Так рождалась Америка. Бунт против гробокопателей
Тайна негритянского кладбища
1788 год. Нью-Йорк.
Прошло почти пять лет с момента подписания Парижского мира, который положил конец Войне за независимость. США переживают период бурного экономического роста, а Нью-Йорк становится центром торговли молодой страны. Его население стремительно растет, сам город расширяется и выходит за пределы Манхэттена. Густая заселенность приводит к появлению заразных болезней и эпидемиям холеры. Власти города пытаются решить проблему, приглашая врачей из других штатов и даже из-за рубежа, но их все равно не хватает. Впрочем, проблема здравоохранения меркнет перед теми торговыми и финансовыми возможностями нью-йоркских гаваней и доков и первых компаний, в которых начинается восхождение таких в будущем влиятельных кланов, как всесильные Вандербильты. Поэтому в 1785 году столица США переносится в Нью-Йорк, казалось навсегда.
Но в 1788 году в Нью-Йорке происходит событие, которое до сих пор не любят вспоминать многие американские историки, настолько его неприглядный образ выбивается из «героической революционной эпохи». Между тем именно оно повлияло не только на историю «Big apple», но и на само дальнейшее развитие самых разнообразных принципов американской системы: от юриспруденции до науки и народной культуры.
История эта началась задолго до описываемых событий, еще в эпоху британского владычества. Тогда Нью-Йорк был типичным колониальным городом, где негритянские рабы составляли значительную часть населения и использовались в основном на тяжелых работах, таких как строительство или осушение болот. За их здоровьем следили мало, полагая, что лечение раба обойдется его хозяину дороже, нежели покупка другого. Доктора же предпочитали обслуживать состоятельных англичан и голландцев. Поэтому смертность среди рабов была столь высокой, что кладбище к северу от улицы Чемберс увеличивалось на несколько могил еженедельно, особенно в период суровых зим.
Этим пользовались студенты-медики из расположенного неподалеку Колумбийского колледжа. Для обучения и практики им необходимо было препарировать трупы, но по тогдашним законам это было невозможно. Во-первых, это противоречило тогдашним религиозным представлениям американских законодателей, во-вторых, сам статус учебного заведения не предполагал настолько «глубокое» обучение будущих врачей. Власти Нью-Йорка упорно не желали создавать у себя университет, несмотря на предложения самого Джорджа Вашингтона.
Что же было делать в такой ситуации студентам, обуреваемым не только жаждой познания, но и стремлением стать знающими врачами, которым больше платят? На протяжении долгих лет именно негритянское кладбище стало главным «поставщиком» материалов для Колумбийского анатомического театра. Рабов хоронили за пределами города в безлюдном районе, поэтому медикам или тем, кого они нанимали для похищения трупов, помешать никто не мог.
Как правило, похищение происходило глубокой ночью. При тусклом свете фонарей похитители расстилали брезент, на который собирали отваленную землю, чтобы она не попала на соседние могилы. Затем добирались до гроба, делали на крышке дыру, через которую вытаскивали тело. Одежду, как правило, оставляли в гробу, после чего аккуратно возвращали отваленную землю назад. На жаргоне похитителей этот мрачный процесс носил название «воскрешения».
Впрочем, не всегда похитители могли скрыть свое преступление, но негритянским рабам некому было пожаловаться на это. Впрочем, незадолго до трагичных событий апреля 1788 года, а именно 3 февраля того же года делегация негров-вольноотпущенников обратилась с жалобой на гробокопателей в Совет города, но тот проигнорировал его.
Между тем наступила весна, количество свежих могил на Негритянском кладбище перестало удовлетворять студентов-медиков, и они решили вскрывать могилы на кладбищах для белых. Было ли это решение принято впервые или же эта практика осуществлялась и ранее, мы так никогда и не узнаем.
«Твоя мертвая мама помашет тебе ручкой, малыш!»
