Мадам Роза и ее дети
Пожилая дама с отечным лицом и тяжелыми мешками под глазами с трудом, наваливаясь на перила, взбирается по винтовой лестнице. Камера фокусируется на потухших глазах и седой пряди, придающей благородство ее облику. И мы узнаем в героине Симону Синьоре — это одна из последних и лучших ее ролей. Знаменитая актриса здесь в роли мадам Розы, ушедшей на покой постаревшей проститутки из парижского квартала Бельвилль, где живут арабы, негры — и еще евреи, такие, как она.
За эту роль актриса была удостоена главной французской кинопремии «Сезар». Режиссер Моше Мизрахи — израильтянин, родившийся в Александрии и с середины 1970‑х работавший во Франции, снимавший, среди прочего, картины с Анни Жирардо и Шарлем Азнавуром, — тоже собрал за эту свою картину богатый урожай наград, от «Оскара» за лучший фильм на иностранном языке (обойдя бунюэлевский «Смутный объект желания») до «Давида ди Донателло» и премии Ассоциации кинокритиков США. Роман же, по которому сделан фильм, принес своему автору единственную в истории французской литературы Гонкуровскую премию, присужденную одному и тому же писателю дважды.
Это была знаменитая мистификация: автором романа «La vie devant soi» значился некий Эмиль Ажар, якобы племянник писателя Ромена Гари. Когда же пришло время получать премию, Гари, у которого уже была одна Гонкуровская премия — за роман «Корни неба», пришлось сознаться в авторстве.
На всякий случай сообщу, что настоящее имя Гари — Роман Кацев, это важно знать для понимания сюжета. Был он сыном провинциальной еврейской актрисы, которая кочевала по черте оседлости, пока не перебралась в Париж, где и вырастила своего сына, ни минуты не сомневаясь в его гениальности. И не давая усомниться в том всем вокруг. Сын стал летчиком, героем войны, а потом писателем. Он посвятил матери свой самый удивительный, трогательный, восторженный до абсурда роман «Обещание на рассвете». Эту книгу сразу вспоминаешь, когда смотришь фильм «Вся жизнь впереди».
Герой здесь, впрочем, не еврейский мальчик, а, напротив, араб, воспитанный еврейкой. В квартирке под крышей мадам Роза содержит приют для детей окрестных проституток. Мухаммед, или Момо, — старший среди них. Ему 14, но мадам Роза убедила его, что ему 11, чтобы продлить общение и уберечь ребенка от ужасов реальной жизни. Мальчик, наделенный воображением, чувствительный и храбрый, совершающий необъяснимые, порой отчаянные поступки, — ее отражение, только у него «…вся жизнь впереди». Не везде, впрочем, фильм назывался так. В Великобритании его показывали под двумя названиями: «A Life Ahead» («Жизнь впереди») и вторым, «Life Before Him» («Жизнь до него»), которое тоже уместно. Момо — единственная любовь мадам Розы, которая досталась ей под занавес и не осталась без ответа. В книге и рассказ ведется от лица Момо.
«…На свой седьмой мы топали пешком, и в этом мадам Роза со всеми ее килограммами и одной разнесчастной парой ног полной ложкой черпала повседневную жизнь со всеми ее горестями и заботами. Она напоминала нам об этом всякий раз, когда не жаловалась еще на что‑нибудь, потому что в придачу ко всему была еврейкой».
Картина Моше Мизрахи очень близка по стилю и по духу роману, эта экранизация вообще на редкость адекватна. Может быть, дело в том, что сценарий вместе с режиссером писал сам Ромен Гари. Эти диалоги можно просто слушать, не глядя на экран.
— Что это за место? Почему вы иногда сюда приходите посреди ночи?
— Это моя дача, мое еврейское убежище. Здесь я прячусь, когда мне страшно.
— Кого вы боитесь, мадам Роза?
— Как будто для страха нужен повод.
