Постмодерн, как профессиональное наебалово
Rasterms(с)
«Разоблачение постмодернизма»
Рецензия Ричарда Докинза
на книгу «Интеллектуальные уловки»
Алена Сокала и Жана Брикмона
В своих «Заметках на полях “Имени Розы”» Умберто Эко, знаменитый итальянский писатель, философ, историк-медиевист и литературный критик, размышляя о специфике постмодернизма, приводит потрясающую аналогию, вскрывающую самую суть этого культурного явления:
Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюблённого в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы — прерогатива Лиала (автора мелодрам, второсортной писательницы. — ред). Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиала — люблю тебя безумно». <…> Он доводит до её сведения то, что собирался довести, — то есть что он любит её, но что его любовь живёт в эпоху утраченной простоты”.
Описывая таким образом сдвиг в культурном самосознании западного мира, Эко в этой небольшой зарисовке демонстрирует самые яркие черты постмодернизма: иронию, бесконечное цитирование и деконструкцию реальности, которая на поверку оказывается всего лишь игрой знаками.
Однако лингвистические игры, нестрогое мышление, признающее относительность любых ценностей, и бесконечная рекомбинация всего написанного, в течение долгого времени питавшие постмодернизм, стали в конечном счёте благодатной почвой для появления моды на философствование и расцвета «эстетствующего иррационализма», которые привели в итоге к распространению огромного количества сомнительных текстов из различных областей человеческого знания, претендующих если не на объективность, то как минимум на признание их важности.
Нестандартный взгляд Неизбежность постмодернизма как ключ к его преодолению
Книга «Интеллектуальные уловки: критика современной философии постмодерна», написанная в 1998 году профессорами физики Аленом Сокалом и Жаном Брикмоном стала серьёзным и основательным ответом этим тенденциям, царящим в современной культуре, и людям, которые воплотили эти тенденции в жизнь. Толчком к написанию работы стал нетривиальный розыгрыш, в котором один из учёных опубликовал в американском культурологическом журнале «Social text» пародийную статью, напичканную достоверными, но, увы, бессмысленными цитатами о физике и математике известных французских и американских интеллектуалов. Статью, как вы можете догадаться, восторженно приняли к публикации, не увидев подвоха. Эта ситуация заставила Сокала и Брикмона всерьез встревожиться и написать скрупулезное разоблачение и самой статьи, и некоторых работ философов, цитаты которых использовались в шутливом «научном» труде. Под раздачу попали не кто-нибудь, а столпы французского постмодернизма — Жан Бодрийяр, Жиль Делёз, Жак Лакан и другие.
Сама книга представляет исключительный интерес и, как вы понимаете, мы рекомендуем прочитать ее полностью. Но, чтобы составить о ней более полное представление, а также познакомиться с самыми яркими фрагментами, предлагаем вам прочитать рецензию на эту работу, написанную другим известным учёным и популяризатором науки Ричардом Докинзом. Рецензия называется «Разоблачение постмодернизма» — и, нужно признаться, такое громкое название вполне соответствует действительности. Что ж, по всей видимости, это новый виток вечной борьбы физиков и лириков, в которой и те, и другие считают себя безусловно правыми и, как водится, недооценивают оппонентов.
Закон сохранения трудности Докинза гласит, что обскурантизм в пределах любой учебной дисциплины расширяется, заполняя вакуум присущей ей внутренней простоты. Например, физика — действительно трудный и глубокий предмет, поэтому физикам нужно (что они и делают) усердно трудиться над тем, чтобы сделать свой язык как можно проще («но не проще, чем можно», как справедливо подчеркивал Эйнштейн). Преподаватели других дисциплин (тут неизбежно будут помянуты континентальные школы литературной критики и социологии) страдают от того, что Питер Б. Медавар (если не ошибаюсь) назвал «завистью к физике». Они хотят, чтобы за ними тоже признавали глубину, но в действительности их предметы довольно просты и поверхностны, поэтому им приходится перегружать свой профессиональный язык в стремлении компенсировать неравенство.Ричард Докинз, «Капеллан Дьявола»
Итак, постмодернизм глазами логика.
