МАРГАРИТА АЛИГЕР. ВРАГ? ДРУГ? ПРОСТО ЖЕНЩИНА.

Поэтесса Маргарита Алигер —
«символ сталинской пропаганды»,
«идеологический диверсант»
и просто женщина

… И мы, без ханжества и лести,
за всё, чем дышим и живём,
не по-раздельному, а вместе
свою ответственность несём.

(Ярослав Смеляков)

«Мне не нравится Бродский, но он поэт и надо спасти его, защитить», — писала в своём дневнике Лидия Чуковская, дочь Корнея Чуковского.

Мне не нравятся, в большинстве своём, стихотворения Маргариты Алигер, но без неё, без её друзей и близких литературная, культурная жизнь нашей когда-то общей страны была бы неполной и вообще, возможно, могла бы сложиться по-иному.

Писать очерк о поэте, тем более, поэте-женщине, чьи стихи тебе не близки, не отвечают твоему мироощущению, и сложно и просто одновременно. Сложно, потому что всё равно необходимо выбрать нужную интонацию, настроиться с героиней на одну волну, понять хотя бы немного её чувства. Просто — потому что тебя не отвлекает магия любимых строк, не даёт отдаться потоку собственных чувств, эмоций, переживаний. Можно с лёгкой отстранённостью от текстов следовать своей концепции рассказа.

А моя концепция состоит в том, чтобы максимально очистить образ Маргариты Иосифовны Алигер от ярлыков и зачастую несправедливых характеристик. Ведь эту несправедливость, без возможности оправдаться, создавали как раз люди, не желающие нести ответственность за наше прошлое, которое «по-равному принадлежит» всем.

В одной из статей о творчестве Маргариты Алигер я прочитала, что, готовя к переизданию в 1960-м году, в самый разгар оттепели, свою поэму «Зоя», она отказалась вычеркнуть из текста упоминание о Сталине. А ведь другие в это же самое время убирали из своего творческого наследия не страницы, а целые периоды. Не думаю, что М. Алигер была убеждённой сталинисткой. Да, она оставалась верна своим идеалам, не отказывалась от своего прошлого, своих заблуждений, готова была нести за это прошлое личную ответственность, без скидки на масштаб своей личной вины как носителя и проповедника определённой идеологии.

Интересно, что даже шутливое прозвище «Алигерица», данное ей Анной Ахматовой, в устах «ниспровергателей» поэтессы звучит как один из ярлыков. А ведь, скорее всего, в этом прозвище просто обыгрывалось сходство фамилии поэтессы с названием всем известного животного. Представить себе серьёзно маленькую, хрупкую Маргариту Алигер в роли опасного хищника всё же, согласитесь, тяжело.

«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе»…

Из стихотворения Маргариты Алигер «По ком звонит колокол» (1961 год):

Как странно томит нежаркое лето звучаньем, плывущим со всех сторон, как будто бы колокол грянул где-то и над землёй не смолкает звон…

Колокол… Мне-то какое дело? Того и в глаза не видала я… Но почему-то вдруг оскудела, осиротела судьба моя. Как в комнате, в жизни пустынней стало, словно бы вышел один из нас. Навеки… Я прощаться устала. Колокол, это в который раз? Неумолимы твои удары, ритмичны, рассчитаны и верны. Уходят, уходят мои комиссары, мои командиры с моей войны… … В мире становится всё просторней. Время сечёт вековые дубы. Но остаются глубокие корни таланта, работы, борьбы, судьбы. Новых побегов я им желаю, погожих, солнечных, ветреных дней. Но колокол, колокол, не умолкая, колокол стонет в душе моей.

Из официальной биографии Маргариты Алигер:

Маргарита Иосифовна Алигер (Алигер-Макарова) — русская советская поэтесса, драматург. Родилась в Одессе 24 сентября 1915 года. Летом 1933 года в «Огоньке» были впервые напечатаны её стихотворения: «Будни» и «Дождь». Через год Алигер поступила в Литературный институт имени А. М. Горького. В 1937 году Маргарита Иосифовна заканчивает институт. Начинают выходить её сборники — «Год рождения» (1938), «Железная дорога» (1939), «Камни и травы» (1940).

