Цель у власти сейчас только одна — запугать. Запугать, чтобы не поднимали голову. Получится ли у полумертвого запугать полуживых?
Протестное лето закончилось. Продолжается осень судов и арестов. Что ждет Россию: застой и репрессии или новая волна массовых выступлений недовольных системой Путина? Как Запад будет реагировать на внешнеполитическую активность Москвы и начавшееся «завинчивание гаек» в России? Обсуждают историк и политолог Валерий Соловей, политолог Андрей Пионтковский ( Вашингтон).
В России по данным общества «Мемориал» 315 политических заключенных, посадки продолжаются. Какую цель преследует режим Владимира Путина, наращивая такие репрессии, кстати, не только по «московскому делу»? В то же время они кажутся какими-то хаотическими или это действительно программа какая-то?
Валерий Соловей: Они не хаотические, они как раз, если мы говорим о второй волне, довольно продуманные. Речь идет о тех, кто совершал хоть какие-то действия. Условно, прикоснулся к кому-то может быть. А цель очень простая — запугать. Это принципиальная позиция правящей группировки, как силовиков, так и тех, кого называют прагматиками, просто они расходятся в выборе средств. Силовики говорят, что надо превентивно бить по головам, чем больше мы будем бить, тем будет лучше для нас впоследствии. Прагматики из администрации президента говорят, что мы расправимся с ними как с диссидентами, то есть будем истощать психологически и материально. То, что делают с ФБК Навального — это ведь не репрессии в классическом смысле, это материальное истощение, это морально-психологическое давление. Но их не сажают, то есть это более изощренное средство, хотя цель, конечно, та же самая — лишить общество способности к сопротивлению, отбить охоту сопротивляться.
Репрессии же вызывают волну сочувствия. В конце концов те люди, которые видят, как пытаются разорить Навального и ФБК, когда выставляют какие-то суммы минус 70 миллионов людям на счете, кстати, в частных банках вдруг такие штуки появляются, это же вызывает волну сочувствия. В конце концов будут наличные приносить, если будет куда приносить, конечно.
Валерий Соловей: Я думаю, что в краткосрочной перспективе, возможно в среднесрочной, то есть до полугода, эта политика окажется эффективной, в частности, в отношении ФБК. Можно запугать людей, можно показать всем, что если вы связываетесь с ФБК, у вас колоссальные риски. Но уже в перспективе 8-12 месяцев эта политика перестанет работать. Нас ожидает очень тяжелый год с этой осени по конец лета следующего, когда будут волны репрессий перемежаться с волнами протеста. Протест, безусловно, не завершился, мы увидим его новые подъемы, главное, расширение географии. То, что происходит, допустим, в Элисте сейчас — пожалуйста. Там локальный политический кризис — это классический политический кризис. И в Москве был локальный политический кризис, который занял почти полтора-месяца, и в Элисте локальный политический кризис, он не затихает. Судя по количеству людей, которые выходят на митинги, им удается мобилизоваться, учитывая численность города, фактически 10%. Я имею в виду не списочную численность, а реальную численность населения Элисты. Я знаю отчасти людей, которые в этом протесте участвуют, еще по академическим временам, я знаю, что некоторые едут из Москвы туда, они пытаются бороться. Элиста — лишь один из примеров.
Они недовольны там назначением мэром человека из ДНР с репутацией соответствующей.
Валерий Соловей: Там был нарушен устав. Главой города можно было назначать только человека из местного собрания. Дело не в том, калмык он или русский, он для них не просто чужак, но еще крайне сомнительный и опасный чужак, что, естественно, вызывает сопротивление. Элиста ведь довольно тихий город. Вы вспомните, когда последний раз слышали о протестах в Элисте, по-моему, в 1990-м году.
Были в середине 1990-х, там было убийство Ларисы Юдиной, были выборы, где разгоняли протестующих. За два десятилетия два протеста.
Валерий Соловей: 20 лет тому назад, совершенно верно, последний раз. Продолжается сопротивление в Архангельской области, в Коми, связанное с мусорным полигоном.
Туда пригнали фактически Росгвардию, внутренние войска.
Валерий Соловей: Она, честно говоря, беспомощна, она боится. Я доподлинно знаю, поскольку очень плотно общаюсь с людьми оттуда, не далее как несколько дней назад мы встречались. Росгвардия и полиция боятся. Они боятся того, что реакция защитников и, главное, не столько защитников, а сколько сочувствующих защитникам, может оказаться непредсказуемой для них, для полиции.
