Ефим Фиштейн | Не по пути

АНАЛИТИКА 24.07.2024

О войне в Украине и выборах в США.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Photo copyright: U.S. Department of Energy

Напарником Дональда Трампа в президентской кампании, а в случае победы – будущим вице-президентом Соединенных Штатов стал сенатор от штата Огайо Джей Ди Вэнс – воплощение американской мечты, человек, который “сам себя сделал”. Крутой парень, морпех с опытом войны в Ираке, 39 лет. В прошлом он обзывал Трампа самыми обидными прозвищами, а сейчас, по словам своего старшего товарища, “готов целовать его в задницу”. Из этой истории напрашиваются два вывода: во-первых, искусственно поддерживаемая репутация республиканского вождя как человека болезненно мстительного, который старых обид не прощает, оказалась несколько преувеличенной, а во-вторых, ошибается тот, кто в своих соображениях о политиках исходит из случайных эмоциональных выплесков, “выкриков в темноту”, пытаясь по ним прогнозировать их сокровенные умыслы и будущие дела. Никакой перечень случайных оскорблений, прозвучавших в словесной перепалке, не способен заменить контекстуального знания мировоззрения политика, и только понимание жизненных установок позволяет судить о его реакциях. Вэнса даже противник слабаком не назовет, он, вне сомнений, человек воли и дела.

Его выдвижение вызвало сильное замешательство у тех, кто, как и я сам, стоит на стороне Украины в ее справедливой борьбе. Слишком многие ремарки сенатора свидетельствуют о том, что сути этой судьбоносной войны он до конца не понимает. Считает ее чужой, американских судеб напрямую не касающейся. Сам же он, как истинный трампист, исповедует принцип “Америка прежде всего”. Только в верности этому принципу видит он гарантию того, что Америке удастся вернуть ее былое величие. Далекие военные конфликты для него – не фатальная борьба Добра со Злом, требующая безусловного американского вмешательства. Вэнса интересует исключительно ответ на вопрос, хорошо или плохо это для Америки. Возможно, такой подход близорук и не учитывает дальних последствий конфликта, но разве можно требовать от простого американского сенатора прозорливости, которую отнюдь не демонстрируют его европейские коллеги? И они глубинную суть этой войны понимают лишь ориентировочно, свои суждения основывают на архаических представлениях, псевдоисторических сравнениях, ложных стереотипах – в лучшем случае на уверенности, что и на этот раз речь идет всего лишь о классическом захвате чужих земель. Самые проницательные из них догадываются, что в основе конфликта таится единоборство между демократией и диктатурой, и по ее исходу человечество будет судить о том, какое общественное устройство эффективней. Но на последней глубине стоит вопрос еще более судьбоносный: своей агрессией Путин нацелился на то, чтобы свести на нет, искоренить сам принцип нерушимости признанных границ, недопустимости их изменения без обоюдного согласия. Если международное сообщество задним числом признает силовой захват территорий, благословит использование военной силы для перекройки карты, ни одно государство больше не будет уверено в своей безопасности! В мире столько взаимных территориальных претензий, замороженных конфликтов и дремлющего сепаратизма, что если дать им волю – мало не покажется. И только принцип целостности государственных территорий до сих пор держал их в узде. Именно этим, а отнюдь не каким-то идейным родством легко объясняется путинолюбивая позиция Виктора Орбана: он тоже заинтересован в Европе, где границы – не священная корова и открыты для силового передела. Понятно, что такой подход рушит хрупкую конструкцию современного мира, где навсегда воцарится предвоенная атмосфера. Как всегда в истории, требование “мира без предварительных условий”, ленинского мира без аннексий и контрибуций, на поверку оборачивается вечной войной.

Нельзя ожидать, что цивилизационная правота украинской позиции сама по себе сумеет убедить сильнейших этого мира только потому, что она моральна и уж в любом случае моральней людоедских инстинктов Кремля. Чтобы одержать верх здесь и сейчас, а не “через сто лет в березовой роще”, моральная позиция должна восприниматься не как тормоз, а как стимулятор и усилитель практической политики. Мастерство лидера не в том, чтобы цинично отказываться за ненужностью от моральных установок, а в умении закомпоновать их в собственную аргументацию так искусно, чтобы их выгодность стала понятной тем, от кого зависят судьбы мира. Не вина, а беда украинских вождей, что они оказались в зависимости от либеральных элит Америки и мира. Не исключаю, что и этот фактор был расчетливо учтен Кремлем в его планах. Но вина и беда украинцев в том, что они недальновидно поверили, что их историческая судьба жестко связана с участью либеральной идеологии. Это казалось логичным, но только на поверхностный взгляд. Цивилизационная парадигма ломается у нас на глазах, и Киеву пора включить рецепторы, способные уловить дух времени, то, что в философии называется Zeitgeist. Цинично и приспособленчески выглядит прагматическая адаптация к возможной победе Дональда Трампа на американских выборах, но нет ничего недостойного в признании очевидного: в мире силится запрос на консервативные подходы и толкования социальных явлений. Не легко побиваемые популистские, а именно консервативные – черчиллианские, рейгановские, тэтчеровские. Пора воспринимать речи партийных комментаторов, занимающихся доходной промывкой мозгов, как лукавое мудрствование на пустом месте. Успев убедить доверчивых земляков в том, что американцы в силу врожденной тупости не понимают собственных интересов и рабски доверяют трамповской лжи по кремлевской методичке, они и сегодня внушают украинцам коварную мысль о том, что медленное умирание есть достойное завершение трагической судьбы и в смерти “с гордо поднятой головой” нет ничего дурного.

