ТУПИК ВОЗРАСТА рассказ

  Эту супружескую пару все знали в небольшом, приморском городе Знамениты они были тем, что продали свою квартиру, и купили яхту. 
 Герман Шабад за большие деньги отремонтировал ржавое корыто, и украсил его всеми удобствами. Теперь он и его жена Катя стали жить на воде, в акватории морины, и премного этим обстоятельством довольны.

 В Израиле Шабады оказались не по своей воле. Если бы кто-то несколько лет назад сказал им, что они в зрелом возрасте переедут из США в Израиль, да еще станут жить в яхте, Шабады сочли бы такое предположение злой и глупой шуткой. 

 И Катя, и Герман Шабады родились и провели свое детство и юность в СССР Отец Германа – Иосиф Шабад был сионистом, и любил Государство Израиль. Сам Герман считал большой жизненной неудачей свое еврейское происхождение, но и факт появления на свет в стране рабочих и крестьян его не радовал.

 Восьмилетнее наказание за нестандартные политические взгляды Иосиф Шабад отбывал, как раз, в годы взросления своего сына, а потому не мог оказать воздействие на его воспитание.

 Мать младшего Шабада – Анна Шабад – была женщиной слабой, неуверенной в себе и малообразованной. Младший Герман часто видел родительницу плачущей, и, со временем, он возненавидел отца за эти слезы, за унижения нищетой, да и за свое характерное, нетипичное строение лица, выдающее сразу и решительно происхождение Германа.

 В 1969 году Иосиф Шабад вернулся из ссылки, и сразу стал добиваться разрешения на репатриацию в Израиль. Настроения сына его не интересовали. Иосиф был занят активной, сионистской работой: тайно преподавал иврит, распространял самиздат и боролся за освобождение «узников Сиона».

 Всего лишь однажды он попытался привлечь сына к своей деятельности, но здесь Анна Шабад проявила внезапную твердость характера.

-          Только через мой труп! – сказала она мужу. Иосиф Шабад отступил,  и оставил сына в покое.

 В 1974 году, после пяти лет отказа, Шабады получили разрешение на выезд. Герману к тому времени исполнилось 22 года, и он, как раз накануне отъезда, успел защитить диплом в Автодорожном институте и жениться по любви на красавице и умнице – Кате Вайншток.

 Катя без рассуждений оставили своих родителей, и последовала за мужем в эмиграцию. Сознательно назвал это слово, так как в городе Вена Иосиф Шабад с ужасом узнал, что его сын и невестка намерены перебраться в США, а не в Израиль.

 Состоялся очень трудный и нервный разговор отца и сына, в ходе которого Герман выложил папе-сионисту все, что он думал о его борьбе за национальные идеалы, о своем еврействе, и о Еврейском государстве.

 Отец, в глубине души, догадывался, что сын может преподнести ему сюрприз, а потому не стал даже спорить со своим отпрыском. Анна Шабад сочла это добрым знаком, и осторожно намекнула мужу, что неплохо бы отправиться в Америку всем вместе. Вот тут Шабад – отец сорвался, и сказал жене все, что он думает и о ней, и о Германе. Дело закончилось сердечным припадком, и срочным вызовом скорой помощи. Обошлось, к счастью, без госпитализации, но после этого приступа Иосиф не пожелал видеть сына.

 Так два поколения семьи Шабад оказались по разные стороны океана. История, в общем-то, не такая уж редкая.

 В США Герман и Катя устроились, со временем, неплохо. Получили гражданство, работу в одной пищевой фирме. Лет через пять, после приезда, приобрели небольшой дом в Нью-Джерси и обзавелись второй машиной.

 Родители не могли похвастаться такими успехами, но, в принципе, и они не бедствовали. Анна Шабад проработала 15 лет воспитательницей в детском саду, а Иосиф в первое время увлекся партийным строительством, но потом остыл к этому делу, и стал трудиться по специальности – электриком в компании «Эгед». Там он проработал до самой пенсии. Точнее, почти до самой своей смерти в 1990 году от инфаркта. Анна Шабад пережила мужа всего лишь на год. Так что Кате и Герману пришлось посетить Израиль дважды. Сначала они присутствовали на похоронах отца, потом проводили в дальний путь маму Германа.

 Израиль Шабадам не понравился, даже очень не понравился. Они решили, что сделали верный выбор, перебравшись в Америку.

 Надо сказать, что жили Катя и Герман очень дружно и даже любовно, несмотря на солидный супружеский стаж. Вот детей у них не было. Сначала откладывали беременность из-за коммерческих, житейских соображений, а потом оказалась, что у Кати проблемы с деторождением. Она стала лечиться, но как-то вяло, без особого желания.