Ричард Бейли, которому скоро должно было исполниться 43 года, был настоящей знаменитостью Нью-Йорка. Статный красавец, получивший блестящее медицинское образование в Лондоне, он начал свою карьеру в качестве частного врача, затем, в годы войны служил в британской армии полевым хирургом, но впоследствии ушел из нее, сославшись на слабое здоровье. На самом деле его стихией было изучение болезней и эпидемий. Он почти отказался от частных заказов и посвятил себя бедным кварталам Нью-Йорка. Жители этих кварталов уважали доктора, который не боялся зараженных холерой или желтой лихорадкой, смело борясь за жизнь каждого, вне зависимости от национальности или достатка. Впрочем, уважение это вполне сочеталось со страхом и затаенной ненавистью: суеверные горожане догадывались, что доктор занимается вскрытием трупов, да еще и учит этому «богомерзкому» делу своих многочисленных студентов в Нью-Йоркской больнице. Сам Бейли, человек эпохи Просвещения, для которого наука была превыше всего, снисходительно слушал ворчание, издаваемое за его спиной: «Живодер! Кощунник!» Его больше интересовал процесс обучения студентов и выявления новых очагов затаившихся в трущобах болезней.
В апреле 1788 года несколько мальчишек играли у Нью-Йоркской больницы на пустыре. Вскоре игра им наскучила и от нечего делать, они подошли к фасаду здания поглазеть на загадочные колбы и бутылочки со снадобьями. Стояла довольно жаркая погода, поэтому окна больницы были распахнуты настежь. В одной из комнат мальчишки с ужасом обнаружили знакомого им студента, некоего Джона Хикса, который препарировал отрезанную человеческую руку. Очевидно, кто-то не выдержал, и в ужасе закричал, потому что Хикс тоже заметил неожиданных наблюдателей. Он то ли в шутку то ли всерьёз, взял руку и помахал ею из окна одному из подростков, сыну местного каменщика: «Твоя мертвая мама помашет тебе ручкой с того света, малыш!»
Наверное, студент не знал, что около недели назад мать этого ребенка умерла. Знай он это, вряд ли он стал бы так шутить со своей судьбой.
Дальше события разворачивались стремительно. Мальчик рассказал про страшную шутку отцу и в тот же день тот, вместе с приятелями и соседями вскрыли могилу жены. Гроб был пуст.
Докторский бунт
Слишком просто связать последовавший за этим «Doctor’s Mob Riot» или Докторский бунт только с этой страшной находкой. Скорее она послужила катализатором долго зревших процессов, спичкой над пороховой бочкой.
Жители окраин Нью-Йорка состояли в основном из новоприбывших иммигрантов из Англии и Ирландии. Они плыли в Америку за счастьем и достатком, но находили лишь нищету и безнадежность. Для них строили дешевые дома, за жилье в которых приходилось отдавать последние деньги, дома стремительно превращались в трущобы, населенные нищими, ворами и грабителями. Власти города закрывали на эти проблемы глаза, считая жителей окраин ненамного выше рабов-негров. Тогда еще не было знаменитых нью-йоркских банд, и организованная преступность была еще в зачаточном состоянии, поэтому, кстати, власти Нью-Йорка обходились простой милицией. Но население трущоб стремительно росло и искало выход накопившейся агрессии. Им не хватало только предводителей и повода. Что касается второго, то случай со студентом Хиксом был как нельзя кстати. Жители трущоб ненавидели врачей также как и жителей богатых центральных кварталов, ведь не все из них могли также бескорыстно, как Ричард Бейли лечить бедняков. Сознательно или бессознательно, бунтующие понимали, что все эти вскрытия и обучение врачей в целом никак не отразиться на их жизни. Не будем забывать и про религиозные взгляды нью-йоркцев. Гробокопательство было в их глазах не менее серьезным преступлением, чем богохульство.
У толпы появились лидеры. Они сумели сформировать что-то вроде колонны, которая, вооруженная дубинами, камнями и даже кремневыми ружьями и пистолетами подошла к больнице. Под руки им попался Райт Пост, в будущем выдающийся американский хирург, которого избили до полусмерти. Остальные врачи бежали, а бунтовщики, ворвавшись в здание, разгромили все, что можно, включая ценную коллекцию медицинских и зоологических экспонатов Бейли. Обнаруженные заспиртованные части человеческого тела еще больше разъярили бунтующих.
Конечно, они искали в первую очередь Хикса, но не найдя его, не успокоились. После недолгого совещания они решили пойти в центр города и перевернуть там все вверх дном, если это понадобится.
Битва при Бродвее
Когда бунтари пришли в блестящий центр, то власти города, не ожидая, что волнение может перекинуться на другие части города, замешкалось и не сумело собрать всю милицию. Ее незначительные отряды, вставшие на пути колонны бунтарей, были частью разоружены, частью обращены в бегство. Некоторые милиционеры сами присоединялись к бунтарям, также были разграблены несколько оружейных лавочек. Толпа разрасталась и по самым скромным подсчетам достигла двух тысяч человек.
