68-летний Николай Володин вышел на редакцию самостоятельно. Бывший сотрудник секретного Государственного института органической химии и технологии (ГНИИОХТа), где разрабатывались мощнейшие яды в СССР, сообщил, что «Новичок» испытывался под его контролем, подтвердив его существование. И сказал, что готов «поделиться соображениями насчет отравления» экс-полковника ГРУ Сергея Скрипаля и его дочери Юлии. Николай Володин по образованию химик, но фактически занимался в ГНИИОХТе оперативной работой, возглавляя «отдел по режиму». Володин следил за тем, чтобы о деятельности ГНИИОХТа не узнали лишнего ни советские граждане, ни западный противник. «Володин работал под началом КГБ и ушел за год до того, как в прессе мной была раскрыта тайна существования «Новичка», — говорит другой сотрудник института Вил Мирзаянов. С Володиным мы встречаемся в торговом центре недалеко от МГУ.
— То вещество, о котором говорит Мирзаянов, называя его «Новичком», придумано нашим коллегой Петром Кирпичевым, в начале 1970-х, — говорит Володин. — Вокруг авторства была очень неприятная история. Директор ГНИИОХТа, Герой Социалистического Труда Иван Васильевич Мартынов фактически отобрал у Кирпичева авторство и передал своему сыну Борису. Но сам Кирпичев, который работал в нашем филиале в Саратовской области, узнал об этом не сразу. Документация института, сами понимаете, была секретной. Тем не менее Кирпичев замечал, что приоритет в дальнейшей работе почему-то не у него, а у Бориса Мартынова, а затем он все же раздобыл документы и все увидел сам. Что касается Бориса, он получил лабораторию и, соответственно, почести и славу. И скандал с авторством не особо изменил ситуацию. Сами понимаете, в СССР с вопросами авторских прав было все очень непросто.
— Изобрели вещество в начале 70-х, а приняли ли его на вооружение, или это секрет?
— Знаю точно, что на момент 1991 года никто его так и не принял. Я ушел в 91-м, а испытания еще проходили. Вещество уникальное. Тем более учитывая тот факт, что разработанный нами тот же «33-й» (нервно-паралитическое отравляющее вещество, аналог американского VX. — Ред.), грубо говоря, не работал, «33-й» в боевых условиях очень быстро разлагался.
А у «Новичка» эффект был совершенно мощнейший. Это было нечто, это как маленькая атомная бомба.
Это показывали испытания в том же Нукусе (спецполигон ГНИИОХТа в Узбекистане. — Ред.). Испытания шли на животных. Практика была следующая: ближе к эпицентру [атаки] обычно ставились ловушки-клетки с собаками, чтобы они не могли убежать. Дальше от эпицентра помещали собак, просто привязанных к колышкам. Потом смотрели распространение облака и, соответственно, поражающий эффект…
— То есть испытывался именно эффект массового поражения, не точечного?
— Только. Только массового. Поэтому когда я услышал о событиях в Англии, понял, что применение «Новичка» было маловероятным.
Иначе трупов бы там было вплоть до нескольких сотен, так как вещество очень сильное и распространение [у него] мощное. И я согласен с Углевым (Владимир Углев, один из разработчиков «Новичка», на днях также дал интервью изданию The Bell. — Ред.) в том, что английские ученые пока своего слова не сказали и надо подождать их заключения насчет природы вещества. Может, это действительно был «Новичок», а может, и нет. У меня же пока сомнения — из-за скромных последствий инцидента со Скрипалем.
— Но ведь все зависит от дозировки?
— Да. Нужно также рассматривать три основных способа заражения. Первый — это ингаляция, когда вдыхает человек, второй — это через пероральное воздействие, через рот, и третий — это на открытый участок кожи. В случае со Скрипалем непонятно, какой был способ. Если при отравлении применялась фосфорорганика, тот же «Новичок», то заражение должно было произойти недалеко от того места, где их нашли. Потому что
действие практически моментальное при любом способе заражения. Я это видел сам на животных.
Поэтому большой вопрос в том, как его применить точечно и при этом попасть в цель и остаться в живых самому исполнителю. На открытом участке в городе это непростая задача, подует ветер — и привет. В помещении риск для исполнителя еще более серьезный.