 Со временем, выяснилось, что супругам хорошо вдвоем, и нет у них необходимости продолжать свой род. Нельзя сказать, чтобы Шабады были  эгоистами - себялюбцами. У Кати и Германа было полно друзей, приятелей. Они легко тратили деньги и принимали активное участие в судьбе разных людей. Любили животных, и всегда держали в доме кошек и собак.     

   В 1998 году корпорация, где они оба работали, стала испытывать трудности. Кате отказали в продлении контракта, а Германа вызвал к себе босс, и предложил ему возглавить филиал фирмы в Израиле. Он сказал, что Катя и Герман – евреи, не отягощены потомством, и кому, как не им, отправиться на родину предков.

 Герман сделал попытку отказаться от предложения, но шеф, в ответ на это, только развел руками, и сказал, что в Америке он может предложить ему только уведомление о потере работы и выходное пособие. 

 Супруги некоторое время пробовали сопротивляться, искать новое место под солнцем, но когда тебе далеко за сорок, не так просто найти работу. В конце концов, они решили согласиться на предложение руководства корпорации.

 В Израиль Шабады прилетели летом. Злые и мокрые от пота прибыли в гостиницу, и там, рухнув всем телом на кровать, Катя разрыдалась, и плакала она так долго, что Герман стал опасаться за психику жены.

 Никакие утешения не помогали.

-          Я знаю, что умру здесь, - без устали повторяла Катя. – Умру, умру, умру….

Но потом она все-таки заснула, а проснулась в каком-то странном, веселом возбуждении.

 За окном гостиницы Катя увидела пляж, бурное море, а над всем этим чистое небо. Все вокруг заливал солнечный свет. И Катя сказала Герману, что вечное лето – это, правда, не вечная молодость, но жить можно и здесь.

 Герман приступил к работе. Они купили хорошую квартиру в фешенебельном районе, приобрели «Мерседес», нашли новых приятелей. Казалось, что и на новом месте все в их судьбе складывается неплохо.

 Но пришел к концу «мирный процесс», началась интифада, Израиль захлестнула волна насилия. Катя стала свидетельницей теракта у «Дельфинария». Сама чудом не пострадала, но с тех пор не стало в их жизни покоя. Благополучный, тихий, ласковый мир вокруг вдруг расстался с маской благополучия, и Шабады увидели ненависть в глазах этого мира, и кровь на острых клыках.

 В первый момент, сразу после того жуткого теракта на взморье, они твердо решили, что необходимо, и как можно быстрей, вернуться в Америку. Герман даже составил отчет боссу, в котором доказывал, что филиал фирмы в Израиле не оправдывает себя в новых условиях, и его работу необходимо свернуть.

 Шеф ответил, что он не разделяет опасений Германа. Дела, напротив, идут совсем неплохо, так как у людей, в связи с чувством  повышенной опасности, только разгорается аппетит.

 Герман и Катя поняли, что они попали в ловушку. Особых сбережений у них не было. Шабады и в Израиле жили на широкую ногу: ходили по ресторанам, при первой возможности летали в Европу, были завсегдатаями всех театральных премьер и любили приобретать картины у лучших, самых известных художников.

   И вот все рухнуло – так, по крайней мере, показалось Кате. Страх – стал главным содержанием ее жизни. Жена Германа перестала выходить из дома. Только насущная необходимость заставляла ее сделать это. Супруги даже в кино перестали ходить. Срочно были заказаны железные ставни на окна, и укреплены двери.

 Кате удалось сохранить девичью фигурку, но она, при выходах из дома, не стеснялась одевать бронежилет.

-          Это безумие! – кричал Герман. – Что ты делаешь? Сейчас же сними эту гадость.

-          Хорошо, - покорно отвечала Катя. – Только тогда я никуда не пойду.

Герман Шабад не ошибся. Панический страх – форма безумия. Сам Герман, напротив, не стал паниковать, а даже почувствовал что-то, вроде родства с Еврейским государством. Он стал гораздо чаще посещать могилы родителей, интересоваться политикой, и даже подумывать о том, чтобы совсем переселиться в Израиль. Герман сказал об этом жене. Катя с ужасом выслушала мужа, и сказала, что это он окончательно спятил, а не она. И пусть Герман остается в своем любимом Израиле, а она завтра же купит билет до аэропорта имени Кеннеди.

 Случился этот разговор 10 сентября 2001 года, за день до атаки террористов на башни Торгового центра в Манхеттене.

-          Все! – сказала Катя мужу. – Это не мы спятили. Этот у всего мира поехала крыша.

 Она так и не решилась покинуть Германа, но затихла, как – то странно, непривычно, пугающе затихла. Шабад тайком пригласил к ним домой психиатра. Веселый старикашка долго беседовал с Катей, а потом сказал Герману, что душевное состояние его жены не вызывает беспокойства. Герман не поверил старичку.

