Над пропастью во лжи
Сто лет назад родился Джером Дэвид Сэлинджер
Среди классиков американской литературы он был фигурой загадочной. В его биографии немало белых пятен, он избегал интервью, нередко прибегая к мистификации. В своем романе ерничал: «Вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения… Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться».
Полукровок
И все же известно, что Джером Дэвид Сэлинджер родился в Нью-Йорке 1 января 1919 г., первого мирного года после Первой мировой бойни. Его отец Соломон, внук раввина и сын врача Саймона Селингера из литовского местечка Товриг, эмигрировал в Америку. Стал раввином в синагоге Луисвилла (штат Кентукки), переименовал себя в Сола Сэлинджера, уехал в Чикаго и женился на Мэри Джиллик – девушке с шотландско-ирландскими корнями, прошедшей гиюр и принявшей библейское имя Мириам. В 1911-м у них родилась дочь Дорис. Сол открыл кинотеатр, Мириам продавала в нем билеты, но бизнес не удался, и семья переехала в Нью-Йорк, где Сэлинджер разбогател на оптовой торговле кошерными сырами и копченостями.
В Манхэттене прошло детство его сына Джери, посещавшего сперва публичную школу в районе Вест-Сайда, затем – частную на Парк-авеню. И уже тогда мальчик испытал острые уколы самолюбия из-за насмешек по поводу своего еврейского имени Дэвид, которое запретил употреблять в обращении к себе. Вторую психологическую травму подросток пережил в 13 лет во время бар-мицвы, когда узнал, что мать из-за неодобрения окружающими смешанных браков все годы скрывала от детей свое происхождение. В школе он был капитаном команды по фехтованию, занимался в драмкружке, был даже удостоен титула «Лучший артист года». Но погруженный в себя интроверт учился слабо и был отчислен из школы за неуспеваемость. Отец, мечтавший дать сыну приличное образование, устроил его в военное училище в Вэлли-Фордж (Пенсильвания). Впоследствии дочь Джерома писала: он и там занял «подобающее положение», так как на заднице у него красовалась надпись крупными буквами: «Дай мне пинка, я – еврей». Однако юноша продолжал играть на любительской сцене, издавал кадетский журнал «Скрещенные сабли», сочинил первые рассказы и гимн выпускников. В 1936 г. он получил диплом об окончании училища, который оказался первым и последним в его жизни.
Армейская служба не прельщала Джерома, его неодолимо влекло к литературе, и он стал посещать занятия в Нью-Йоркском университете. Однако Сол Сэлинджер отправил сына в Австрию и Польшу, где тот должен был практиковаться на скотобойне и в производстве колбас, дабы унаследовать семейное дело. Джером познакомился с родственниками по отцовской линии и вплотную столкнулся с преследованиями жителей еврейского квартала Вены местными юдофобами. В 1938 г. вопреки воле отца он поступил в Урсинус-колледж (Пенсильвания), подрабатывал театральным критиком и колумнистом местной газеты. А через год перешел в Колумбийский университет, где прослушал курс лекций о коротком рассказе Уита Бернетта – писателя и редактора популярного журнала «Story», в котором опубликовал свою первую новеллу «Молодые люди» в марте 1940-го. Не проявив карьерных устремлений, Джером разочаровал отца, не верившего в литературный талант сына. Они окончательно рассорились, и этот разрыв стал еще одним надломом в сердце писателя. Он пишет рассказ «Душа несчастливой истории», опубликованный в сентябре 1941-го и привлекший внимание к молодому автору, размышлявшему о превратностях судьбы, не позволившей влюбленным соединиться.
Контрразведчик
В Европе полыхала Вторая мировая война, а юный Сэлинджер все еще искал себя, печатая рассказы о жизни американской молодежи и устраивая круизы по Карибскому морю. Он страстно влюбился в 17-летнюю красотку Уну, дочь драматурга Юджина О’Нила, посылал ей романтические письма, но та вышла замуж за втрое старшего Чарли Чаплина, прожив с ним 35 лет и подарив ему восемь детей. Уязвленный Джером пытался публично высмеять их «неравный брак», на всю жизнь сохранив настороженное отношение к женщинам. В 1942-м, движимый патриотизмом и ненавистью к нацистам, он, несмотря на сердечную аритмию, добровольно пошел в армию, окончил школу войск связи и в чине сержанта был направлен в контрразведку. В составе 4-й пехотной дивизии участвовал в высадке десанта в Нормандии. Лежал в залитых водой окопах, прыгал из джипа под огнем минометов, падал лицом в грязь при бомбежках. В ожесточенных боях в Арденнах потерял многих боевых товарищей.