Андрей Андреевич, как вы видите эту ситуацию, с одной стороны новые репрессии, с другой стороны протестная активность в регионах присутствует, в Москве она пока осенью затихла?
Андрей Пионтковский: Социальное недовольство будет нарастать по всей стране по самым непредсказуемым поводам в разных регионах. Потому что очевидно, что существующая власть во внутренней повестке дня никакого улучшения предложить населению не может. Это замкнутая клептократическая система, она ориентирована только на удержание власти. В этой борьбе, в чередовании циклов и будет происходить политическая жизнь России ближайшие месяцы и годы. Краем мы затронули существование двух групп, двух башен Кремля, так называемые мобилизационные партии, я бы предложил взять на вооружение этот термин, введенный таким опытным наблюдателем наших верхов Венедиктовым, и условными прагматиками. Мобилизационная партия потерпела некое локальное поражение, вынуждена отказаться, по крайней мере, от безумного дела о массовых беспорядках в Москве, но судя по всему, она берет реванш. Самая большая опасность для страны, не побоюсь сказать, для мира заключается в том, что мобилизационная партия имеет и свою внешнеполитическую повестку дня. Это люди, которые не просто хотят войти в историю, как крупнейшие воры за историю человечества, а им кажется, что они готовы решать какие-то геополитические, геопсихологические цели — величие России, реванш за поражение Советского Союза в «холодной войне», которая была по существу третьей мировой. Совершенно естественно, что в реализации своей внешнеполитической повестки они найдут решение своих внутренних проблем, резко повысив уровень репрессий в стране, в то же время некоего псевдопатриотического подъема. Да, вы мне возразите, что эффект «Крымнаш» как-то сошел на нет, война в Украине, тем более авантюра в Сирии, они, мягко говоря, не очень популярны, значит будут предложены какие-то лошадиные дозы патриотического наркотика. Я думаю, нам бы стоило серьезно взглянуть на эту проблему. Тем более, что Валерий Дмитриевич как раз один из тех наблюдателей, который об этом психологическом состоянии наших верхов регулярно нам вместе с Венедиктовым рассказывает.
Я думаю, мы чуть позже поговорим о международной составляющей деятельности режима Владимира Путина. Я хотел актуализировать повестку, поскольку кроме дубинок у власти есть, что называется, и пряники. Владимир Путин сегодня гастролирует в Калининграде, там была встреча с общественностью, Госсовет. Обе эти встречи помпезные связаны прежде всего с одной из уязвимых точек современной власти — с недовольством состоянием медицины, которое за последние годы, как показывают социологические опросы, очень сильно увеличилось. Кремль решил отреагировать на это, принять меры, деньги выделить и так далее. Посмотрим небольшой отрывок встречи Путина с общественностью.
Михаил Соколов: Мне это напомнило историю про председателя колхоза, который отчитывался, как он сеял, а тля ела, посеем еще больше, и пусть она подавится. Примерно так же. Путин рассказывает, что один раз по этой схеме дали денег — провалилось, второй раз дали — все недовольны, сейчас будут давать больше, ну не 237 миллиардов, может быть сколько-то еще.
Валерий Соловей: Я бы сказал, что это в привычку вошло. Если это раз за разом с одним и тем же негативным эффектом, провальным откровенно, то это означает, что в консерватории явно что-то не так. И дело отнюдь не в самой медицине, а в организации вообще госуправления, понимании того, куда же нужно направлять деньги, и вообще в условиях России, кому их доверять. Потому что в нацпроекте по здравоохранению — мы будем строить новые корпуса. А врачам вы зарплату собираетесь повышать?
Врачам зарплату повысили, медсестер записали уборщицами, а потом повысили зарплату уборщицам, такие манипуляции.
Валерий Соловей: Вы же помните, как в анекдоте: председатель колхоза ест мясо, а я капусту, в среднем мы едим голубцы. Так и получается с повышением зарплат. Может быть у главврача и его зама она колоссальна, но у тех, кто работает с пациентами, я знаю даже в Москве жалуются, а уж провинции говорить нечего. Мы же с вами последние месяцы наблюдаем просто массовые протесты врачей. Вот эта корпоративная солидарность, мне кажется, впервые на этом уровне так отчетливо стала проявляться именно в конце лета.
Есть такой важный, мне кажется, вопрос: существующая власть способна раздавать эффективно пряники и подкупать какие-то слои, которые начинают говорить: за что боролись, за что любили Путина?