В 1942 году увидела свет поэма «Зоя», посвящённая подвигу Зои Космодемьянской. Поэма в 1943 году была удостоена Сталинской премии; она переведена на многие языки. Благодаря поэме, после которой её имя получило широкую известность, Алигер стала символом сталинской патриотической пропаганды.

Кстати, как рассказывал протоиерей Михаил Ардов, огромная популярность поэмы о Зое Космодемьянской привела к тому, что на московских прилавках появились даже шоколадные наборы с её портретом. И вот тогда Маргарита Алигер вступилась за честь своей героини и добилась того, что конфеты с её изображением из продажи исчезли.

Алигер была членом редколлегии альманаха «Литературная Москва», который был провозвестником «оттепели».

В шестидесятых и семидесятых годах поэтесса побывала во многих странах. Ею были написаны известные циклы стихотворений: «Две встречи», «Японские заметки», «Стихи издалека», «Италия моей души», «Из французской тетради», «Печальная Испания».

Особое место в творчестве Алигер занимает прозаическая книга «Возвращение в Чили», написанная в результате двух поездок в Латинскую Америку. В семидесятых годах поэтесса почти не печатала своих стихотворений, переключившись на воспоминания и критику. К лучшим страницам книги о поэзии и поэтах «Тропинка во ржи» принадлежат воспоминания об А. Ахматовой, А. Твардовском, Э. Казакевиче.

Маргарита Иосифовна погибла в августе 1992-го в результате нелепейшего несчастного случая — она свалилась в глубокую канаву неподалёку от своей дачи в посёлке Мичуринец Московской области.

5 августа «Литературная газета» опубликовала некролог «Памяти Маргариты Алигер». Его подписали 25 известных поэтов и писателей: А. Вознесенский, Д. Данин, Е. Евтушенко, Е. Долматовский, Л. Либединская, Е. Матусовский, Б. Окуджава, Л. Разгон и др.

Полнее о жизни Маргариты Иосифовны Алигер можно прочитать в очерке Лазаря Медовара «Маргарита Алигер: жизнь в литературе».

Маргарита Алигер:

Смолоду меня бесконечно тревожило, что нет в моей биографии никаких эффектных подробностей и невероятных обстоятельств, и что, пожалуй, всю-то её я без труда могла бы уместить на одной странице, и мне всегда бывало трудно её писать или рассказывать…

Где-то между 1931-м и 1934-м годами в Москве, судя по всему, в литературном кружке при журнале «Огонёк» встретились юная Маргарита и один из будущих советских поэтов Ярослав Смеляков (1912–1972). По воспоминаниям людей, знавших эту историю короткой юношеской любви, было им слегка за 20. Наверное — поскольку Рита переехала в Москву в 1931 году, а Ярослав был в 1934-м репрессирован по ложному обвинению, выйдя на свободу в 1937-м.

А интересен этот кратковременный роман «мистической» историей массивного серебряного кольца с масонской эмблемой, подаренного Смеляковым Маргарите Алигер после их разрыва: «Помни, пока будешь носить кольцо, у меня всё будет хорошо»…

Каждый раз, когда кольцо пропадало из виду, со Смеляковым действительно что-то случалось. И впервые — когда его арестовали. Потом кольцо сломалось и долго лежало в ящике. После смерти Ярослава Смелякова Маргариту Алигер пришла навестить её давняя подруга, Лидия Либединская (жена писателя Юрия Либединского). Вот тут-то опять всплыла история кольца, и Маргарита Иосифовна полезла в ящик.

Она пошла в кабинет, слышно было, как она открывает ящик, шуршит бумагами, и вдруг раздался громкий, отчаянный крик. Я бросилась к ней. Маргарита стояла на пороге, бледная как полотно, держала в руках кольцо и, еле шевеля губами, повторяла:

— Целое, оно целое, Лида!.. Я взяла у неё кольцо — оно и вправду было совершенно целое — никаких следов починки, спайки.

«Видно, замкнулась жизнь, замкнулось и кольцо», — сказала Маргарита Алигер.

