Наталия Ким поздравляет Юлия Кима
Папе 23 декабря
80 лет.
...мы идем
высоко над морем по узенькой тропиночке, внизу обрыв. Это кажется Коктебель, я
выучила новые слова «бухта» и «сердолик». Папа рассказывает мне про Пеппи,
значит, это 77-й год. Мне совсем не страшно, а мама идет внизу, потому что
боится высоты, и машет мне. Папа — это главное спокойствие и необъятный мир
моей детской жизни. С ним для меня вся земля — с городами, все моря — с
кораблями, и не сравняется с нами никакой великан.
...мы идем с папой
по красивой ухоженной улице в городе Пярну в 80-м. Смотрим на альпийские горки
и мелкие кустовые гвоздички. Я ем из фунтика землянику, а папа пытается
произносить эстонскими словами обозначение денег — рубла, копикат... он
сочиняет стихи по названиям улиц, по которым мы идем: если мы идем по Пости, то
придем мы в госте к Косте. Каруселли, Ныукогуде, Калеви, бульвар Тамсааре,
Сиде, Лайне. Все в тех стихах, но я их забыла.
…мы идем
с папой по скользким мокрым камням, моросит дождик и заливает наши очки. Это мы
в 83-м году движемся по косе к маяку от крошечного камчатского рыбацкого
поселка Ильпырь, где папа преподавал после педагогического на практике.
Проходим множество списанных кораблей и катеров, и вот он — 15-29, отчаянный
жучок, МРС, малый рыболовный сейнер, я пела про него во все горло в ванной.
Папа снимает кепку. Дождик усилился, мы поворачиваем обратно, и чай в термосе
не успевает остыть. Мы не видели рыбу-кита, но зато видели нерпу... папа
предлагает мне придумать рифму к слову "нерпа" и надолго
задумывается.
...мы
идем с папой по склону прекрасного холма в 84-м. Это мы впервые приехали в
деревню Шишаки Полтавской области. На холме стоит дом, который на долгое время
станет для нас символом всего — радости, дружбы, прекрасных людей, застольных песен,
закатов, споров и первого исполнения "Московских кухонь". Мы поем
только что сочиненную им песню про «и тую горилку дуем помаленьку». Счастье.
…мы идем
с папой по заброшенному кладбищу эстонских офицеров на далеком острове в 120 км
от Норильска в 86-м году. Их сослали туда в 40-м, они построили без единого
гвоздя прочные мощные деревянные дома и все погибли. Теперь тут дом отдыха.
Папа читает какие-то непонятные стихи, фамилия «Бродский» мне ни о чем не
говорит. Очень много грусти и тоски. Папа срывает маленький букетик и кладет на
какую-то безымянную могилу. Свистит бурундук, мы вздрагиваем и одновременно
начинаем свистеть в ответ.
...мы
идем в 88-м с папой в театр «Третье направление». Я там работаю, мне 15 лет, я
страшно горжусь собой. Папа в сотый раз смотрит спектакль по его песням. Это
чудо — песни и театр — это папа, это уникальный синтез, это то, чем он наполнен
и дышит. Я это чувствую и горжусь вдвойне.
....мы
идем с папой в 89-м по датским дюнам возле города Скаген, слева Скагерракк,
справа Каттегатт, это еще одна коса, по ней бежит заяц. Мы идем с ним купаться,
хотя вода холодная, но мы все равно будем, потому что у нас с ним есть традиция
- купаться везде, куда занесет. На берегу стоит шезлонг, в нем, закутавшись в
плед, сидит Булат Окуджава. Это они с папой на фестивале - из СССР начали
выпускать поэтов на фестивали. Мэтр ежится и принимает таблетки. Мы с папой
кидаемся медузами. Мне 16 лет, и я обожаю папу.
...мы
идем с папой под руку по скользкому асфальту в 94-м, феврале. Мне очень страшно
— меня вот-вот бросит муж, а я кажется беременна, но сказать я не могу, все
давит, все рвется внутрь. Папа внезапно тащит меня на какое-то КСПшное действо,
там очень тепло, мы поем за столом множество разных песен, а больше всех папа,
он лучше всех, он в ударе, и я понимаю, что он сейчас старается для меня,
потому что чувствует, как мне плохо. Он всегда может мне помочь без лишних
слов.
…мы идем
с папой по Автозаводскому скверу в начале сентября 1995-го. Мы только что
выпили бутылку теплой водки, потому что муж вчера меня все-таки бросил. Жарко.
Через полдня папу хватит страшнейший инфаркт. Он позвонит мне на работу и
скажет веселым голосом — меня тут увозят в больницу, но ты не переживай и арбуз
в холодильник убери — а то забродит. Я бегу домой и про себя бормочу только
одно слово «арбуз», «арбуз»... Успеваю, скорая еще не уехала. Он машет мне
рукой в окно. Один Бог знает, чего ему стоит это движение. Папа — самый
терпеливый, скромный и неприхотливый человек на свете.
…мы идем
с папой по колено в грязи, из которой он с трудом выдергивает палку — ему
трудно ходить, болит нога. Это мы в 98-м году таки оказались на Грушинском
фестивале. Перед ним расступаются люди, шепчут в спину восторженное, забегают
вперед, стараются сфотографировать его или сфотографироваться с ним. Я понимаю,
что он тут — это странно. Это не его тусовка. Мне хочется оберегать его от
толпы. Но в нем столько спокойного достоинства, что я понимаю — не нужно.
...мы
идем с папой в 99-м по каменной пыльной дороге, которая серпантином обвивает
гору — Гиват Шауль. Дорога приводит нас к белому камню на пустом участке земли.
Возле камня растет крошечный кипарис. На камне ивритские буквы — это мамина
могила. Я не успела ее похоронить и попрощаться, а папа был рядом все полгода,
что она старалась выжить. И мы стоим, осененные ее благословением — жить
дальше.
И мы
живем, уже 18 лет живем, поддерживая друг друга и оберегая, он конечно гораздо
больше все это делает, чем я. Потому что это он всем — Юлий Ким — Поэт,
драматург, писатель, правозащитник, лирический герой, клоун, затейник, третий
лишний, журавль по небу, волшебник, дон кихот, галилей... а мне он — Папа,
самый близкий, он все время идет со мной, где бы и с кем бы я ни находилась, он
научил меня смотреть на джентльмена в белом кашне, который стоит в углу комнаты
и олицетворяет собой совесть. А папа ходит как Гамлет, прямой и степенный, и
сейчас я вижу как будто нахожусь в полуметре от него, как он идет медленно по
иерусалимской улице Хель Авир и несет в авоське что-нибудь вкусное, например,
соленые фисташки в пакетике или правильный йогурт. Улица поднимается вверх,
папа замедляет шаг, а в голове его плывет самая легкая лодка в мире.
С днем
рождения, папочка. Многая лета, мэа эсрим и пусть все огни Иерусалима сегодня
горят для тебя.
Спасибо вам, шестидесятники! Вы до сих пор спасаете честь этой непутевой России!
ОтветитьУдалитьСпасибо, Борис! Лучше не скажешь...Но ЭТОТ народ как не понимал ТОГДА - так и сейчас НЕ ПОНИМАЕТ! Но как летит время - этому пацану в тельняшке уже 80 годиков. Пусть живёт и ТВОРИТ до 120. А там - посмотрим...
Удалить