Скрипач на крыше
Я уже, извините, солидный мужчина,
пожилой, умудрённый годами еврей,
но вчера вдруг почудилась мне чертовщина,
будто кто-то гуляет по крыше моей,
и доносятся сверху неясные звуки,
что-то вроде “гав-гав”, или, может, “хрю-хрю”,
я встаю, надеваю приличные брюки,
выхожу из дверей и на крышу смотрю.
А на крыше, куда я ни разу не лазал,
но надеюсь когда-то взобраться тайком,
восседает какой-то лохматый шлемазл
и по скрипке старательно водит смычком.
“Эй, на крыше! - кричу я довольно сурово, -
это что тебе - поезд? автобус? трамвай?
Видишь - ночь на дворе, половина второго!
Паганини нашёлся! Спускайся давай!”
Слышу голос шлемазла, как будто бы в дрёме:
“Ты, Наумчик, прости меня, глух и незряч:
у еврейской семьи, проживающей в доме,
должен быть непременно на крыше скрипач.
Так что гнать меня в шею - большая ошибка,
лучше ты мне на скрипке играть разреши,
потому что, Наумчик, представь себе, скрипка -
это голос еврейской безумной души.
Если грустно душе - я играю ей Баха,
если весело ей - “Чирибим-чирибом”,
я - микстура добра, я - лекарство от страха,
ангел, скрипкой своей охраняющий дом”.
“Ну, раз так, - говорю, - оставайся на крыше,
будут в доме, надеюсь, покой и уют,
и играй себе вволю, но только потише,
у меня тут соседи, боюсь - не поймут”.
Слава Богу, на крыше сидит, а не в яме,
мой домашний скрипач - не приправа к борщу,
это фрэйлэхс, и Бах, и “А идишэ мамэ”,
он, конечно, не Ойстрах, но я не ропщу...
пожилой, умудрённый годами еврей,
но вчера вдруг почудилась мне чертовщина,
будто кто-то гуляет по крыше моей,
и доносятся сверху неясные звуки,
что-то вроде “гав-гав”, или, может, “хрю-хрю”,
я встаю, надеваю приличные брюки,
выхожу из дверей и на крышу смотрю.
А на крыше, куда я ни разу не лазал,
но надеюсь когда-то взобраться тайком,
восседает какой-то лохматый шлемазл
и по скрипке старательно водит смычком.
“Эй, на крыше! - кричу я довольно сурово, -
это что тебе - поезд? автобус? трамвай?
Видишь - ночь на дворе, половина второго!
Паганини нашёлся! Спускайся давай!”
Слышу голос шлемазла, как будто бы в дрёме:
“Ты, Наумчик, прости меня, глух и незряч:
у еврейской семьи, проживающей в доме,
должен быть непременно на крыше скрипач.
Так что гнать меня в шею - большая ошибка,
лучше ты мне на скрипке играть разреши,
потому что, Наумчик, представь себе, скрипка -
это голос еврейской безумной души.
Если грустно душе - я играю ей Баха,
если весело ей - “Чирибим-чирибом”,
я - микстура добра, я - лекарство от страха,
ангел, скрипкой своей охраняющий дом”.
“Ну, раз так, - говорю, - оставайся на крыше,
будут в доме, надеюсь, покой и уют,
и играй себе вволю, но только потише,
у меня тут соседи, боюсь - не поймут”.
Слава Богу, на крыше сидит, а не в яме,
мой домашний скрипач - не приправа к борщу,
это фрэйлэхс, и Бах, и “А идишэ мамэ”,
он, конечно, не Ойстрах, но я не ропщу...
© Copyright: Наум Сагаловский, 2016
Свидетельство о публикации №116012500879
Свидетельство о публикации №116012500879
Комментариев нет:
Отправить комментарий