Владимир Соловьев-Американский | Смертолюбивая Россия

Аналитика 5.08.2024

Родина – Мать или Родина – Смерть?

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Я дал себе слово: ни слова про обмен випов-заложников на профи-шпионов, включая путинского дружка убийцу, хоть и есть что сказать. Но сошлюсь на других. На Дональда Трампа, который поздравил Путина с необычайно выгодной для него сделкой (самоочевидный сарказм в сторону Белого дома). На фейсбушного комментатора имярек, который написал, что погибший в биробиджанском СИЗО музыкант Павел Кушнир подпортил своей смертью хэппиэндный праздник в честь выхода на волю Кара-Мурзы, Яшина и прочих великомучеников.

А теперь о самом Павле Кушнире – его именем сейчас пестрят соцсети, выбираю текст публициста и поэта Владимира Рябоконя-Рибопьера, лучший из прочитанных (в сокращении):

«Да, это ужасная смерть. Павел, как говорят многие, был выдающимся музыкантом. В свои тридцать девять он хотел жить и очень надеялся на долгую работу в филармонии. Есть такое горькое выражение – “Не стреляйте в пианиста”. Смысл очевиден. Это то же самое, что стрелять в музыку. Запретить воздух. Объехать историю на кривой кобыле. Они, эти злобные варвары с востока, никогда этого не поймут. Вот о чём мне хочется говорить в этот день, об этом замечательном пианисте Павле Кушнире и его хладнокровном убийстве, а не об этом, с позволения сказать, разрекламированном обмене, который произошёл двумя днями ранее».

Касаемо меня, то, радуясь за освобожденных, пустил слезу, вспоминая Алексея Навального, который был убит, чтобы не стать частью этого обмена-обмана. Вот именно: пепел Клааса стучит в мое сердце, а этот фразеологизм из «Легенды об Уленшпигеле» означает не только напоминание о погибших, но и призыв к отмщению. Пепел Навального, а теперь вот и пепел Павла Кушнира и иже с ними стучит в мое сердце.

Безнаказанность зла – вот что меня страшит, а обменный фонд у Путина – вся Россия, которая у него в заложниках.

Что в заложниках – вся Россия у него в смертниках. Как сказал поэт, на роковой стоят очередИ. Если у России санитарных потерь в украинской войне по тысяче плюс минус каждый божий день, то чего стоят победные реляции рашистского Министерства обороны? «При значительные потерях незначительные подвижки», как деликатно выразился украинский главнокомандующий Александр Сырский. Или с точки зрения кремлевского смертолюба Россия может себе позволить ежегодное жертвоприношение Молоху этой бессмысленной войны в 365 тысяч пушечного мяса, а в этот високосный год на тысячу больше? «Что для ста сорока миллионов какой-то миллион жертв за три года войны? – вещает один русский тролль-великодержавник. – Не роскошь, а необходимость. Россия может это себе позволить, чтобы присоединить Украину».

А другой проплаченный мудозвон, уточнив число российского народонаселения, говорит о безразличии ему и всей стране в сто сорок семь миллионов судьба «этих двух режиссерок», имея в виду Женю Беркович и Светлану Петрийчук.

Традиционная русская матрица, доведенная до совершенства такими перфекционистами, как Иван Васильевич, Иосиф Виссарионович и Владимир Владимирович. Лично мне все-таки жаль, что философ-психоаналитик Эрик Фромм опередил меня, написав книгу «Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии». А будто бы три названные русские деспоты не буйнопомешанные с их зацикленностью на чужих смертях и кромешном страхе перед своей собственной, а уже отсюда мания преследования? Вот бы и сочинил большое эссе под названием «Некрофилия по-русски». Смерть вошла в российский обиход и стала разменной монетой во внутренних и внешних отношениях. Как пишет Сергей Лейбград:

ничего страшного

нет ничего страшного

ничего страшного нет

ничего нет страшнее

того что уже было

и того что ещё будет

Уж коли пошли стихи, то вот несколько строф из метафорического стихотворения Евгения Лесина на вечную злобу дня:

Летом лед на реке особенно тонок,

Молоко грудное быстро превращается в кутью.

Женщина-полисмент убила ребенка. Виноват ребенок.

Лесбия больше не плачет по воробью.

…Маленький город больше самой великой державы,

Шли на огонь, потому и вышли к ручью.

Женщина-полисмент убила ребенка. Герои всегда правы.

Лесбия больше не плачет по воробью.

Есть протокол, не надо больше сюжета,

Я говорю «здравствуй», ты говоришь «убью».

Что бы ни случилось – всегда виновата жертва.

Лесбия больше не плачет по воробью.

От смертоносных стихов – к смертоносной арифметике, которую приводит «иностранный агент» политолог Владимир Пастухов, переводя рубли в евро. Если за каждого убитого на войне Россия выплачивает 140 тысяч евро, а средняя зарплата по России приблизительно 730 евро в месяц, то за каждого убитого семья получает приблизительно 16-летнюю среднюю заработную плату, подсчитывает этот «иностранный агент». И далее, опуская зело убедительные цифровые выкладки, заключение, что компенсация в случае смерти «кормильца» составит 60 лет потенциального семейного дохода, то есть на пару-тройку поколений вперед. А отсюда уже неодолимое желание кого-нибудь убить с помощью войны. И страшный вывод, который делает Владимир Пастухов:

«Мы столкнулись с беспрецедентным развращением народа соблазном смерти. «Наш бизнес – смерть» – это не девиз «Вагнера», а принцип существования русского народа, который, пользуясь случаем (войной), ажиотажно меняет сегодня жизнь на смерть по очень выгодному курсу».

Такова некрофилия по-русски. У такой страны нет будущего. Она обречена.