Но остались хорошие стихи. Вот хотя бы это — Ярослав Смеляков, 1940 год:

Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду…

В самом конце 30-х годов Маргарита Алигер вышла замуж. Её муж, Константин Макаров-Ракитин (1915–1941), окончил Московскую консерваторию, учился в аспирантуре у Н. Я. Мясковского. Еще в Ростове-на-Дону, где Константин окончил музыкальную школу, его усыновила педагог Н. Ракитина (отсюда и двойная фамилия).

Маргарита Алигер:

Быт ломал меня с жестокой неумолимостью. Муж мой, как и я, ещё учился, был аспирантом Московской консерватории, жить мы начинали на две стипендии. Родился сын. Тяжёлая болезнь на время вообще лишила меня возможности писать. А когда всё начало налаживаться, в работе обнаружились серьёзные трудности совсем иного характера… Писала я тогда мало и всё что-то не то, что-то очень неотчётливое и неорганичное. И вот тогда меня постигло несчастье, страшнее которого ничего не могло быть, — после долгой тяжёлой болезни умер мой маленький сын. Горе, потрясшее меня, перевернув мою душу, открыло в ней, видимо, новые источники жизненной и творческой энергии, и меня словно что-то швырнуло в работу. Это была бессознательная форма самозащиты, потому что работа, и только она, могла меня поддержать и спасти в то время…

Как только началась Великая Отечественная война, Константин ушёл добровольцем на фронт и вскоре погиб в бою под Ярцевом. Он успел написать несколько песен на стихи своей жены, несколько фортепианных пьес и оперу «Невеста солдата» по повести В. Катаева «Шёл солдат с фронта» (либретто М. Алигер).

— Как же ты не умерла от пули? От конца уже невдалеке я осталась жить, не потому ли, что в далёком камском городке, там, где полночи светлы от снега, где лихой мороз берёт своё, начинает говорить и бегать счастье и бессмертие моё. — Как же ты не умерла от пули, выдержала огненный свинец? Я осталась жить, не потому ли, что, когда увидела конец, частыми, горячими толчками сердце мне успело подсказать, что смогу когда-нибудь стихами о таком страданье рассказать… (Из стихотворения 1941 года «С пулей в сердце я живу на свете…»)

… Навеки. И вот уже больше не будет ни счастья, ни бед, ни обид, ни молвы, и ласка моя никогда не остудит горячей, бедовой твоей головы. Навеки. Мои опускаются руки. Мои одинокие руки лежат… Я в комнате той, где последние звуки, как сильные, вечные крылья, дрожат. Я в комнате той, у дверей, у порога, у нашего прошлого на краю… Но ты мне оставил так много, так много: две вольные жизни — мою и твою… (Из стихотворения «Музыка», 1942 год)

Елена Мушкина. «Век одной семьи»:

Алигер, маленькая, худенькая, «карманная» женщина, жила в районе Миусской площади, в Доме композиторов. Ахматова называла её Алигерицей. С девятимесячной дочкой Таней она уехала в эвакуацию в Чистополь. Потом родилась вторая девочка, Маша, дочь Фадеева. Говорили, очень на него похожая. Маргарита дружила с Либединскими. Мы с мамой путали: у Либединских по старшинству — Маша и Таня, у Алигер — Таня и Маша…

Писатель Александр Фадеев, автор «Молодой гвардии», в то время был женат вторым браком на актрисе МХАТ Ангелине Степановой и воспитывал её старшего сына, тоже Александра, которого усыновил и дал свою фамилию. Второй, общий их сын, Михаил, родился через год после Марии Алигер, в 1944 году.

