На последних страницах орфографического словаря я нашел справочник имен: Иван, Илья, Михаил, Петр, Семен. Напротив каждого имени пометка — др. евр.
— Что это значит — "др.евр."? — спросил я у учительницы.
— Это значит, что имя древне–еврейского происхождения, — сказала она.
— А "слав."?
— "Слав." oзначает, что имя славянского происхождения.
Выходит, что у всех наших пацанов — еврейские имена, только у меня, единственного еврея в классе, – славянское.
"Жид–жид по веревочке бежит".
И вот натягивают веревочку и говорят: "Давай, Рабина, полезай". И я иду по веревочке на высоте 20 метров над уровнем моря, без всякой страховки, а снизу все эти дети с еврейскими именами смотрят на меня и ждут, когда я упаду вниз. И тут в класс входит учительница Анна Ивановна и говорит:
— Кто будет делать Рабиновичу антисемизм, поставлю четверку по поведению. А ты, Рабинович, там наверху, — говорит она, — ничего не бойся и, главное, держи равновесие.
Ах, дорогая Анна Ивановна, там наверху на веревочке я ничего не боюсь, но если бы вы знали, что уже целый год я боюсь заходить в туалет, что я чемпион 8 'А' класса по бегу с тяжелым портфелем в руке, и я так могу рассмешить всех, что никто до конца уроков ни разу не вспомнит о том, что я еврей.
Нет, я не боюсь драться. У меня сильные руки, и мой папа – младший лейтенант артиллерии, во время войны командовал целым взводом настоящих бандитов, которые запросто могли зарезать ножом человека, — научил меня бить правой рукой так, что даже девятиклассники не могут устоять на ногах. Но никогда не бывает, чтобы я дрался один на один потому, что все эти дети с еврейскими именами против меня одного – русского. И в детстве, когда мы играли в войну, были только русские и немцы, а евреев не было, потому, что все евреи в это время сидели в Ташкенте.
Я — лучший шахматист в школе, и папа говорит, что так и должно быть у человека, который каждый день ходит по веревочке на большой высоте.
Я спрашиваю у папы:"Почему ты назвал меня таким именем? А он говорит, что назвал меня в честь Владимира Ильича Ленина, полное собрание сочиненией пятьдесят пять томов, пятьдесят шестой справочный.
Мой папа — член партии с 42 года, и однажды, когда мама переложила папин партбилет в другой костюм и папа не мог найти, у него чуть не случился инфаркт.
В этом году летом мы завели кроликов. Осенью, когда кроликов развелось много, мой папа пригласил нашего соседа, и сосед, который никогда не воевал и всю войну просидел в землянке на сельхозпоселке, стал убивать кроликов руками. Он бил кроликов ребром ладони по шее и подвешивал их вниз головой, а кролики дергались, и из носа у них на траву капала кровь. Когда я это увидел, то в первый раз в жизни не удержал равновесия на веревочке и упал с большой высоты вниз.
А однажды из гороно пришел инспектор. Инспектора ждали. В школе все сделалось необыкновенно празднично, все учителя были красиво одеты. Что–то должно было произойти. Наш класс разделили на три ряда, на три колонны, и каждый ряд получил трудное задание по математике. Учителя странно посмотрели на меня и увели инспектора в учительскую пить чай с тортом 'Сказка'. И тогда весь класс закричал: "Давай, Рабина, давай!" И вот уже я один под куполом, и моя веревочка натянута, как струна, и при касании издает мелодический звук. За десять минут я решаю проверочное задание из гороно для каждой колонны и, стоя на одной ноге и балансируя руками на веревочке, я вижу, как задачи, которые я только что решил, движутся вдоль колонн от первой парты, где сидят дети с плохим зрением до последней, где второгодники и хулиганы. Не имеет значения, движутся ли знания вдоль колонн, или мои сверстники с еврейскими именами стройными колоннами, как на демонстрации, шагают навстречу знаниям. Я подумал, что математически мог бы легко описать процесс. Мне стало смешно, и я вышел в коридор, чтобы никому не мешать.
В большом школьном коридоре пусто и можно из одного конца в другой натянуть бесконечную веревочку.
Инспектор гороно уехал удовлетворенный. Меня вызвали в учительскую налили чай, дали кусок торта и спросили:
— Рабинович, почему весь класс написал контрольную работу, а ты не написал?
Я ответил:
— Забылся.
Учительница русского языка и литературы поправила:
— Не забылся, а забыл.
Эта молодая красивая учительница, запах духов которой необыкновенно волнует меня, не знала, что на ее вопрос я отвeтил правильно.
— Сынок, — спросил папа, — чем ты занимаешься?
— Читаю.
— Что ты читаешь?
Я показал ему обложку томика "Антология Фантастики".
— Опять ты свою эту фантазию читаешь, – с укоризной сказал папа. — А уроки ты сделал?
— Нет, — сказал я с революционным вызовом.
— Сынок, — папа присел ко мне на диван и обнял за плечи, — мы живем в трудное для нас время. Ты уже взрослый. Смотри, у тебя кулаки больше, чем у меня. Пора уже подумать о профессии. Ты должен выбрать себе профессию и стараться ее получить.
— Какую еще профессию, папа?
— Какую–нибудь интеллигентную хорошую профессию. Например, профессию врача. Где бы ты ни был — в армии, в тюрьме, на войне, в дальних, не приспособленных для жизни, местах, среди злых и жестоких людей — профессия врача всегда даст тебе уважение других, прокормит тебя и твою семью.
— Я не собираюсь заводить семью.
— Ты говоришь глупости, мой мальчик. У всякого еврея должна быть семья. В этом смысл его жизни.
— Я не хочу быть врачом.
— А кем ты хочешь быть?
— Я хочу ходить по веревочке.
— Что это значит? — спросил папа, изумленный моим ответом.
— Жид–жид по веревочке бежит, – процитировал я детский стишок.
Мой папа схватился за голову.
— Бог меня наказал! — воскликнул он. — Mой сын — сумасшедший. Булах, шлимазел, мишугене! И–ди–от!
Комментариев нет:
Отправить комментарий