Разоблачение постмодернизма
Представьте, что вы — самозваный интеллектуал, которому нечего сказать, но который изо всех сил стремится стать известным ученым, собрать вокруг себя благодарных учеников и добиться того, чтобы студенты по всему миру почтительно мазали желтым маркером страницы его трудов. Какой литературный стиль вы бы выбрали? Не простой и ясный, конечно, потому что ясность разоблачила бы бессодержательность. Скорее всего, вы писали бы как-нибудь так:
Здесь хорошо видно, что нет никакого двояко-однозначного соответствия между линейными значащими связями, или архиписьмом, в зависимости от автора, и этим многоиндексным, многомерным машинным катализом. Масштабная симметрия, трансверсальность, недискурсивный маниакальный характер их экспансии: все эти измерения заставляют нас выйти из логики исключенного среднего и подталкивают нас к тому, чтобы отказаться от онтологического бинаризма, который мы уже критиковали.
Эта цитата из работы психоаналитика Феликса Гваттари — одного из модных французских «интеллектуалов», разоблаченных Аленом Сокалом и Жаном Брикмоном в превосходной книге «Интеллектуальные уловки», которая произвела сенсацию в прошлом году (в 1998 г. — прим. ред.), когда она была опубликована на французском, а теперь выходит в полностью переработанном и исправленном английском издании. Гваттари может продолжать в том же ключе до бесконечности и дает нам, по мнению Сокала и Брикмона, «лучший пример произвольного смешения научных, псевдонаучных и философских слов, какие только можно найти». Тесно сотрудничавший с Гваттари покойный Жиль Делез обладал сходным литературным талантом:
Во-первых, события-сингулярности соответствуют неоднородным рядам, которые организованы в систему, ни устойчивую, ни неустойчивую, а «метаустойчивую», наделенную потенциальной энергией, в которой распределяются различия между рядами… Во-вторых, сингулярности характеризуются процессом автоунификации, который всегда подвижен и смещен настолько, что парадоксальный элемент пробегает ряды и заставляет их резонировать, сворачивая соответствующие сингулярные точки в одну случайную точку и все выбросы, все бросания костей в один результат.
Здесь мне вспоминается характеристика, которую дал в свое время Питер Медавар одной из разновидностей стиля французских интеллектуалов (отметьте, кстати, какой контраст дает собственная простая и изящная проза Медавара):
Стиль стал предметом первой необходимости, и какой стиль! По-моему, он напоминает самодовольную, надменную поступь, исполненную чванства — действительно высокий стиль, но похожий на балет с поминутными остановками в заученных позах как бы в ожидании взрыва аплодисментов. Он самым прискорбным образом сказался на качестве современной мысли…
Возвращаясь к тому же предмету, Медавар говорит:
Я мог бы привести свидетельства того, что началась целая кампания по дискредитации ясности изложения. Один из авторов, писавших о структурализме в «Таймс литерари сапплмент», высказал идею, что мысли, сбивчивые и запутанные по причине их глубины, лучше всего выражать преднамеренно неясной прозой. Какой нелепый вздор! Мне вспоминается один уполномоченный по гражданской обороне в Оксфорде во время войны, который, когда яркая луна, казалось, сводила на нет все усилия по светомаскировке, уговаривал нас носить темные очки. Но он-то говорил это не всерьез.
Это отрывок из лекции Медавара «Наука и литература» 1968 года, впоследствии напечатанной в книге «Республика Плутона» (Medawar, Р. В Pluto’s Republic Oxford, Oxford University Press, 1982). С тех времен кампания по дискредитации развернулась с новой силой.
Делез и Гваттари совместно и каждый сам по себе написали книги, которые знаменитый Мишель Фуко относил к «величайшим из великих»:
Возможно, когда-нибудь нынешний век будет известен как век Делеза.
Однако Сокал и Брикмон отмечают, что в этих текстах можно найти горстку понятных предложений — иногда банальных, иногда ошибочных, — и некоторые из них мы прокомментировали в сносках. Что касается остального, то пусть читатели судят сами.
Это довольно жестоко по отношению к читателям. Несомненно, существуют мысли столь глубокие, что большинству из нас не понять языка, на котором они высказаны. Несомненно также, что существует язык, созданный специально для того, чтобы скрывать отсутствие достойной мысли. Но как отличить одно от другого? Что, если лишь наметанный глаз эксперта может определить, голый ли король? В частности, как узнать, действительно ли глубока модная французская «философия», последователи и сторонники которой уже заняли обширные области в американской университетской среде, или же это пустые разглагольствования жуликов и шарлатанов?