Валерий Соловей: С моей точки зрения это абсолютно исключено, потому что главное целеполагание — это как эти деньги потратить нецелевым образом или, говоря без обиняков, украсть. Вот это главное, что беспокоит, когда все эти планы составляются. До земли, до людей дойдет мало что, гораздо меньше, чем прежде. Прежде хоть какую-то технику закупали, томографы, которые стоят, сейчас ими не пользуются, боятся их испортить, боятся доверить врачам, у которых зарплата 20-25 тысяч рублей, томограф стоимостью несколько миллионов долларов. Так цель очень простая: есть ощущение того, что эпоха заканчивается, надо, как это в вооруженных силах называлось советских, дембельский аккорд, перед дембелем успеть хватануть.
Андрей Андреевич, как вы считаете, способна ли система Путина в целях самосохранения, а у нее впереди разнообразные выборы, потом транзит, начать целевым образом подкупать различные группы недовольных, кроме репрессий, конечно?
Андрей Пионтковский: Это не решение экономических проблем. На всех не хватит. Это не решает структурно проблемы. Если ту же медицину взять, то Путин прекрасно знает, что минимум 15 лет проводится так называемая политика оптимизации медицины, причем запускалась она под самыми прогрессивными либеральными лозунгами новых либеральных реформ. На практике она сводилась к резкому сокращению медицинских учреждений, в сельской местности не то, что больниц, элементарных акушерских пунктов нет. Второй удар по той же медицине исходил тоже с самого верха — это патриотическая борьба с импортозамещением, которая привела к тому, что отсутствуют для уже сотен тысяч людей лекарства, которые необходимы им для ежедневного поддержания жизни. Поэтому системные решения, которые были приняты властью и лично Путиным, они как раз работают на разрушение отраслей жизнеобеспечения. Разовые подачки оттянут момент расплаты, взрыв социального недовольства, но ничего не решат в принципе.
Я смотрю: 150 миллиардов дополнительных средств по 50 миллиардов в год обещает Путин на это первичное звено, поликлиники и так далее. Кроме того его обуревают, похоже, экзотические идеи, он сказал, что нужно медицинские стройотряды создавать из студентов. Я, честно говоря, думаю, что медики ужаснутся, как можно недоученных студентов отправлять в глубинку что-то делать с людьми с живыми. Вы смеетесь, а плакать надо, Валерий Дмитриевич.
Валерий Соловей: Ситуация трагикомичная. Я знаю, что многие места, территории оголены просто. На десятки километров в округе нет не то, что медпункта, ни одного врача, даже медсестры. Попытаются отсутствие врачей в сельской местности заменить студентами, понятно, что это будет за лечение — йод снаружи, активированный уголь внутрь, это будут два самых безобидных рецепта.
К сожалению, не приходится надеяться на какие-то серьезные перемены. Тем не менее, происходят какие-то фиксируемые социологами странные с общественным мнением повороты. В октябре количество граждан, одобряющих деятельность Владимира Путина на посту президента России, за месяц выросло на 2%, до 70%, снизилось число недовольных деятельностью Дмитрия Медведева на посту премьера, было 64% недовольных, а теперь 59%, все равно немало, даже рост одобрения деятельности несчастной Государственной Думы, которая штампует разнообразные интересные проекты, теперь будет заниматься борьбой с пропагандой наркотиков, например. Тоже очень широко можно применять этот закон, пока еще законопроект, против, видимо, тех, кто как-то неосторожно что-нибудь напишет. Это действительно какой-то зимний тренд, замораживание?
Валерий Соловей: Невозможно ничего определенного сказать, потому что пока все эти колебания более-менее в рамках статистической погрешности находятся. Говорить о них как о трендах можно будет только спустя несколько месяцев, если они будут продолжаться. У меня устойчивое ощущение, что они продолжаться не будут.
По 2% опять будет прибавляться в месяц?
Валерий Соловей: Нет, не будет прибавляться по 2% в месяц, потому что ситуация в стране очень скверная, она как сжатая пружина и прорваться может где угодно, напряжение очень высоко. На самом деле доходы не растут.
А как же про рост доходов Росстат рассказывает?