Дни стояли сизые, косые, непогода улицы мела. Родилась я осенью в России И меня Россия приняла, — напоила беспокойной кровью, водами живого родника, обожгла недоброю любовью русского шального мужика. (Из поэмы «Твоя победа», 1945 год)

Из статьи Натальи Ивановой «Личное дело Александра Фадеева» (опубликовано в журнале «Знамя», 1998, № 10):

Женщины, увлекавшие Фадеева, были неординарными. И увлекались Фадеевым женщины выдающиеся — знаменитое стихотворение Марии Петровых «Назначь мне свиданье на этом свете…» адресовано, по свидетельствам современников, Фадееву…

Жалующийся на занятость, отнимающую его от творчества, Фадеев «просыпается» тогда, когда в его жизнь вторгается новое, свежее, неожиданное чувство; тогда его переполняют эмоции, часть которых попадает и на страницы писем. Так появляется в его письмах «Рита», Маргарита Алигер: в марте 1942-го Фадеев обитал некоторое время у приютившего его Павла Антокольского — и, болея гриппом, попал в «дружную коммуну» поэтов, среди которых была и Алигер.

Отношения с женщинами никогда не были для Фадеева простой материей — тем более с «товарищем по перу» и тем более завершившиеся рождением дочери. Фадеев — после довольно значительной разлуки — был «бесконечно взволнован» неожиданной встречей с Алигер на улице и пишет ей письмо, объясняя отодвинутость необходимого разговора особой — сначала общественной, а потом и личной — занятостью. «И если что утешало меня в эти месяцы, — пишет Фадеев, — так это мысль о том, что ты, со своей душой и талантом, наверно, тоже обрела эти силы и тогда тебе тоже жилось эти месяцы душевно легче и на многое ты смогла смотреть уже более широкими и сильными глазами». Фадеев оправдывается перед Алигер. И перед самим собой — тоже.

«Никто, решительно никто, никогда не понимал, не понимает и не может понять меня — не в том, что я талантлив, а в особенностях, в характере моей индивидуальности, которая на самом деле слишком ранима при истинных размерах моего таланта и поэтому нуждается в особенном отношении», — объясняет он Алигер. Раскрыться — закрыться, раскрыться — разочароваться; осознавать себя непонятым и ранимым, не сомневаясь в силе своего таланта и чувства, — таковы колебания Фадеева в отношениях с женщинами.

В 1956-м году Александр Фадеев застрелился. И два стихотворения Маргариты Алигер — из тех, которые, безусловно, навеяны этим страшным финалом.

Женщина на улице кричала Так, что содрогалось всё вокруг. … Это было самое начало Грянувшего горя, грозных мук. Будет боль жестокой и великой, — Не измерить, не исчислить дней, — И когда не станет сил для крика, Люди скажут: полегчало ей.

Опять они поссорились в трамвае, не сдерживаясь, не стыдясь чужих… Но, зависти невольной не скрывая, взволнованно глядела я на них. Они не знают, как они счастливы. И слава богу! Ни к чему им знать. Подумать только! — рядом, оба живы, и можно всё исправить и понять…

Сергей Мнацаканян в статье «Рваное время. Охранители» позволил себе по адресу Маргариты Алигер следующее:

Сухая, как Баба-яга, напряжённая и цепкая Маргарита Алигер в очках с мощными стеклами, одна из охранительниц режима. Одна из жён Александра Фадеева. Написала поэму про Зою Космодемьянскую. В семидесятые взялась поддерживать молодых московских поэтов. Маргарита Алигер, как и подобает сказочной подруге Кощея, казалась бессмертной…

… Она и умерла незаметно, в Переделкине, во время прогулки, просто упала под куст неподалёку от «казённой» — литфондовской дачи, где-то — тоже незаметно — похоронена. С уходом таких людей, как Маргарита Алигер, и начинается уход и смена эпох…

Я не знаю, почему в редакции «Литературной газеты» в 2003-м году решились на подобную оскорбительную публикацию, задевающую человеческое и просто женское достоинство к тому времени более 10 лет назад умершей поэтессы и её трагически погибшей младшей дочери.