Сокал и Брикмон преподают физику в Нью-Йоркском университете и Левенском университете соответственно. Они ограничились критикой тех книг, в которых есть отсылки к концепциям физики и математики. Они знают, о чем говорят, и их вердикт однозначен. Это относится, например, к Жаку Лакану, которого чтут многие сотрудники гуманитарных отделений всех американских и британских университетов — несомненно, отчасти потому, что он прикидывается, что разбирается в математике:
Хотя Лакан использует много ключевых слов из математической теории компактности, он, произвольно смешивая их, менее всего озабочен их значением. Его «определение» компактности не просто неверно: оно вообще лишено всякого смысла.
Вслед за этим они цитируют следующий примечательный образец рассуждений Лакана:
Откуда вытекает следующая формула, если подсчитать это значение в используемой нами алгебре:S (означающее) / s (означаемое) = s (высказывание),где при S = (-1) мы имеем: s = √-1.
Не нужно даже быть математиком, чтобы понять: это смехотворно. Здесь вспоминается персонаж Олдоса Хаксли, который доказывал существование Бога, разделив некое число на ноль и получив бесконечность. В своих дальнейших рассуждениях, вполне типичных для этого жанра, Лакан приходит к выводу, что наш эректильный орган
можно приравнять к √-1 более высоко произведенного значения, к √-1 наслаждения, которое он восстанавливает посредством коэффициента своего высказывания в функции нехватки означающего: (-1).
Чтобы убедиться, что автор этого — обманщик, не обязательно профессионально разбираться в математике, как Сокал и Брикмон. Быть может, он честно рассуждает о предметах, не связанных с естественными науками? Не знаю, но философ, пойманный на приравнивании эректильного органа к квадратному корню из минус единицы, по-моему, не вызывает никакого доверия и тогда, когда речь заходит о вещах, в которых я совсем не разбираюсь.
Еще один «философ», которому Сокал и Брикмон посвятили целую главу, — феминистка Люс Иригарей. В пассаже, напоминающем известное феминистское описание труда Ньютона «Математические начала натуральной философии» (определяемого как «руководство насильника»), Иригарей утверждает, что уравнение Е =mc² — это «сексистское уравнение». Почему? Потому что оно «ставит скорость света в привилегированное положение по отношению к другим скоростям, в которых мы жизненно заинтересованы». Столь же типичен для обсуждаемой философской школы тезис Иригарей о механике жидкостей. Наука, видите ли, несправедливо пренебрегала жидкостями. «Мужская физика» ставит в привилегированное положение жесткие, твердые вещи. Американская толковательница этого философа Кэтрин Хейлс имела неосторожность пересказать ее мысли (сравнительно) понятным языком. В кои-то веки мы можем без особых помех рассмотреть короля, который и в самом деле оказывается голым:
Привилегированное положение механики твердых тел по отношению к механике жидкостей и, более того, полную неспособность науки разобраться в турбулентных потоках она связывает с ассоциацией жидкости и женского начала. В то время как у мужчин есть половой орган, который выдается и становится твердым, у женщин есть отверстие, из которого вытекают менструальная кровь и вагинальная жидкость… В этом ракурсе не удивительно, что наука не смогла выработать успешную модель турбулентности. Проблема турбулентных потоков не может быть решена, потому что концепции жидкостей (и женщин) были сформулированы так, чтобы что-то неизбежно оставалось невысказанным.
Не нужно быть физиком, чтобы увидеть абсурдность подобных аргументов (тон которых нам слишком хорошо знаком), но приятно, что у нас есть Сокал и Брикмон, которые могут объяснить истинную причину того, что турбулентные потоки остаются сложной проблемой (уравнения Навье — Стокса трудны для решения).
Сходным образом Сокал и Брикмон показывают, что Бруно Латур путает относительность с релятивизмом, разоблачают «науку постмодерна» Лиотара, а также широко распространенные и вполне предсказуемые неоправданные отсылки к теореме Геделя, квантовой теории и теории хаоса. Прославленный Жан Бодрийяр — один из многих, кто находит теорию хаоса удобным инструментом, чтобы одурачить читателей. И вновь Сокал и Брикмон помогают нам, анализируя трюки. Следующее предложение, «хотя и построено при помощи научной терминологии, с научной точки зрения лишено всякого смысла»:
Может быть, следует и историю рассматривать как хаотическое образование, где ускорение кладет конец линейности и где турбулентности, вызванные ускорением, окончательно отдаляют историю от ее конца — точно так же, как они отдаляют следствия от их причин.