— Вы говорите, что «Новичок» — слишком «грязный» способ для убийства одного человека. Но я тогда просто напомню о том, что Литвиненко отравили полонием…
— Не спорю. Вы говорите про демонстративное убийство, но его можно было организовать попроще, например, используя производные фентанила. Это обездвиживающие вещества временного действия, но можно подобрать, во-первых, дозу очень сильную, когда у вас не только происходит обездвиживание, но у вас начинают останавливаться внутренние органы, а дальше — либо у вас начинается токсический отек легких, либо останавливается сердце. Сначала произошло обездвиживание, как паралич, а потом начинают выходить из строя органы, и все. Мощные вещества на основе фентанила также разрабатывались у нас в институте.
Как раз перед моим уходом разрабатывался один из вариантов фентанила именно как боевое вещество, и тоже вот именно как бинарная система.
— А какова область применения этого вещества?
— Оно тоже массового в какой-то степени поражения. Действует какое-то время на обездвиживание противника, выводя его из строя. В чем его преимущество как оружия? Если, например, атаковать какое-то поселение или город летальным оружием, то люди погибают, а инфраструктура вся остается без присмотра, начинается процесс разрушения: где-то возникла искра — взрыв, где-то реакторы перегрелись. Пошли техногенные последствия.
А здесь [при использовании нелетального химоружия] просто выводят из строя людей. Их вроде не убивают полностью, а мы занимаем место, и при этом у нас все остается.
— Какая могла быть доза, учитывая, что Скрипали находятся в коме?
— Если говорить о тех веществах, которые разрабатывались в последнее время, то это где-то 0,1 мг на килограмм веса. Атаковать им можно точно так же, как и рицином, — на открытый участок кожи или, может быть, в виде какого-то разбрызгивания. Но вариантов нанесения довольно-таки много, в том числе и перорально. Поэтому здесь вариантов возможно совершенно огромное количество. И кстати говоря, разработками специальных ядов занимался не только ГНИИОХТ, был еще один институт. Он, кстати, находится здесь недалеко, в высотке на проспекте Вернадского (череда научно-исследовательских центров на проспекте Вернадского, подведомственных ФСБ. — Ред.). Один из моих однокурсников по Академии химзащиты возглавлял там лабораторию. Кроме прочего ее сотрудники даже проводили исследования и давали заключение по Туринской плащанице, пытались определить время ее возникновения. Это было сложно, потому что тот анализ по углероду не очень точный. Тем не менее они заключили, что с большой долей вероятности плащаница настоящая.
— Эти НИИ на Вернадского были в советский период при КГБ?
— Да, и сейчас остались. Сам я туда не приходил ни разу. Но было очень много пересечений с ними все равно.
— Как строилось ваше взаимодействие с КГБ? Насколько они были причастны к разработкам спецядов?
— Они неусыпно наблюдали. Во всех институтах и на предприятиях были заместители директора по режиму и были кураторы.
Кураторы — это сотрудники Комитета госбезопасности, они были прикомандированы к институту и работали напрямую со службами режима прежде всего, и им также было разрешено иметь информаторов.
— Стукачей?
— Можно и так сказать. У них в подчинении было некоторое количество таких людей, через которых они получали информацию, и можно было только догадываться какую. Единственное, что могу сказать стопроцентно: под каждый праздник, 7 ноября, майские, собиралась информация со всех, тем более с нас как работников режима, — какие разговоры ходят, о чем шутят, кто что думает о КПСС.
Информаторами могли быть кто угодно — и ученые, и уборщицы, и слесари. За это не платили, никаких вознаграждений не было.
— Вы говорили, что у КГБ была своя химлаборатория. Чем она занималась? Дорабатывала ваши изобретения?
— Нет, у них были совершенно самостоятельные лаборатории, которые занимались многими вещами, о которых лучше не говорить. Это большой отдел, который имел различные лаборатории, предприятия. Они работали с тем, что приходило из-за рубежа [от агентов внешней разведки]. Но один раз был случай, когда мы в ГНИИОХТе сделали некую смесь и отдали им, чтобы они смогли попытаться определить, что это за вещества. И они не смогли.
Комментариев нет:
Отправить комментарий