В дневнике Сэлинджер писал: «Я чувствую, что нахожусь в нужное время в нужном месте, потому что здесь идет война за будущее всего человечества». На фронте он не упускал возможности печатать на портативной машинке свои новеллы и посылал их в США. В капсуле для опознания тела носил жетон с буквой «Н» (aнгл. «Hebrew» – «еврей») и наброски будущего романа. В Париже встретил военкора Эрнеста Хемингуэя, который похвалил его за «чертовский талант». Допрашивая немецких военнопленных, вспоминал: «Один унтер-офицер, стоя навытяжку, рассказывал об измывательствах над евреями. Вряд ли мне приходилось дотоле видеть столь благородное лицо, исполненное состраданием к безвинным жертвам. Но все же, любопытства ради, я велел ему закатать рукав. И на самом предплечье увидел татуировку с номером группы крови – такую носили матерые эсэсовцы».
Самыми ужасными для него стали впечатления при освобождении узников концлагерей, особенно в Кауферинг-IV, филиале Дахау, куда свозили умирающих, а на развалинах бараков дымились труппы заживо сожженных. У Джерома произошел нервный срыв, его госпитализировали с признаками шока. Он писал Хемингуэю: «Я отдал бы правую руку за то, чтобы уйти из армии, но не с психиатрическим диагнозом… Я обдумываю чувствительный роман, и мне не надо, чтобы автора называли психом. Да, я и вправду псих, но об этом не должны знать». Он утратил веру в благородство и героизм, разочаровался в общечеловеческих ценностях.
После войны Джером Сэлинджер, хорошо владевший немецким, полгода работал в Баварии сотрудником разведотдела по денацификации. Ведя допросы врача вермахта Сильвии Уэлтер, поддался ее обаянию, оформил на нее французские документы, женился на ней и увез в Штаты. Но спустя восемь месяцев, обнаружив, что она скрыла от него свое нацистское прошлое, подал в суд «с целью аннулирования брака, заключенного между сторонами, по причине дурных намерений и предоставления ложных сведений». По этому поводу дочь Джерома позже напишет: «Она ненавидела евреев с той же страстью, с какой он ненавидел нацистов».
Мастер новеллы
В 1946 г., имея за плечами 17 произведений в жанре малой прозы, Сэлинджер опубликовал в журнале New Yorker очередную новеллу «Легкий бунт на Мэдисон-авеню», ставшую позже главой романа «Над пропастью во ржи». Затем появились рассказы «Девчушка без талии в проклятом сорок первом», «Знакомая девчонка», «Грустный мотив». Герои большинства его рассказов и повестей – дети, подростки, юноши и девушки с их наивными идеалами и максимализмом – сталкиваются с циничной жестокостью, подлостью и лицемерием в окружающем мире. Самобытные персонажи и остро драматичные сюжеты раскрываются через живые, раскованные диалоги, наполненные скрытым смыслом.
В нашумевшей новелле «Хорошо ловится рыбка-бананка» (1948) автор противопоставил Симора Гласса, травмированного войной талантливого преподавателя литературы, его эгоистичной жене-мещанке. Именно свою неудачную женитьбу он имел в виду, рассказав на пляже маленькой девочке притчу о рыбке, которая, объевшись бананами, не смогла выплыть из расщелины в скале. Симор возвращается в номер отеля, где спит постылая супруга, утомленная болтовней по телефону, и кончает с собой выстрелом из пистолета. Этот рассказ положил начало эпической саге о нью-йоркском семействе Гласс: еврее Лесе и ирландке Бесси, актерах на пенсии, и об их одаренных детях с разными судьбами. Сын Уэбб, писатель, повествует о родителях и о себе, о любимом старшем брате Симоре и сестре Беатрис с ее тремя вундеркиндами, о братьях-близнецах Уолте, трагически погибшем на войне с японцами, и Уэйкере, ушедшем после этого в монастырь, и о самых младших – Захари и Френни, тоже ставших артистами. Фрагменты, в которых фигурируют душевно хрупкие интеллектуалы – члены семьи Гласс (смысл фамилии: англ. glass – стекло), составили целый сборник («Выше стропила, плотники», «Френни и Зуи» и др.). В них затрагивается также проблема бытового антисемитизма.