Что ж, придётся повременить с уходом и сменой эпох, хотя бы напомнив читателям ещё несколько прекрасных «женских» стихотворений «охранительницы режима»:

… И впервые мы проснулись рядом смутным утром будничного дня. Синим-синим, тихим-тихим взглядом ты глядел безмолвно на меня. Есть минута счастья и печали, и черты меж них не провести… Именно об этом мы молчали первым утром страдного пути. 1946

Светлые, прозрачные глаза твёрдости остывшего металла… Не о вас ли много лет назад, смолоду, я думала, мечтала? Поздно мне пришлось вас повстречать, да и посветили вы мне скупо… Что же, мне об этом закричать? Зарыдать? Не стоит. Поздно. Глупо. 1954

Из вступления Натальи Громовой к публикации «Письма Ариадны Эфрон Маргарите Алигер» (журнал «Октябрь» 2004, № 2):

В жизни и поэзии Маргариты Иосифовны Алигер отразились исторические парадоксы советского времени. Поэт государственного официоза, обласканная властью, лауреат Сталинской премии 1943 года, она была при этом одним из основателей «оттепельного» альманаха «Литературная Москва», членом комиссии по литературному наследию М. И. Цветаевой и горячо помогала Ариадне Эфрон в подготовке первых литературных вечеров и сборников поэзии Цветаевой. Алигер вообще была талантлива именно талантом дружбы. С юности в её дружеский круг входили Д. Данин, его школьный друг Е. Долматовский, Я. Смеляков, К. Симонов и старшие — П. Антокольский, В. Луговской. В разгар кампании против космополитизма Н. Грибачёв тщетно требовал со страниц «Литературки», чтобы Алигер отреклась от «гнусного космополита» Данина.

Ариадну Эфрон и Маргариту Алигер объединяла и дружба с Э. Г. Казакевичем, который остался в памяти современников и как интересный писатель, и как значительная личность на литературном небосклоне. В 1956 году он вместе с В. Кавериным и М. Алигер добился публикации альманаха «Литературная Москва», просуществовавшего только в двух выпусках. В нём были напечатаны произведения А. Ахматовой и М. Цветаевой, а также Л. Мартынова, Н. Заболоцкого, Б. Пастернака, В. Шкловского и других писателей и поэтов, незаслуженно изъятых из литературы.

Из Записки Отдела культуры ЦК КПСС «О некоторых вопросах развития современной советской литературы», 27 июля 1956 г.:

… В последнее время, как реакция на лакировку действительности, сложилось у некоторых писателей и деятелей искусств стремление изображать, прежде всего, «горькую правду», привлекать внимание к трудности и неустроенности быта, к тяжёлым лишениям и к обидам невинно пострадавших. Подобные тенденции проявились, например, в выпущенном недавно сборнике «Литературная Москва», где ряд авторов рисует, прежде всего, теневые стороны нашей жизни, прибегая для этого подчас к нарочитым ситуациям (рассказы С. Антонова, стихи Рождественского и Алигер)…

Зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС Б. Рюриков

Зав. сектором Отдела В. Иванов

Инструктор И. Черноуцан

Из книги Л. А. Балаяна:

19 мая 1957 года партийно-государственные руководители встретились с деятелями культуры. Вот как вспоминает об этой встрече писатель Вадим Тендряков:

«Крепко захмелевший Хрущёв оседлал тему идейности в литературе — «лакировщики не такие уж плохие ребята… Мы не станем цацкаться с теми, кто нам исподтишка пакостит». Он неожиданно обрушился на хрупкую Маргариту Алигер, активно поддерживавшую альманах «Литературная Москва».

— Вы — идеологический диверсант. Отрыжка капиталистического Запада!

— Никита Сергеевич, что вы говорите? — отбивалась ошеломлённая Алигер. — Я же коммунистка, член партии.

— Лжёте! Не верю таким коммунистам! Вот беспартийному Соболеву верю! Вам — нет!

— Верно, Никита Сергеевич! — услужливо поддакивал Соболев. — Верно! Нельзя им верить!»

Впоследствии Игорь Черноуцан, работник аппарата ЦК КПСС, стал мужем Маргариты Алигер. Из официальной справки:

Игорь Сергеевич Черноуцан (19.10.1918 — 22.01.1990) — литератор, партийный работник. Родился и окончил школу в Ярославле, в 1936 году стал студентом первого набора Института философии, литературы и искусства (ИФЛИ) в Москве. Окончил ИФЛИ 21 июня 1941 года. Был призван в армию. Пройдя обучение на ускоренных курсах радиосвязи, стал начальником радиостанции Сталинградского фронта. Был несколько раз контужен. Войну закончил в Кенигсберге. Награждён боевыми орденами и медалями. После войны окончил Академию общественных наук, защитил диссертацию и был направлен на работу в аппарат ЦК КПСС. С 1951 по 1982 год работал инструктором, заведующим сектором, консультантом, заместителем заведующего отделом культуры.

