЬ

Михаил Моргулис

 

Тишина вокруг. Она бывает разная, светлая или смертная. Вышел из дому.

Две мои собаки пошли было за мной, прошли чуть-чуть и решили вернуться. Понимаю их, настроение людей переходит к ним. Коты сейчас прячутся, собаки тревожно повизгивают. Иду и вспоминаю старый рассказ Уильяма Сарояна, где человек, почувствовавший себя самым одиноким в этом мире, кричит: «Эй, кто-нибудь!».

Прохожу по улице. Дубы склоняются ветвями, пальмы равнодушно, как люди, смотрят в небо. Прохожу дома один за другим – никого. Попрятались все от коронавируса.

Ночами по нашей улице бегает дикий чёрный кабан; вернее, часто перебегает дорогу; я один раз остановил машину перед ним, он замер, смотрит подслеповато. Помолчали, потом я ему по-русски:

– Борька, чеши отсюдова!

Он понял и рванул. Но сейчас и кабана не видно.

Иду дальше. Никого. Дохожу до дома, покрашенного синим, а крыша тёмнокрасная; стоит одинокая девочка, лет пяти-шести. Сегодня пасмурно, после дождя и перед новым дождём, а она смотрит на меня прижмурившись, как будто солнце ей мешает. Говорит как начитанный ребёнок, редко такое:

– Привет, прохожий… ranger…

Отвечаю:

– Привет, девушка из дождя…

Она мне:

– Сегодня ты один – а где твои собаки? Они раньше с тобой ходили…

– Дома решили остаться, одиноко им…

– И мне одиноко, а тебе?..

– А мне… как тебе сказать… Ещё одиноче, чем моим собакам…

­– А мои родители каждый в своей комнате, за компьютерами…

– А ты чего в игры компьютерные не играешь?

– Наигралась. Сказки знаешь? Не, лучше скажи, какой это – коронавирус?

-– Ну, я его всего два раза видел, и плохо запомнил. И потом, он маски надевает – то как бомж, то как царь, то как злой вампирчик… Но всегда таскает корону с собой… У него комплекс неполноценности… И кажется мне, что им управляют, в короне у него какое-то устройство, оттуда жужжит что-то…

– И мне он роботом приснился… Я в гараже сани искала, и там заснула…

– А зачем тебе сани тут, во Флориде?

– А может, я от этого злюки на Аляску убегу…

Тут выбегает к ней собака, небольшая, с развесистыми ушами, спаниель, наверное… Она ему замечает:

– Джозик,ты бы тоже дома сидел, вдруг эта вирусня и на собак полезет…

– Да нет, он собак не трогает…

– Не говори, от животных всё и пошло, и на нас перелезло… Вот Джозик лает целыми днями и неизвестно на кого… А мне известно: это он на него, на вирус, отгоняет его от нас…

– Жаль, что детям нельзя отходить от дома, а я до конца улицы дойду, помнишь, там старый-престарый дуб стоит… Я ему скажу пару добрых слов, может, он меня утешит…

– Он и меня знает… Передай привет от меня и от Джозика…

– Передам. А что-нибудь ещё сказать?

– Скажи, что мы все стали одинокими, как он… И скажи: жаль, что он ходить не может, так бы пришёл и ветками закрыл…

Я отдал ей честь по-военному, она обрадовалась этой глупости, и тоже отдала мне честь, и тихо засмеялась…

 

 И пошёл я, дошёл до дуба. Никого и здесь. И говорю ему шамкая, специально как старик:

– Вот, Дуб Дубыч, пришёл я; ты вот ничего не боишься, и я не боюсь, и ещё эта девочка с собачкой… Так что же будет?

Зашелестел он в ответ, присвистнул:

– Да не шамкай ты, раз ничего не боишься. Собаки лают, чувствуют – смерть идёт. А я знаю: всех не заберёт. Не дам я им, да и другие есть, что вас защитят… А ты иди в свою часовенку и призови ангелов белых, чтоб счастье твоё сохранили… А счастье какое твоё?

– Вот прожил долго – а сам не знаю, какое моё счастье… А может, его нет?

– Ну вот иди и проси ангелов сохранить то, чего нет… А может, это жизнь, а может, небо… и любовь к звёздам или глазам…

Подумал я: может быть, и не заканчивается всё это на углу нашем. Может, прав старый Дуб Дубыч.

И побрёл я обратно, к тихому свету над домиком с крестом.

И слышу свой шёпот:

– Эй, кто-нибудь!