Валерий Соловей: Люди же судят не по реляциям Росстата, а по собственным бумажникам и по тому, сколько провизии они могут в магазинах купить. Все становится гораздо хуже мои друзья недавно поездили по Сибири, в регионах, которые считались традиционно пропутинскими, приехали с удивлением. Причем я никак не могу отнести их к числу оппозиционеров. Они говорят, что просто ярко выраженные антипутинские настроения. Еще год назад ничего подобного в помине даже не наблюдалось. Так что происходят очень серьезные качественные изменения.
Тешить себя, что тренд падения популярности, распада путинского большинства прекратился, мне кажется, нет никаких оснований для этого. Насколько я знаю, сейчас обсуждаются верховной властью некие решения, кстати, связанные отчасти с внешней политикой, там такой импульс недовольства, что все, что мы сейчас обсуждаем, покажется смешным.
А что можно такое учинить во внешней политике, еще одну войну развязать?
Валерий Соловей: Продолжить курс геополитического ревизионизма, я сформулирую это максимально осторожно. Потому что с точки зрения Владимира Владимировича трансформация Европы, которая началась в 2014 году, Восточной Европы, постсоветского пространства, она еще не завершена.
Ощущение такое, что Запад достаточно устал от Украины, от язвы, которую Путин там устроил в Донбассе, готов под лозунгом «формулы Штайнмайера» начать какое-то отступление, может быть какие-то санкции снять в обмен на обещания и так далее. Это возможный проект?
Валерий Соловей: Это вполне отчетливо сейчас сформировавшиеся намерения Запада. В Кремле это расценивают как свой успех безусловный, как успех стратегии ожидания, что мы утомили их, переиграли. Но довольствоваться этим, по крайней мере, Владимир Владимирович не хочет, для него это мало.
И целого мира русского мало?
Валерий Соловей: По крайней мере, Европа — это ареал, к которому он очень пристрастен, не только постсоветское пространство, в целом Европа. У него, насколько я знаю, далеко идущие намерения. Реализуются они или нет — это совсем другое дело. Я могу сказать точно, что в отношении Украины в Кремли тихо ликуют, очень сдержанно, но ликуют.
По поводу линии Зеленского?
Валерий Соловей: Да. Потому что на самом деле это Кремль продиктовал Зеленскому условия, Зеленский обратился с запросом, ему сказали, на что Кремль пойдет. Все это реализуется исключительно в российской интерпретации, точнее, в кремлевской интерпретации. Но там считают, что это будет только первый шаг.
Если это в кремлевской интерпретации, то какой интерес Зеленского?
Валерий Соловей: Прекратить войну.
Войны фактически нет, она заморожена. Что он получает в обмен на эту иллюзию прекращения? Он не получит ни территорию, ни контроля над границей.
Валерий Соловей: Зеленский сейчас впал в самообман, он считает, что если он прекратит войну, то у него освободится значительная часть бюджета — это в общем разумно. Тем паче, вы справедливо сказали, Запад устал, он требует реформ, исчезает оправдание, что мы не проводим реформы, ибо нас сдерживает Россия, надо взяться за реформы. Третье: он надеется, что пойдут инвестиции. И четвертое: он надеется, ему ясно дают понять сейчас тем или иным образом из Кремля, что Москва готова заключить некое стратегическое экономическое соглашение с Украиной, в первую очередь по газу, но не только, то есть предоставить некоторые преференции по газу и по другим экономическим вопросам.
То есть деньги в обмен на оккупацию?
Валерий Соловей: Я бы сказал, на Брестский мир.
Я не думаю, что у Зеленского есть возможности для маневра. Если он рассчитывает, что ему удастся обмануть Кремль, то это глубокое заблуждение. Ощущение у меня складывается, мои друзья в Киеве его подтверждают, что у него есть мысль, что ему удастся как шоумену между струйками проскользнуть и обмануть кремлевских прожженных волков. Это у него не получится, но иллюзиями он себя может тешить.
Сыграла ли ставка Владимира Путина на усталость коллективного Запада, и мы увидим какой-нибудь новый Мюнхен или новый Брест на Украине?
Андрей Пионтковский: Между Брестом и Мюнхеном есть большая разница. Украинским Брестом, который, кстати, вполне разумен в этой ситуации, я бы назвал замораживание конфликта, типа Приднестровья. То есть перемирие, прекращается перестрелка, гибель людей. Что там делается на этой территории – это уже дело России и местных товарищей, а Киев к этому не имеет никакого отношения.