Писатель Даниил Гранин:

Все эти годы он, Игорь Черноуцан, был, наверное, самым надёжным прибежищем для нас, ему несли свои обиды, невзгоды, с ним можно было поговорить по душам, высказать всё, что наболело, посоветоваться. Шли, ехали прежде всего к нему — от Шолохова и Фадеева, от Симонова и Твардовского до нас, молодых тогда Тендрякова, Сергея Орлова… Не так-то просто было заработать на этой должности в те трудные времена признательность людей, а главное — репутацию хорошего человека, защитника, ревнителя справедливости… Ему удалось отстоять множество судеб, книг, фильмов, имён. Нелегкая это была обязанность — докладывать начальникам, которые почти ничего не читали, судили, однако, непререкаемо, пользуясь всякого рода подсказками и наветами. И как ни бейся, приходилось выполнять и то, с чем не был согласен. Дорого обходился этот душевный разлад… Но теперь, оглядываясь на пережитое, понимаешь, что его самопожертвование оправдало себя.

Как вспоминал поэт Константин Ваншенкин, их первую совместную песню с композитором Яном Френкелем «Солдаты» авторы решили предложить Бернесу. Однако пробить песню оказалось не так просто. Она «попахивала пацифизмом»:

В земле солдат намного больше,
Чем на земле.

Очень поддержал авторов Игорь Черноуцан, и, наконец, песню записали, хоть и давали её в эфир крайне редко.

Лидия Чуковская (из дневника):

11/XII 63 Переделкино

… А мы пока с Фридой написали Черноуцану письмо в защиту И. Бродского, ошельмованного в гнусной газетной статье [Имеется в виду статья А. Ионина, Я. Лернера и М. Медведева «Окололитературный трутень» («Вечерний Ленинград», 29 ноября 1963)]. Вот и экзамен Черноуцану. Мне не нравится Бродский, но он поэт и надо спасти его, защитить. Звонок Черноуцана мне о Бродском.

Статью он назвал подлой и доносительской (!). Газете «указано».

Отрывки из воспоминаний Игоря Черноуцана опубликованы в газете «Время новостей», № 34, 1 марта 2005 года.

Старшая дочь Маргариты Алигер, Татьяна Макарова (1940–1974), писала стихи и переводила на русский язык поэзию зарубежных авторов. Очень удачными считаются её переводы стихов румынской поэтессы Магды Исанос. Она умерла от острого лейкоза.

Мария Алигер (Энценсбергер) — младшая дочь Маргариты Иосифовны — была очень красива, по свидетельствам очевидцев, имела множество поклонников и вышла замуж за немецкого поэта Ганса-Магнуса Энценсбергера. Как рассказывает Иван Щеголихин встатье «Мир вам, тревоги прошлых лет» (журнал «Простор», № 10, 2003 г.), Машу не выпускали из страны к будущему мужу. И только когда после вторжения советских войск в Чехословакию в 1968-м году никто из именитых «европейцев» не захотел приехать к нам на очередной съезд писателей, Марию выпустили в обмен на обещание Энценсбергера принять участие в мероприятии.

С мужем она объездила многие страны, но всё же зачастую они жили врозь — семья не сложилась. В 1969-м году Мария поселилась в Лондоне, преподавала в университете, писала книги и статьи, переводила стихи, безукоризненно владела английским языком. Переводила даже с русского на английский, в том числе Мандельштама и других поэтов Серебряного века, Маяковского, советских современных поэтов.

В 1991 году приехала в Москву, готовилась вернуться в Россию насовсем, работать в журнале «Киноведческие записки». Стала свидетельницей путча, но двадцатилетнее отсутствие на родине не прошло даром, что-то в ней сломалось и, уехав завершать дела в Лондоне, она неожиданно покончила с собой. Некоторые её лондонские друзья объясняли смерть случайной передозировкой снотворного, но версия самоубийства стала основной. Марию Энценсбергер перевезли в Москву и похоронили в Переделкине рядом со старшей сестрой. Через год место рядом с ними на кладбище заняла и их мать — Маргарита Иосифовна.