 Террористы убивали  людей чуть ли не каждый день. Шабад ходил на работу в свою контору, шумел на  митингах, подписывал какие-то письма в правительство, с требованием покончить с бандитами Арафата, а Катя пряталась в темноте, за глухими ставнями, не смотрела телевизор, не слушала радио и не читала газет. Катя читала книги, причем не на английском, а на русском языке.

 Один из последних выходов в свет она предприняла, чтобы посетить магазин русской книги, и осчастливила его хозяев приобретением целой библиотеки классических романов.

 За броней этих гениальных текстов она и спасалась от ужасов насилия и смерти. Катя и с мужем могла только говорить о мире прочитанных книг.

-          Как жаль, – говорила Катя, - что племянница не поняла Дон Кихота. Она решила, что он  намерен отправиться  путешествовать в поисках птичьего молока, а на самом деле Рыцарь Печального Образа просто не хотел умереть от скуки.

 Она говорила все это Герману с ясным, чистым, улыбчивым лицом, а Шабад слушал жену испуганно, даже с ужасом, в тайне догадываясь, что пропасть между ним и Катей увеличивается с каждым днем.       

 И чем больше увеличивалась эта пропасть, тем больше Шабад жалел и любил жену, уже какой-то другой, более глубокой, что ли, любовью, как может мужчина любить не женщину, а своего долгожданного ребенка.

 Однажды Герману удалось все-таки вытащить жену из дома. Теракты на время утихли. Шабад воспользовался свои днем рождения, и пригласил Катю в ресторан.

 Они очень любили одно  заведение, прямо на берегу моря, у старого порта, там и расположились за столиком под тентом.  Пахло рыбой и водорослями, у причала покачивались на мертвой, нечистой воде малые суда. Час был поздний, и на одной из яхт зажегся яркий фонарь. Свет от этого фонаря шел по воде до самого пирса, на котором и сидели Катя и Герман.

 Потом им принесли форель в гриле и вино. В этом ресторане никогда не было большого скопления публики, хозяин  не любил музыку. Шабады сидели в тишине, ели рыбу, запивали форель вином, и в тот вечер им казалось, что мир вновь стал прежним: без боли, крика и крови.

-          Знаешь, - вдруг сказал Герман. – Давай купим яхту и отправимся в путешествие?

Он сказал это, потом увидел глаза Кати, и понял, что попал в точку. Жена ничего ему не ответила, но ответ этот и не был нужен.

 Герман стал говорить о том, какую яхту им следует купить, и о том, что ему нужно закончить специальные, морские курсы по вождению небольших судов. Такие курсы наверняка есть в Израиле.

 В тот вечер Герману исполнилось 50 лет. В тот вечер он сделал себе и Кате удивительный подарок: рискнул начать совершенно новую жизнь.

 Их отговаривали, на  них смотрели, как на сумасшедших, но Шабаты продали свою квартиру, и купили моторную яхту. Судно потребовало большого ремонта. И ремонт этот был сделан на последние деньги.

 Четыре месяца назад Шабаты стали жить на воде. Герман скоро заканчивает свои курсы, и получит права механика и мастера по парусному спорту. Катя ни на что не жалуется. Теснота, неудобства ее не смущают. Катя ждет момента, когда Герман заведет дизель, отдаст швартовы, и они выйдут в море, где нет ничего, кроме соленых волн, неба и солнца.

 И любить друг друга Шабады стали так, как не любили даже в лучшие свои годы. У них вдруг появилась цель, общая цель.

 Утром, как и прежде, Герман отправляется на работу. Сидя за своим столом в конторе или мотаясь по заказчикам, он нетерпеливо поглядывает на часы. Работ по ремонту яхты еще предостаточно, да и учеба на курсах требует заметной отдачи.

 Катя ждет мужа на борту их плавучей собственности. Дел у нее теперь тоже невпроворот. Лицо Кати стало бронзовым, а тело упругим. Она носит тельняшку и шорты. Мужчины заглядываются на пятидесятилетнюю Катю, но жена Германа слишком занята, чтобы обращать внимание на эти взгляды.

 Прошел страх. Шабады часто и достаточно спокойно обсуждают политические проблемы. Однажды Катя сказала, что она бы с удовольствием купила торпедный аппарат, и при случае обязательно утопила бы любой корабль, если бы увидела на нем председателя палестинского народа Ясера Арафата.

  Недавно Герман пригласил меня посетить свой новый «дом». Посетил, и понял, что не смог бы прожить так и месяца, а вот Шабады живут, и при этом счастливы. И ждут, не дождутся, когда выйдут  в море.

 Мы сидели на палубе, и пили пиво. Катя осталась в кубрике, «добивать» какую-то недочитанную книгу о морских странствиях.

 Я честно признался Герману, что никогда бы не решился жить так, как он. Герман усмехнулся, допил пиво из банки, и отозвался не сразу.

 - Знаешь, - сказал он, наконец. – Из тупика возраста каждый выбирается, как умеет. Мы с Катей нашли далеко не худший способ выхода.