Со временем новеллы Сэлинджера становятся социально более острыми, психологически усложненными, с многозначным подтекстом. «Лапа-растяпа» – рассказ о несчастливом браке пристрастившейся к алкоголю Элоизы, с тоской вспоминающей свою любовь к солдату, погибшему на войне, о ее порыве нежности к заброшенной малышке-дочери. Братья Эпштейн, создавшие сценарий «Касабланки», поставили по этому произведению фильм, но писатель расценил его как «сентиментальную бурду» и с тех пор уклонялся от экранизации своих произведений. В рассказе «Перед самой войной с эскимосами» автор сочетает идею сострадания с иронией по поводу высказываний и поступков персонажей. Школьница Джинни сочувствует Фрэнклину, безответно влюбленному в ее старшую сестру, саркастически оценивающему войну, в которой он не смог участвовать по состоянию здоровья: «Все тащатся на призывной пункт… В следующий раз будем воевать с эскимосами». Хотя некоторые критики сочли рассказ неудачным, год спустя он был удостоен премии О. Генри. О нем заговорили как о произведении, в котором вскрыты истоки одиночества и отчуждения детей от поколения отцов.
В новелле «Человек, который смеялся» (1949) переплетаются сюжеты. Бедный студент, влюбленный в девушку из богатой семьи, создает группу мальчишек-«команчей», которых он пытается развлечь легендой о мстителе с изуродованным лицом. Его роман с подругой неизбежно рушится, сказку он завершает гибелью героя, а подростков охватывает ужас перед несправедливостью в реальном и придуманном мирах. Еще через год писатель создает пронзительный рассказ «Дорогой Эсме – с любовью и всякой мерзостью», ставший широко популярным. В нем повествуется о случайной встрече солдата с 13-летней девочкой, поразившей его своей моральной чистотой и цельностью. На фронте он получает от нее посылку с часами ее отца, погибшего на войне, восприняв их как счастливый талисман. А спустя годы к нему приходит приглашение этой девушки на свадьбу.
Исповедь отрока
Образ Холдена Колфилда эпизодически всплывал и в ранних новеллах Дж. Сэлинджера, но главным героем его самого крупного произведения он стал в 1951 г., когда вышел в свет роман «Над пропастью во ржи», принесший писателю мировую славу. В этом внешне бессюжетном повествовании описаны три нелегких дня из жизни 16-летнего паренька, которого исключили из школы за неуспеваемость. Он испытывает растерянность и крушение надежд, вину перед родными и жалость к ним, страх за будущее и депрессию, вызванную разочарованием в людях. Его возмущает жажда обогащения в мире, где «за деньги все можно… Чертовы деньги, вечно из-за них расстраиваешься». Бунтующего подростка охватывает тотальное отвращение к окружающей среде: «Господи, до чего я все это ненавижу!» Он приходит к радикальному выводу: «Я чувствую себя чужим в этой жизни. За меня все решают другие. Я никогда не буду тем, кем хочу. Я просто загнанная тварь. И даже когда я все вокруг крушу, моей свободы не становится больше».
