Еще вчера казалось, что Россия выброшена на мировые задворки. Сегодня этот изгой вновь на авансцене. Ирония в том, что возвращение Москвы в клуб глобальных игроков — следствие не ее неожиданной силы, а бессилия коллективного Запада.
США продолжают бегство от мировой ответственности. Европа так и не сумела сформировать видение будущего и не пытается защищать свои принципы. На Западе активизировались силы, заинтересованные в том, чтобы вернуться к диалогу с Россией. Одни опасаются, что изоляция Москвы усилит ее агрессивность. Другие связаны с ней коммерческими интересами. Наконец, есть те европейские политики, которые, как президент Франции Эммануэль Макрон, за счет моста с Россией пытаются повысить свой потенциал.
Возникла благоприятная для Кремля геополитическая ситуация. «Мы победили! Эпоха Запада завершилась!» — затрубил кремлевский истеблишмент, бросившись рисовать планы переустройства мирового порядка. Естественно, претендуя на роль главного архитектора.
Однако не стоит спешить. Впечатление российской фортуны обманчиво. То, что кажется победой, завтра может обернуться стратегическим поражением. Так, усталость Запада от Украины не меняет того факта, что Украина никогда не вернется в российские объятия. А совместный с Турцией раздел Сирии вовлекает РФ в ловушку, подобную афганской, которая ускорила гибель СССР.
Российские идеи собственного позиционирования в мире походят на осознанный блеф. Кремлевская мечта о многополярности может оказаться в реальности не парадизом, а обескровливающим Jurassic Park. Идея Большой Евразии не вызывает энтузиазма даже у ее создателей. Какая может быть Евразия без Европы, которая вряд ли станет петь в кремлевском хоре? Насколько возможна Евразия без Украины, с Беларусью, шантажирующей Москву угрозой побега, и со Средней Азией, ставшей китайским экономическим плацдармом?
Сторонники российского поворота в сторону Китая тоже умерили эйфорию, увидев, что Пекин не намерен компенсировать России санкционный урон и не рассматривает ее в качестве партнера для женитьбы. Надежды на то, что новый мировой гегемон попытается не наступать на российские мозоли, скорее всего, окажутся, для Москвы отложенным разочарованием. Причем весьма болезненным.
Ни шагу назад
Пока неясно, как Кремль отреагирует, когда станет очевидно, что российские претензии на державность не работают. Сможет ли Россия сохранить себя в нынешнем государственном формате, отказавшись консолидироваться, через поиск врага и угрожающий рык?
Как в этом контексте будет выглядеть отношение России к Украине? Вряд ли путинский Кремль согласится на отступление. «Если мы не сможем Украину удержать, то по крайней мере осложним ей жизнь» — такова кремлевская стратегия. Проблема даже не в мести и не в понимании того, что державность без Украины лишена содержания. Дело в том, что российский политический класс осознает: трансформация близкого к России социума может стать для российского общества заразительным примером.
А что принесет 2020‑й внутри России? Здесь мы видим бессилие президентской вертикали, подменившей собой государство. Путинские нацпроекты, которые должны были придать импульс развитию, не вызывают оптимизма даже в Кремле. Сама вертикаль превратилась в изъеденную ржавчиной конструкцию, выходящую из‑под контроля своего создателя, с отчаянием причитающего: «Воруют сотнями миллионов, сотнями миллионов!»
Власть неспособна консолидировать народ через обещание благосостояния. Но не работает и традиционная модель управления — через превращение России в крепость. Люди хотят нормальной мирной жизни. Нарастает глухое недовольство, прорывающееся наружу сотнями локальных протестов.
Правда, пока нет признаков того, что в России зарождается системная альтернатива, способная стать угрозой свирепеющему самодержавию. Скорее всего, в 2020‑м в РФ сохранится тягучая ситуация безысходности. Пока не возникнет кризис, который породит импульс к обновлению. Но кризис является результатом отчаяния. Зачастую общество предпочитает застой и гниение, не будучи готовым платить цену за непредсказуемость нового. Тем более если не видит в окружающем мире примера для подражания.
Лилия Шевцова, The Economist (перевод — nv.ua)
Комментариев нет:
Отправить комментарий