Но Москва навязывает на самом деле гораздо худший вариант, чем замораживание конфликта, Москва активно навязывает вталкивание "ЛНР" и "ДНР" в политическое тело Украины. То есть территория, которая полностью контролируется оккупантом, находятся два армейских корпуса, совершенно неподконтрольные Украине, она как бы становится легализованной частью Украины, ничего не противостоит возможности ее расширения. Вот это то, что действительно называется капитуляцией.
Часть Запада, которая настаивает на претворении минских соглашений, особенно президент Макрон, активно в этом участвует. Они ответственны за эти соглашения — это их детище, но до самого последнего времени, до избрания Зеленского велась такая борьба интерпретаций. Российская интерпретация как раз была в том, что Украина признает власть Москвы и тех людей, которых она поставила в Донбассе, они становятся частью политической жизни Украины со всеми понятными последствиями. Понятно, что такое выборы.
Чем плоха «формула Штайнмайера»? Не тем, что она плохо объясняет, как проводить выборы в Донбассе, она плоха тем, что это план выборов, которые Украина признает и в них участвует. Мы помним, у Советского Союза громадный опыт в 1946-48 году проведения выборов в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, выборов, после которых эти страны полвека находились в социалистическом лагере. Результат этих выборов совершенно очевиден. Принципиальная борьба, которая ведется сейчас в Украине — это между двумя выборами. Первый московский — навязывание воссоединения с ОРДЛО. Это, кстати, не скрывает Москва, это прекрасно сформулировано в недавней статье Чеснакова, сподвижника Суркова, такого споуксмена нашего по Украине, что это не присоединение Донбасса к Украине — это присоединение Украины к Донбассу. И второй вариант — это настоящее прекращение огня, разведение войск и длительные варианты Приднестровья.
Москва настаивает на первом. Зеленский под давлением Москвы, частично западных союзников, прежде всего Франции, шажок за шажком к этому идет. Тем более, как уже правильно здесь было замечено, у него какая-то идиотская мысль, что он он может стендапчик, он один стендапчик уже с Трампом обыграл, теперь сможет исполнить перед Путиным.
На каком-то этапе это вызовет очень сильное сопротивление гражданского общества Украины, гораздо более сильное, чем перфоменсы Белецкого в Золотом и Петровском. Я думаю, в Москве это тоже рассчитали. Тогда будут произнесены слова: "Бандеровцы пытаются сместить или вообще ликвидировать всенародно избранного президента Украины, мы обязаны оказать интернациональную помощь". Я думаю, такие сейчас расклады ближайших сценариев в Украине.
Я согласен с коллегой, что планы в Кремле, в котором царит невероятная геополитическая или геопсихологическая эйфория, они намного обширнее. Посмотрите, как радостно на наших каналах отмечался захват какой-то палатки на брошенной американцами базы в Сирии, почти как водружение креста над Святой Софией.
А что вы скажете о свеженьком решении Дании одобрить строительство газопровода «Северный поток-2»? Лавров уже говорит: «Вот это ответственный подход в интересах Европы». Это победа России или поражение Украины и разумной части европейцев?
Андрей Пионтковский: Это еще один коллективный Мюнхен в отношении украинского кризиса.
Я думаю, что в Москве не учитывают одного фактора — политической смертности Трампа. Трамп оказывает колоссальную услугу Москве на всех направлениях, в том числе и на украинском. Ни в коем случае не потому, что он является агентом Москвы, никакой агент бы этого не сделал. Дело в том, что он глубоко убежденный человек.
Вы помните такого знаменитого американского пилота Линдберга, который первым перелетел Атлантический океан, он возглавлял в США партию изоляционистов, которые категорически выступали против вступления Америки в войну в Европе. Он же не был агентом Гитлера ни в коем случае, но ни один из агентов Гитлера не принес ему столько пользы. Ведь не все помнят, что Рузвельт так и не решился объявить войну Германии — это Гитлер объявил войну Соединенным Штатам 10 декабря 1941 года после нападения японцев на Перл-Харбор. Историки считают, что это одна из ряда его крупных ошибок, которая привела к поражению во Второй мировой войне.
Трамп убежденный человек, он совершенно не принадлежал к американскому политическому истеблишменту с его концепциями атлантизма, Запада, как некоего целого, защитниками которого являются Соединенные Штаты. Лозунг его такой же от изоляционистов 50-х годов — America first. И наплевать ему на всякие Эстонии, Польши и так далее. Можно за деньги что-то делать. Мы платили деньги курдам, они нам помогали, а сейчас они нам не интересны, сейчас мы нефть будем распределять.
Комментариев нет:
Отправить комментарий