Я не буду цитировать дальше, поскольку, как говорят Сокал и Брикмон, текст Бодрийяра «продолжается с постепенно нарастающей бессмысленностью». И вновь они обращают наше внимание на «высокую плотность научных и псевдонаучных слов, вставленных в предложения, которые, насколько мы можем судить, совершенно лишены смысла». Их вывод о Бодрийяре был бы справедлив в отношении любого другого из критикуемых здесь — и прославляемых по всей Америке — авторов:
Подводя итог, в работах Бодрийяра можно найти большое число научных терминов, которые использованы совершенно без внимания к их значениям и, более того, помещены в явно не подходящий им контекст. Воспринимаются ли они как метафоры или нет, едва ли они могут сыграть какую-то роль, кроме придания видимости глубины банальным рассуждениям о социологии и истории. Кроме того, научная терминология смешивается со столь же небрежно используемой ненаучной терминологией. В конечном счете, возникает вопрос, что останется от идей Бодрийяра, если стереть весь покрывающий их словесный глянец.
Но разве постмодернисты не утверждают, что они лишь «играют в игры»? Разве вся суть их философии не состоит в том, что все преходяще, не существует абсолютной истины, любой текст имеет такой же статус, как и любой другой, ни одна из точек зрения не имеет привилегированного положения? Учитывая их собственные критерии относительной истины, разве не несправедливо отчитывать их за баловство с игрой слов и шуточки с читателями? Возможно, но тогда возникает вопрос, почему их писания так невыносимо скучны. Разве игры не должны быть по крайней мере занимательными, а не надутыми, торжественными и претенциозными? Что еще важнее, если они только развлекаются шутками, почему тогда они поднимают такой страшный вой, когда кто-то решает пошутить над ними самими? У истоков книги «Интеллектуальные уловки» лежит устроенный Аланом Сокалом блистательный розыгрыш, феноменальный успех которого вовсе не был встречен радостным смехом, на который, казалось бы, можно было рассчитывать со стороны тех, кто поднаторел в деконструктивных играх. Очевидно, когда вы сами попадаете во влиятельные круги, вам уже не смешно, когда по чьей-то вине лопается ваш мыльный пузырь.
Как теперь известно, в 1996 году Сокал отправил в американский журнал «Social text» статью, озаглавленную «Нарушая границы: к вопросу трансформативной герменевтики квантовой гравитации». Статья от начала до конца была бессмыслицей, пародией на меташатания постмодернистов. На этот розыгрыш Сокала вдохновила важная книга Пола Гросса и Нормана Левитта «Высшее суеверие: университетские левые и их тяжба с естественными науками», которая получила широкую известность в Америке и заслуживает такой же известности в Британии. Сокалу трудно было поверить в то, что он прочитал в этой книге, но он нашел по ссылкам цитируемую постмодернистскую литературу и убедился, что Гросс и Левитт ничуть не преувеличивают. Тогда он решил как-то с этим бороться. Как сказал Гэри Камия, любому, кто провел много времени, продираясь сквозь лицемерные, полные жаргона обскурантистские словоизлияния, которые признаются теперь в гуманитарных науках за «передовые» идеи, было ясно, что рано или поздно это должно было случиться: какой-нибудь толковый ученый, вооруженный не такими уж секретными паролями («герменевтика», «трансгрессивный», «лакановский», «гегемония» — вот лишь немногие из них) должен был написать насквозь фальшивую статью и успешно опубликовать ее в одном из новомодных журналов. В работе Сокала есть все нужные слова. В ней цитируются все лучшие авторы. В ней бичуются грешники (белые мужчины, «реальный мир»), восхваляются праведники (женщины, обобщенные метафизические бредни)… И она представляет собой полнейшую, чистейшую чушь — факт, почему-то ускользнувший от внимания почтенных редакторов журнала «Social text», которые теперь, должно быть, испытывают то отвратительное чувство, что поразило троянцев на следующее утро после того, как они вкатили в свой город прекрасного дареного коня.
Статья Сокала, должно быть, показалась редакторам настоящим подарком, потому что в ней физик говорил все те «прогрессивные» вещи, которые они хотели услышать, нападал на «постпросвещенческую гегемонию» и такие тухлые идеи, как существование реального мира. Они не знали, что Сокал напичкал статью вопиющими научными ляпами, такими, что их немедленно заметил бы любой рецензент, имей он хотя бы степень бакалавра по физике. Но таким рецензентам статью не направляли. Редакторы — Эндрю Росс и его коллеги — удовлетворились тем, что идеология этой статьи согласовалась с их собственной, а кроме того, им, возможно, польстили ссылки на их собственные публикации. За эту бесславную редакторскую работу они по праву удостоились Шнобелевской премии по литературе за 1996 год.