В начале своего очерка я написала, что мне не нравятся стихи Маргариты Алигер.

Однажды, еще до войны, она, упоминая одного известного поэта, написала в письме к Владимиру Луговскому: «… Ему не надо, как нам с тобой, ждать «общего» настроения, взрываться в небо, носиться с какими-то даже ещё не строчками, а вздохами и задыханиями, которым суждено стать стихами… Мне сладко мучиться, сладко дуреть от подступающих стихов» («Литературная Россия», № 2, 19.01.2007).

Вот этот её юношеский порыв, выраженный несколькими строчками прозаического текста, на мой взгляд, намного ярче, эмоциональнее большинства написанных стихотворений. Возможно, причина в последовавших трагических событиях жизни Маргариты Алигер, возможно, в самой обстановке тех лет… не знаю.

Она ведь и сама часто мучалась сомнениями — хотя бы в стихотворении 1967 года:

… Всё мне снится, снится сила духа,
Странный и раскованный талант.
Кто же я, художник ли без слуха
Или же незрячий музыкант?

Но только ее статья об Анне Ахматовой мне нравится значительно больше многих её стихов — и язык ярче, образнее, и эмоциональное восприятие совершенно другое. Это моё субъективное мнение. Есть и другие.

Из интервью Зинаиды Шарко, актрисы Ленинградского АБДТ им. М. Горького, народной артистки РСФСР:

… Сразу после окончания школы я поехала в Москву — мечтала во МХАТ попасть, где играла Алла Тарасова. Мой кумир. Приехала романтичная девочка, в голове одни стихи, по ступенькам поднималась, и трясло меня — может быть, только что здесь прошла Она! А в приёмной сидела секретарша и грызла солёный огурец. «Что вы хотите?» — спросила она. «Я ничего уже не хочу!» — сказала я и ушла оскорблённая в своих лучших чувствах. Шла по Камергерскому и сквозь слёзы читала стихи Маргариты Алигер: «Ленинград, Ленинград, я тебе помогу…» Так огурец и Алигер предопределили судьбу…

И ещё одно мнение, которое я не могу оспаривать в силу безусловного авторитета имени Анны Ахматовой. Из воспоминаний протоиерея Михаила Ардова:

В архиве моего отца существует небольшая тетрадка, в которой он фиксировал свои разговоры с Ахматовой. Там есть такая запись, относящаяся к 1948 году:

«А способность у неё проникать в глубь литературных произведений такова:

Маргарита Алигер пришла к нам и прочитала Анне Андреевне новую свою поэму о любви к покойному мужу (композитор Константин Макаров, убит на войне). Читка шла с глазу на глаз.

Анна Андреевна сказала так: в этой поэме тот недостаток, что посвящена она и толкуете вы об убитом муже, а думаете о другом человеке и любите сейчас этого другого.

Алигер была поражена и признала, что это — правда».

Из тех стихотворений, в которых Маргарита Алигер перестаёт быть «символом сталинской пропаганды», а предстаёт перед читателями просто талантливой поэтессой и любящей женщиной, мне нравятся «Нет, нет, я не таких любила!..», «Прошу тебя, хоть снись почаще мне…», «Что за ночь на свете, что за ночь!..», «Я хочу быть твоею милой…», «Осенний ветер пахнет снегом…», «Прошу тебя, хоть снись почаще мне…», «Подживает рана ножевая…»

«Жизнеописание» Маргариты Иосифовны Алигер мне хочется закончить отрывком из стихотворения 1959-го года «Милые трагедии Шекспира!»:

Неужели и мои тревоги, груз ошибок и душевных мук могут обратиться в монологи, обрести высокий вечный звук? Неужели и моя забота, взлёты и падения в пути могут люто взволновать кого-то, могут чью-то душу потрясти? То, что смутной музыкой звучало, издали слышнее и видней. Может, наши участи — начало для грядущих хроник наших дней.