Вспоминая о собственном отрочестве, наблюдая юных современников, автор исследует мучительный процесс взросления американца из среднего класса. Его культовый роман называют остро социальным, этико-психологическим, педагогическим, и в каждой характеристике есть своя правота. Сложный образ Холдена Колфилда дал повод для размышлений не только литературным критикам, но и социологам, психологам, родителям, педагогам. Воплощая в себе противоречия и бескомпромиссность переходного возраста, он как бы декларирует протест юного поколения против образа жизни и нравов, системы воспитания и обучения в США середины ХХ в. Персонаж отвергает элитарную школу, которая якобы «выковывает смелых и благородных юношей». Из прежних школ он тоже уходил «главным образом потому, что там была одна сплошная липа – все делалось напоказ». Но «в такой гнусной школе, как эта, я еще никогда не учился», – признается Холден, клеймя ее хлесткими выражениями: «Здесь полно жулья. Такого скопления подлецов я в жизни не встречал»; «директор – трепло несусветное» и т. п. Невысокого мнения он и о соучениках: «У многих родители богачи, учатся они только для того, чтобы стать пронырами, заработать на какой-нибудь треклятый „кадиллак“, да еще вечно притворяются, что им очень важно, проиграет их футбольная команда или нет. У некоторых нет ни капли совести… Целые дни только и разговору что про выпивку, девочек, секс».
У взрослых тинэйджер ценит прежде всего честность, дружелюбие, искренность, но на каждом шагу сталкивается с ложью, грубостью, лицемерием. Они «всегда думают, что правы и видят тебя насквозь». Вместе с тем Холден вовсе не мизантроп, он не приемлет насилия и жестокости: «Ненавижу кулачную расправу. Лучше уж пусть меня бьют – хотя мне это вовсе не по вкусу, но я ужасно боюсь бить человека по лицу». С особой сердечностью он относится к маленьким детям. Ключом к пониманию души героя становится его монолог по ассоциации с известной балладой Р. Бернса: «Я себе представил, как ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью. И мое дело – ловить их, чтобы они не сорвались туда. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их… Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи».
Холдена отличают предельная искренность и беспощадная самокритичность: «Я умственно отсталый»; «по природе я трус, но стараюсь не показывать»; «ужасный лгун, люблю подурачиться просто от скуки». В этом самобичевании проявляется возрастной комплекс неполноценности и повышенная требовательность к себе. Вступление в половую зрелость пробуждает в нем новые проблемы: «В душе я, наверно, страшный распутник. Иногда представляю себе ужасные гадости, и я мог бы даже сам их делать… Но, по правде говоря, мне это ничуть не нравится. Если разобраться, так это просто пошлятина… Если уж хотите знать правду, так я девственник. Сколько раз представлялся случай потерять невинность, но так ничего и не вышло… Порядочная девчонка обязательно скажет: „Не надо, перестань“. И вся беда в том, что я ее слушаюсь». Он жаждет нравственной чистоты, отказывается от продажного секса, похабные надписи на стенах приводят его в бешенство. Он мечтает, чтобы общение с девушкой «было и физическое, и духовное, и красивое». И с грустью размышляет: «А что с ними со всеми будет? Ну, окончат они свои колледжи, пансионы… Большинство, наверно, выйдут замуж за каких-нибудь гнусных, ужасно нудных и подлых типов, которые никогда ни одной книжки не читают».
Холден Колфилд не находит себя и в домашнем кругу. «Родители – люди славные, но обидчивые до чертиков… Тоска берет, когда поучают». Отец – преуспевающий адвокат, но сын не хочет идти по его стопам: «Будешь просто гнать деньги, играть в бридж, покупать машины, пить коктейли и ходить этаким франтом… И откуда знать, ради чего это делаешь: чтобы спасти жизнь человеку или стать знаменитым, чтобы тебя все… поздравляли, когда ты выиграешь этот треклятый процесс». Он мучительно переживает трагическую смерть младшего брата и безутешное горе матери. Гордится старшим братом-писателем и страдает из-за того, что тот занялся сочинением сценариев для Голливуда. Разделяет с ним отвращение к армии и войнам, но не приемлет его восторга по поводу книги Хемингуэя «Прощай, оружие!». Холден – пацифист: «Если когда-нибудь война начнется, я усядусь прямо на атомную бомбу… Пусть меня лучше сразу расстреляют».
Отрада его жизни – сестричка Фиби, которую он нежно любит, трогательно заботится о ней и делится с ней заветной мечтой: найти где-то на Западе тихое место, где бы его никто и он никого не знал; построить хижину на опушке леса и самому готовить себе еду; а потом жениться на красивой глухонемой девушке, завести детей и учить их грамоте. Однако мысль о вероятных страданиях близких вынуждает его отказаться от этой затеи. Заболев туберкулезом, Холдден пытается осмыслить слова своего учителя: «Ты несешься к опасной пропасти… Ты же мыслящий человек, тянешься к науке, подойдешь ближе к знаниям, которые станут очень дороги твоему сердцу. И через какое-то время поймешь, какой образ мысли тебе подходит, узнаешь свою истинную меру».
Сорок лет одиночества
Роман Сэлинджера, изданный 60-миллионным тиражом, имел ошеломляющий успех, особенно среди молодежи, и не только в США. Уильям Фолкнер писал о нем: «Автор восстал против давления, которое наша культура оказывает на нас… Молодой, образованный, более чувствительный, чем большинство, он хочет любить человечество, пытается постичь его и обнаруживает, что для человека там просто нет места». Отклики критиков были сдержанными, а роман из-за депрессивного настроя и бранной лексики даже запретили в некоторых штатах. И хотя официальных наград писатель не получил, к нему пришла пора материального благополучия. Он создал еще ряд блестящих рассказов и повестей, ставших бестселлерами: «И эти губы, и глаза зеленые», «Голубой период де Домье-Смита», «Тедди», «Френни и Зуи», «Я сумасшедший» и последнее опубликованное произведение – «Хэпворт 16, 1924». В них еще жестче ставиться проблема конфликта героя с презираемой действительностью и его ухода во внутренний, во многом мистический мир. В этой связи усиливается интерес писателя к дзен-буддизму, йоге, толстовству. Одно время он переписывался с хасидами, с которыми порвал из-за их пытливого интереса к девичьей фамилии его матери, усмотрев в этом попытку выяснить, еврей ли он.
В 36 лет Джордж Сэлинджер женился на 16-летней Клэр Дуглас, дочери искусствоведа, увез ее в провинциальную глушь и настоял на том, чтобы она бросила учебу в колледже, посвятив себя воспитанию двоих детей. С 1965 г. он вел жизнь затворника, отказываясь давать интервью, перестал печататься, запретил переиздание ранних произведений и публикацию писем. Писатель осуществил мечту одного из своих персонажей: «Я приду домой, буду читать книги, напьюсь кофе, наслушаюсь музыки и крепко-накрепко запру дверь» («Солдат во Франции»). Свою позицию он объяснил так: «Я пишу главным образом для собственного удовольствия. За это меня считают человеком странным, нелюдимым. Но я всего-навсего хочу оградить себя и свой труд от других». Дочь Маргарет однажды сказала об отце: «Для него писательство – это служение и путь к высшей истине и просветлению. Он хотел посвятить свою жизнь только творчеству, которое для него и было жизнью». В 53 года Сэлинджер развелся с Клэр и женился на 18-летней журналистке Джойс, а еще позже – на юной Колин, бывшей младше мужа на 50 лет. В последнее время он практически не общался с внешним миром, жил в городке Корниш (Нью-Гэмпшир) в особняке за высокой оградой, увлекся нетрадиционной медициной, диетологией. Умер 27 января 2010 г. на 92-м году.
Творчество Джоржа Дэвида Сэлинджера оказалось созвучным нонконформистскому настрою молодежи, в том числе – битников, хиппи, левых радикалов, протестовавших против бюрократизации и стандартизации «общества потребления», войны во Вьетнаме, маккартизма, расизма. Его произведения в переводе на русский нашли горячий отклик и в СССР среди «шестидесятников». «Сэлинджер родил целую волну подражателей, оказал огромное влияние на молодых писателей моего поколения» (Вл. Войнович). В его творчестве «художественно осмыслены настроения и нашей, отгороженной от остального мира молодежи. И чистота, и неприятие окружающего мира – это всех нас… страшно утешало, согревало, вдохновляло» (Ф. Искандер). Литературное наследие американского классика по сей день остается уникальной ценностью мировой культуры.
Давид ШИМАНОВСКИЙ, «Еврейская панорама»
Комментариев нет:
Отправить комментарий