Несмотря на дурацкое положение, в которое они попали, и на декларируемый ими феминизм, эти редакторы играют роль «самцов-доминантов» в академическом мире. Вышеупомянутому Эндрю Россу с его постоянной ставкой хватает наглости говорить, например:
Я рад избавиться от отделений английского языка. Начать с того, что я терпеть не могу литературу, а отделения английского языка обычно кишат людьми, которые ее обожают.
Хватает ему и тупого самодовольства, чтобы начинать книгу об «исследовании естественных наук» словами:
Эта книга посвящается всем преподавателям естественных наук, которых у меня никогда не было. Только без них она и могла быть написана.
Он и подобные ему крупные «исследователи» культуры и наук — отнюдь не какие-то безобидные чудаки из третьесортных государственных колледжей. У многих из них есть постоянные профессорские ставки в лучших университетах Америки. Такие, как они, входят в состав комиссий по распределению выпускников, где пользуются своей властью над молодыми людьми, среди которых иные втайне стремятся сделать честную университетскую карьеру, занимаясь литературоведением или, скажем, антропологией. Я знаю (многие из них сами говорили мне), что в гуманитарных науках есть добросовестные люди, которые могли бы осмелиться выступить открыто, но их запугивают, и они молчат. Для них Ален Сокал всегда будет героем, и ни один человек, обладающий чувством юмора или чувством справедливости, не станет с этим спорить. Этому, кстати, способствует и то, что его собственный послужной список как человека левых убеждений безупречен (хотя это, строго говоря, не имеет отношения к делу).
В подробном патологоанатомическом исследовании своего знаменитого розыгрыша, также поданном в «Social text», но, как и следовало ожидать, отвергнутом редакцией и опубликованном в другом журнале, Сокал отмечает, что помимо многочисленных полуправд, обманов и нелогичностей его статья содержала некоторые «синтаксически корректные предложения, совершенно лишенные смысла». Он жалеет, что их было слишком мало:
Я очень старался, работая над ними, но обнаружил, что, за исключением редких приступов вдохновения, мне просто недостает умения.
Если бы он писал свою пародию сегодня, ему, несомненно, помог бы «Генератор постмодернизма» — виртуозное произведение, которое создал программист Эндрю Булхак из Мельбурна. Всякий раз, когда вы заходите на сайт Elsewhere.org, он спонтанно генерирует для вас, безупречно следуя грамматическим правилам, новый, превосходный, невиданный ранее образец постмодернистского дискурса.
Я только что заходил туда, и генератор выдал мне статью в 6000 слов, озаглавленную «Теория капитализма и подтекстовая парадигма контекста», авторами которой значатся «Дэвид И. Л. Вертер и Рудольф дю Гарбандье, отделение английского языка, Кембриджский университет» (что в высшей степени справедливо, потому что именно в Кембриджском университете Жак Деррида недавно удостоился почетной докторской степени). Вот характерное предложение из этой впечатляющей интеллектуальной работы:
Исследуя теорию капитализма, мы сталкиваемся с выбором: отвергнуть неотекстуальный материализм либо заключить, что социум имеет объективную ценность. Если справедливы положения диалектического деситуационизма, то необходимо выбрать между хабермасовским дискурсом и подтекстовой парадигмой контекста. Можно сказать, что субъект контекстуализируется в текстуальный национализм, который включает истину как реальность. В некотором смысле предпосылка подтекстовой парадигмы контекста гласит, что реальность происходит из коллективного бессознательного.
Посетите этот сайт. Это буквально неисчерпаемый источник случайно генерируемой синтаксически корректной бессмыслицы, которая отличается от своего прообраза только тем, что ее приятнее читать. Он позволяет генерировать хоть тысячу статей в день, каждая из которых уникальна и готова к публикации — и даже снабжена пронумерованными сносками в конце. Рукописи посылать на имя коллектива редакции журнала «Social text», с двойным межстрочным интервалом в трех экземплярах.
Что же касается более сложной задачи — отвоевать отделения гуманитарных и общественных наук для настоящих ученых, — представители мира естественных наук Сокал и Брикмон вслед за Гроссом и Левиттом лишь подали дружеский и сочувственный пример. Остается надеяться, что найдется кому за ними последовать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий