ФИГУРА УМОЛЧАНИЯ из дневника

   

 Марксизм назвал античность «колыбелью человечества». Фашизм придерживался тех  же философско - исторических установок. Оба «изма» отличались активной юдофобией. Оба не желали признать за идеалами иудаизма реальную, а не мифическую «колыбель», из которой и вышла вся цивилизация Запада. 

  С фашизмом и марксизмом все ясно, но существует тихая юдофобия, не размахивающая погромной дубиной, не зовущая к геноциду «жестоковыйного» племени. Бесшумность этой юдофобии не менее опасна, чем открытый, громкий антисемитизм.

 В истории и религии евреев заключено младенчество современного нам мира. 

 Бодлер гениально отметил: « Гений – это вновь обретенное детство». Но взрослые люди относятся с некоторым пренебрежением и опаской к такому возврату. Люди и народы. Отсюда и гении крайне редко рождаются и  несчастных в своей судьбе  народов предостаточно. 

 Признавать, что ты стремишься к возврату в счастливую и ясную пору своей жизни, не принято. Человек боится подозрений в клиническом идиотизме или инфантильности. Тоже свойственно и человеческим сообществам. 

 И, тем не менее, взрослые люди и «повзрослевшие», как им кажется,  народы неизбежно ищут выход из всевозможных духовных и психических тупиков в возврате во времена далекие, безмятежные, ясные и счастливые. Во времена опеки и родительской любви.

 Основы современной культуры Запада лежат в философии, истории и практике иудаизма. Не замутненная ничем вера во Всевышнего – и есть счастливое детство сотен миллионов людей, чаще всего и не подозревающих об этом. 

  Признание этого факта равнозначно постыдному, как этим людям кажется, возврату в пору наивного и примитивного существования. Отсюда и отмеченная тихая юдофобия, и кокетливая фигура умолчания во всех тех случаях, когда возникает понимание необходимости и неизбежности возврата в детство.

  Один из виднейших католических богословов Анри де Любак пишет в свое книге «Драма атеистического гуманизма»: « Существование рабства определялось условиями технического и хозяйственного порядка, и потому сходило на нет, уничтожалось рабство постепенно, медленно, но верно, и под непосредственным давлением христианских представлений  о человеке». «Христианское представление о человеке». И не слова о революции Моисея, об Исходе из рабства египетского, о скрижалях Завета, о Торе, заложившей основы всех современных представлений о свободе воли, свободе личности, о правах и обязанностях человека и гражданина задолго до появление евангельских текстов. 

 Вот еще один удивительный пример, взятый из творчества активного юдофоба и гениального писателя Федора Достоевского. Привожу заключительный текст из романа «Братья Карамазовы»:

 « - Карамазов! – крикнул Коля, - неужели и взаправду религия говорит, что мы все встанем из мертвых, и оживем, и увидим опять друг друга и всех, и Илюшечку?

-          Непременно восстанем, непременно увидим и весело, радостно расскажем друг другу все, что было, - полусмеясь, полу  восторге ответил Алеша. 

-          Ах, как это будет хорошо! – вырвалось у Коли….»

Какой страстью возвращения в детство пронизано все творчество Достоевского. Какая пронзительная нота в финале самого значительного его романа. Что за нотой этой? Машиах, Иерусалим, Масличная гора. Вера в пробуждение ушедших и в новый мир согласия и гармонии. Вера в возрождение Третьего Храма. И культ радости, воспетый хасидами, за два столетия до рождения Достоевского.

 Вот о чем написан этот диалог, теперь уже не католиком, а православным писателем и философом.

 Нет стыда в бесконечном повторении одной и той же молитвы. Нет стыда в возвращении к нашему общему детству, заложенному в откровениях иудаизма. И не только нет стыда, но и заложена единственная возможность возвращения к общечеловеческим истокам гуманизма.

 Могу привезти еще множество разнообразных примеров  «фигуры умолчания», неизбежно ведущей к юдофобии и культу ненависти. Примеров согласия, терпимости, благодарной памяти гораздо меньше. 

 Даже такой благороднейший и мудрейший философ, как Альберт Швейцер, в своих богословских трудах только  и занят критикой «ветхозаветных» представлений и утверждением прогрессивной, основополагающей роли христианства. 

 Беда «дочерних» религий не в самой их сущности, а в уродливом, ненормальном отрицании своего нерасторжимого и плодотворного родства с иудаизмом, забвении своих истоков, своего «генетического кода». Беда в гордыне человека, в его Богоборчестве, в природной тяге быть пионером там, к чему уже давно проложена прямая и ясная дорога. 

 Зигмунд Фрейд говорил об этом с грубой, беспощадной ясностью, анализируя истоки антисемитизма. Он утверждал, что юдофобия имеет глубокие корни в бессознательном. В ревности по поводу притязаний евреев быть старшими сыновьями Бога, имеющими законное право на большую долю наследства. Он находил причину юдофобии в атавистической злобе природного язычника к источнику, из которого возникло христианство. 

 Фрейд утверждал, что « под тонкой штукатуркой христианства многие поклонники Христа остались тем, чем были их предки, потворствовавшие варварскому политеизму». 

 Впрочем, и в этом «варварском политеизме» – есть тоска человеческая по своему, скажем так, внутриутробному развитию. Не так все просто обстоит с нашими атавистическими инстинктами, истоки которых в том кратком периоде, когда человек проходил стремительный, девятимесячный путь от червя до существа, наделенного феноменальным мозгом.

    Приведу еще одну замечательную цитату из критической статьи одного, некогда знаменитого, но теперь изрядно забытого литературного критика, - Густава Фюме: « Дух детства – соблазн неодолимый. Любят возвращаться к своим истокам…. Только свободное творчество художника, достаточно искушенного, позволяет забыть, что ведь это сам он и создал некий образ детского творчества, хотя на самом деле получилось не более чем подобие. На одну ногу припадают от недостатка, на другую хромают из-за избытка».

 Ясней не скажешь: путь подобия – это путь к хромоте. Хромой мир, глядя на еврея, и стыдится своего увечья, и завидует прямой походке детей Авраама.

 А теперь рискну высказать мысль еретическую. Отношение мира к еврею - типичный пример любви-ненависти. Народ Торы ненавидят, потому что в глубине души рвутся к его истокам, и стыдятся этого порыва. "Народ избранный" любят, как хранителей колыбели, где только человек и может быть счастлив. Евреев ненавидят из-за того, что некогда пришлось покинуть эту колыбель. Потомков Иакова убивали и мучили на протяжении веков тоже по этой причине, а страстно любят, за то, что иудеи упрямо и фанатично хранят память о счастливом детстве человечества. Евреев поминают ежеминутно во всех концах мира, что свойственно не только  ненавидящему, но и влюбленному сердцу. 

 В этой любви-ненависти – первопричина всех чудовищных катаклизмов новейшего времени, страх перед возможностью Апокалипсиса, но вместе с тем и надежда на лучший мир гармонии и покоя.