В мире, который собирается обновляться, меняя ориентиры, у украинцев нет причин для рокового уныния. Они первыми начали процесс интеллектуального переосмысления и перевооружения. Только надо уметь это четко сформулировать и громко произнести вслух, чтобы быть услышанными. Надо дать понять, что их связь с унылым и пораженческим либерал-демократизмом была лишь данью трагическим обстоятельствам и нисколько не соответствует сути их героического противостояния. Надо отрешиться от смешной претензии на то, что это либерализм придумал терпимость, а до него в мире царило беспробудное зло. Нынешняя администрация Белого дома слабеет на глазах, из ее апологетов уходит жизненная сила, и от них уже нельзя ожидать масштабной помощи, способной переломить окопный характер войны, как, впрочем, нельзя было ожидать и раньше. Украинской власти срочно нужно и самой освоить, и миру предложить прямо противоположный нарратив: на фоне недоумочной Европы “без царя в голове” именно Украина вернула первоначальное значение основополагающим консервативным понятиям – таким как любовь к родине, готовность к самопожертвованию, безусловная свобода личности, уважение человеческого достоинства, отсутствие культа всесильного государства, воинская доблесть и офицерская честь, живая вера вместо позерской обрядовости, признание личных заслуг – короче, все то, что связывает украинцев с ценностями консервативной демократии.

В головы нового поколения рассерженных американских политиков нужно вдолбить простую мысль: окончание войны через признание российской победы не способно укрепить престиж будущей правительственной обоймы – примерно так же, как позорное бегство из Афганистана не стало триумфом Байдена и уже не могло повредить репутации Трампа. В ту же минуту, когда война за суверенные права Украины перестанет быть проблемой демократов и станет головной болью республиканцев, с ней уже должен быть увязан новый боевой нарратив. Конец войны, который будет миром восприниматься как победа Украины, станет торжеством трампистской Америки и личным триумфом Трампа. И наоборот, бесславный конец неравного противостояния навсегда войдет в анналы как первый провал президентства Трампа, если оно станет реальностью. Вина всегда падает на того, кто сиюминутно правит, и ее невозможно задним числом переложить на плохого предшественника.

В сумеречном доме могильщиков украинского дела, где окна занавешены траурным муаром, по-прежнему в обиходе злая придумка о том, что Трамп есть порождение преступного путинского воображения, послушная болонка, а совсем не самостоятельное явление американской жизни. Логический дефект превращает эти построения в интеллектуальную труху. Эгоцентрик и мегаломан Трамп, который мнит себя всесильным хозяином вселенной, не будет ждать ценных указаний из Кремля. Поэтому в своем анализе американского сдвига настроений шаманы от политологии делают упор на малозначащих деталях: на возрасте сначала Байдена, а теперь Трампа, на их оговорках, на неудачных технических обстоятельствах. В избирательских предпочтениях, по их выкладкам, никак не отражается личный опыт американцев, их способность отличить хорошее правление от плохого.

Между тем курс на американское доминирование, на осуществление лозунга “Америка прежде всего” неизбежно приведет к противостоянию интересов Белого дома начинаниям путинского режима. Конфликт неизбежен, даже если будет проявляться в завуалированной форме. Сосредоточенность Вашингтона на китайских амбициях в отношении Тайваня не отменяет неотвратимого охлаждения в сфере американо-российских связей. И когда конфликт проявится во всей красе, произойдет триумфальное явление Украины – никем не покоренного, вооруженного и очень опасного для диктаторов союзника консервативной Америки. Похоже, что именно эту логику пытался внушить Трампу Борис Джонсон – один из немногих европейских политиков, способных генерировать оригинальные идеи.

Не утверждаю, что подобная тактика гарантирует скорый и гладкий успех. Но уверен, что это единственный курс, который в трудной ситуации может завершиться победой.

Источник