Власти попытались образумить толпу, проведя показательные обыски в домах докторов. Бунтующие разошлись, но на следующий день снова пришли в центр, требуя справедливого суда.
Вскоре бунтари забыли про Джона Хикса. Они занялись сведением старых счетов с жителями богатых кварталов и банальным грабежом. Два дня продолжались погромы магазинов, лавок и складов. Власти Нью-Йорка оказались бессильны против этих беспорядков, правда, к их чести, следует сказать, что им удалось защитить врачей во главе с Бейли, поместив их в городскую тюрьму.
Лишь на пятый день с прибытием конницы и свежих милицейских полков, бунт стал угасать. Восставшие частью устали и разошлись по домам, частью, успев награбить ценные товары, поспешили их спрятать и также скрыться от правосудия. Некоторые бунтари, перепившись в пивных и винных лавках и кабаках, едва ли представляли военную опасность. Впрочем, наиболее стойкие бунтари соорудили баррикады у здания суда и держали там оборону до вечера шестого дня, но с темнотой, опасаясь, что их рассеет конница, все же отступили к трущобам.
В последних сражениях главы города, включая мэра Клинтона, сражались в рядах милиции с оружием в руках.
Бунт был закончен и дорого обошелся Нью-Йорку. Официально было объявлено о шести погибших (троих бунтовщиках и троих милиционерах), но, очевидно, их было гораздо больше и счет шел на десятки. Было разгромлено и разграблено множество магазинов, общественных и частных домов.
Ричард Бэйли вернется к своим обязанностям спустя некоторое время. Несмотря на недоверие горожан, он продолжит бороться с эпидемиями желтой лихорадки, много сделает для развития городской гигиены и погибнет во время эпидемии на своем медицинском посту.
Джона Хикса больше не видел никто.
Бунт как точка отсчета
Власти города и страны надолго запомнили этот бунт.
Ужесточились законы против вскрытия могил и врачам пришлось теперь довольствоваться трупами казненных преступников или погибшими на дуэлях. Они были в силе еще очень долгое время.
Через сорок лет Англию, а вслед за ней и всю Европу потрясет дело двух гробокопателей из Эдинбурга по фамилиям Бёрк и Хэр. Они столь увлеклись поставкой трупов для анатомических театров, что перешли от гробокопательства непосредственно к убийству людей. Уже после судебного процесса над ними, появились лондонские последователи этих убийц. В конце концов в 1831 году в Англии был принят Анатомический акт, согласно которому для врачей значительно облегчались условия для получения трупов для препарирования.
В США же еще долгое время кладбища охранялись иногда вооруженными людьми, а гробокопатели преследовались порой более жестко, чем грабители. Впрочем, уже к середине 19 века законы значительно смягчились, медики могли теперь препарировать трупы из городских моргов достаточно свободно. Гробокопатели исчезли или перепрофилировались в обычных расхитителей могил. Впрочем, во второй половине 19 века были зафиксированы случаи похищения покойников для получения выкупа с их родственников. Самый известный такой случай произошел в 1876 году, когда шайка фальшивомонетчиков попыталась украсть останки Авраама Линкольна, чтобы заставить власти выпустить их сообщника из тюрьмы.
Власти города, разогнав в апреле 1788 года бунтующих, вряд ли понимали значение этой, казалось бы, спонтанной вспышки ярости. Между тем, что касается Нью-Йорка, то этот бунт изменил сам дух города. Во-первых, это был первый крупный бунт именно белых горожан против властей. Город, который стремительно рос и экономика которого не успевала за ростом населения, породил страшные социальные язвы. Некоторые из них ощущаются до сих пор. Во-вторых, он показал, что организованная толпа способна на многое. Потомки бунтарей 1788 года, воспитанные на рассказах о Докторском бунте, впоследствии станут теми знаменитыми бандами Нью-Йорка, всеми этими «мертвыми кроликами», «ребятами с Бауэри», «предрассветными пиратами» и т.д. столь же жестокими, сколь и влиятельными. Они будут определять саму политику города и страны, ножом и дубинкой будут утверждать принцип, что только сила рождает власть.
И вскоре уже совсем не гробокопатели станут главной целью их агрессии. Это была проба сил и первый эксперимент организации городского «дна». Начинается 19 век.
Глеб Таргонский
Об авторе. Глеб Таргонский, историк, публицист, журналист. Специалист по истории социальных движений в США.
Комментариев нет:
Отправить комментарий