Мириам Залманович: Путь к земле, текущей мёдом.
06/08/2019
Поселок (мошав) Аругот, Израиль, 30 июля 2019-го.
Передо мной бодрый мужчина лет шестидесяти, закончивший утренний обход подшефных пчёл. Ульи — часть небольшого семейного дела, кормящего его, жену Броню и четверых детей, трое из которых — уроженцы Израиля, лишь старшую мама вывезла из Ленинграда четырёхлетней девочкой. Сегодня эта девочка – милая улыбчивая женщина, радушно угостившая нас, гостей, виноградом из их сада. А тогда, в 1973-ем, они с мамой уезжали из Ленинграда без мужа и отца, с ним они воссоединилась уже в Израиле два года спустя. На момент отъезда семьи, Давид находился в лагерях, отнюдь не пионерских.
Что-то не стыкуются у меня даты и события с видимым возрастом моего собеседника. Умён, обаятелен, добросердечен, невероятно скромен, в отличной физической форме, но аспирантура в шестидесятые годы путает карты. Сколько же лет моему визави? Прояснилось — недавно ему исполнилось восемьдесят. Курить давно бросил, а вот ежедневная привычка с пяти утра заниматься пчелами — при нём, надо успеть до начала жары.
Мечта обрабатывать свою землю живёт в нем с юности, в 1964-ом году закончил Ленинградскую сельхоз академию по специальности «агроном». Какая земля – своя – вопроса тоже не было, но был невероятно долгий путь к ней, своей земле.
Получить от властей разрешение на выезд в Израиль в поздние шестидесятые было невероятно сложно. Подобной чести советская власть удостаивала бесполезных ей социально – очень уже пожилых людей и инвалидов; а также напротив – весьма полезных, лично ею завербованных шпионов, охотно внедрявшихся в действительность новых родин. Помимо этого «выпускали» совсем уж отъявленных антисоветчиков, отсидевших срок и не исправившихся. За прочими бдительно наблюдали, выявляя связи, каналы, источники. В престижных столицах, например, в Риге, дополнительные шансы появлялись и у обладателей элитной жилплощади – больших квартир в центре города. В этих случаях происходило некое подобие обмена – еврейская семья получала разрешение на выезд, советская власть – хорошую квартиру в ведение МВД.
Впрочем, не очень заметные представители власти тоже без угла не оставались – Давид упомянул о том, как звонок в дверь потревожил в свое время его питерского знакомого. Очень пожилой человек, получивший разрешение на выезд в Израиль, обратился к его помощи в связи со сбором нехитрого скарба – самому справиться было тяжело, незрячий больной старик, писатель на языке идиш, жил один и никак не в хоромах – комната в коммуналке отнюдь не самого презентабельного района Ленинграда. Открыв дверь, писатель и помогавший ему со сборами Давид, обнаружили молодого милиционера. Явно смущаясь, от попросил об одолжении: «Вы ж все равно скоро съезжаете? Можно я у вас тут чемодан с барахлом поставлю? Ну, что б комнату за собой застолбить». Вот так нехитро решался на одной шестой суши жилищный вопрос, испортивший не одно поколение и не только москвичей.
Наш герой не мог похвастаться хоромами, но интерес ответственных органов на момент своего ходатайства о выезде, уже вызывал. В поле их зрения Давид попал несколькими годами ранее, когда точно – доподлинно неизвестно и ему. Возможно, даже раньше марта-апреля 1967-ого года. Тогда он и сотоварищи, получили от единомыщленников Риги большую партию еврейского самиздата. Позднее стало известно, что рижанин Эфраим (Фима) Цал на коммерческой основе договорился с нееврейским оператором Эры (множительная машина) о большом, по тем временам, тираже. Только в Ленинград ушло сто экземпляров книги Леона Юриса Эксодус (Исход), сто экземпляров фельетонов Жаботинского, и несколько десятков экземпляров стихов Бялика. Позднее было доставлено еще несколько десятков экземпляров. Не меньшее, по оценке Давида, количество этого самиздата ушло тогда же из Риги в Москву и другие города.
Роман-бестселлер американского еврея Л.Юриса, в популярной и захватывающей форме излагавший историю сионизма, в самиздатовской версии был изрядно сокращен и представлял собой пять брошюр. Инициаторы «попридержали» тираж вплоть до Шестидневной войны, после чего пустили его в народ. Самиздат быо принято давать почитать на одну ночь, но в данном случае, было решено сделать исключение – было важно, что бы с этой литературой познакомилось как можно большее количество советских евреев. Цель была достигнута – к организаторам каждая брошюрка возвращалась прочитанной минимум десятью читателями.
Позже, когда власти ужесточили контроль над каждой копировальной машиной, в Ленинграде Давид и его единомышленники (В.Могилевер) организовали выпуск своего тиража на обычных пишущих машинках. Разумеется, тираж был намного скромнее – набор текста на пишущей машинке требовал куда большего времени и усилий, чем на копировальной. Однако, на описываемый момент, каждая Эра была «под колпаком». И тогда уже ленинградский машинописный тираж отправился в Ригу, Кишинев и Минск, в том числе – в портфеле двоюродного брата Давида – лиепайчанина Йосефа Хиршхорна, более полувека спустя оказавшего мне честь знакомством с Давидом.
Самиздат не был единственным видом подпольной сионистской деятельности. Ульпаны, преподавание иврита и традиций, истории и географии Израиля, подготовка преподавателей этих предметов, связь с сионистскими организациями и группами других городов СССР (Рига, Москва, Киев, Тбилиси и др.), позднее коллективные письма с требованием свободы выезда, помощь уезжающим евреям – это далеко не полный список, но Давид рассказывает крайне неохотно, мол, эту работу делали десятки людей. Сейчас его куда больше занимают грядущие выборы в Кнессет.
На политической карте Израиля уже давно нет Тхии, в деятеятельости которой он принимал активное участие в рамках боьбы против отступления из Синая. На географической – нет больше поселения Приэль в Северном Синае, ядро которого Давид Мааян организовал в 1976-ом году, через год после приезда. Мааян (ивр. — источник) — фамилия, которую Черноглаз взял в Израиле, как делали тогда многие сионисты. Под этой фамилией, уже находясь у национального очага, он продолжил борьбу за право евреев на выезд в Израиль, возглавив Координационный комитет активистов Алии из СССР. В 1982-ом, после ратификации договора с Египтом и выхода из Синая, те плодоносные сады и цветущие поселки были разрушены, но Давид не сдался – освоил новую, но всё так же свою землю, теперь в районе Лахиш. В банке меда, подаренной мне, дивно сочетается прозрачность балтийского янтаря и вкус Земли Израиля — той самой, обещанной нам, с её молоком и мёдом. Именно этим мёдом.
Исключение из института после четвертого курса, воспитательно-принудительная отправка в армию – 3 года службы в таких условиях, после которых лагерные показались Давиду мягче. Его арестовали 15-го июня 1970-ого года, вместе с остальными членами ленинградского сионисткого подполья. Арест был частью карательной операции КГБ по «самолетному делу», известному, как «Операция свадьба», несмотря на то, что к этой операции Давид прямого отношения не имел, знал о ней, но был противником проведения оной. Судили в 1971 в Кишиневе. Давид получил самый большой срок из тех, к которым приговорили участников кишиневского процесса – пять лет, что по советским понятием было сроком весма умеренным.
Кажется логичным вопрос, почему суд состоялся в Кишиневе? КГБ и обслуживавшая его советская судебная система были весьма изобретательны, а суды Ленинграда в 70-ом и 71-ом годах ХХ века – перегружены: Первый и второй Ленинградские процессы в северной столице, Рижский процесс – в столице советской Латвии, Кишиневский – в столице Молдавской ССР. Почти все следствие проводило ленинградское КГБ, позже дело разделили на несколько, устроив соответственное количество показательных судов и раскидав подсудимых (всего 35 человек) подчас по городам, к деятельности в которых те не просто не имели отношения, но и ни разу в них не бывали.
Давидом «разгрузили» ленинградские судилища, умножив идеологическую значимость Кишиневского. По рижскому процессу (А.Шпильберг и другие) фигурантов и важности, судя по всему, властям хватало и так, а тесная связь между сионистами из трех этих городов, помноженная на ангажированность советской юридической системы, вполне позволяла судить в любом из них. ГБ планировал суды в Москве, Киеве, Кунасе, но высшие власти решили свернуть компанию.
Всего на кишиневском процессе фигурировало девять подсудимых. Пятеро – члены кишиневской сионистской организации: Александр Гальперин, Аркадий Волошин, Харий Киржнер, Семен Левит, Лазарь Трахтенберг, плюс Давид Рабинович, не являвшийся членом организации, но участвовавший в её работе. Трое подсудимых были ленинградцами: Давид Черноглаз, Анатолий Гольдфельд, Гилель Шур.
Мордовские и уральские лагеря. «Не поддается исправлению и дурно влияет на дугих заключенных» — с такой формулировкой Давид Черноглаз был переведен во Владимирскую тюрьму, где отбыл последний год своего срока заключения. Тот самый Владимирский централ, со строгим режимом, для содержания особенно опасных государственных преступников. Именно там застал Давида вызов в Израиль, об отправке которого позаботилась, к тому моменту уже год проживающая в Израиле, жена Броня. Он встретится со своей семьей на земле, за право жить на которой столько боролся, лишь через год. А тогда, в 1974-ом, начальник тюрьмы, на сякий случай – с почтением, держа в руке гербовую бумагу вызова, торжественно продемонстрировал её Давиду и церемонно спросил: «Вы не возражаете, если Это пока полежит у нас?». «Пусть!» — коротко ответил Давид, и добавил с иронией — «Полагаю, у вас это лучше сохранится.»
вот ОН и есть НАСТОЯЩИЙ еврей!!
ОтветитьУдалитьзолотой человек, кто НИКОГДА не сдаётся и всегда за правду сражается!