Текст был создан специально для Симоны Синьоре: ей, в то время уже очень больной, грузной, тяжелой на подъем женщине, не приходилось притворяться. И еврейку не надо было из себя делать — она ею и была, по отцу, чья фамилия была Каминкер. Ее участие в фильме израильского режиссера не случайно: и она, и Ив Монтан, ее знаменитый муж и тоже еврей, были в Израиле своими людьми. Впервые они попали туда в 1959‑м, а позже участвовали в концертах солидарности с советскими евреями. Вполне возможно, что и с Моше Мизрахи Симона Синьоре была знакома со времен своего первого посещения Израиля и уже после картины «Вся жизнь впереди» снялась у него в картине «Дорогая незнакомка» (1980).
Здесь же, в фильме «Вся жизнь впереди», мы знаем о героине Синьоре лишь то, что в молодости она была чудо как хороша («Вы тоже торговали своей задницей, когда были молоды и прекрасны?» — спрашивает ее Момо). А после войны не смогла вернуться к прежней профессии — по эстетическим соображениям, как признается сама мадам. Момо рассуждает: «Это потому, что она была в Освенциме».
Освенцим здесь больше чем просто лагерь смерти, а мадам Роза — больше чем просто еврейка. Напомню, это 1977 год, в Европе тема Холокоста, за редким исключением, почти не звучит в кино, мир еще не знает о велодроме «Вель д’Ив», на который сгоняли парижских евреев, прежде чем отправить в концлагеря. И когда мадам забывается и начинает бессвязно бормотать: «Они отвезут нас на стадион. Cказали, что с собой надо взять только самое необходимое», — никто кроме французов не понимает, о каком стадионе идет речь.
Но фильм не про войну, а про мир, про мирную жизнь. Про справедливость, которой нет, про равенство, о котором можно мечтать, про терпимость по отношению к другим: «Когда тебе плохо, неважно, еврей ты или араб». Все перемешано в этой жизни: в одной фразе — «Шма Исраэль», в соседней — «Иншалла, Момо, я умираю». Прежде всего, фильм про любовь, которой покорны все.
«Это Феликс Блюменталь, — комментирует мадам старую фотографию, — я подарила ему свою любовь, а он сбежал со всеми моими сбережениями. Потом он сдал меня как еврейку французским полицейским. Но, естественно, это плохо для него закончилось — его выслали в Германию, и он больше никогда здесь не появлялся».
У мадам есть тайная комната — «еврейское убежище», в нем — менора и проигрыватель, на котором она крутит пластинку с песнями на идише. И это намекает на нездешнее, не парижское происхождение мадам. Она воспитывает детей в духе истинной толерантности, не зная такого слова. И, сама не желая того, делает из арабского мальчика Момо еврея — а кем еще она могла его воспитать?
Для очистки совести мадам Роза пыталась воспитать в нем доброго мусульманина — Момо ходит к слепому старому мсье Хамилю, но тот читает мальчику вместо Корана «Отверженных» и иногда называет Мухаммеда Виктором. В квартире, помимо Момо, живет еще два мальчика, младшие. Одного, вьетнамца, мадам пристроит во вьетнамскую семью, другого, Моше, отправит к евреям: «Есть одна семья, они хотят тебя взять на испытательный срок, у них кошерный магазин — во всяком случае, тебе будет что есть».
А на Момо она давно не получает денежных переводов. И уже непонятно, кто за кем ухаживает — теперь уже, скорее, он за ней.
Этот фильм словно набор мизансцен, как в театре. Разглядывать их можно долго и подробно, возвращаясь и пересматривая вновь. Тонкий, изящный профиль мальчика, крупное одутловатое лицо Симоны Синьоре — мадам Розы, готовой ради Момо на все…
Когда за ним является отец, оставивший его на руках мадам Розы младенцем, она понимает, что не хочет, не может отдать ребенка этому чудовищу. И говорит, что перепутала детей: еврея Моше воспитала как мусульманина, а Мухаммеда — как еврея. Но папаше не нужен еврейский ребенок, и он отказывается от наследника. А Момо и рад.
«Мадам Роза, а откуда вы знаете, что я араб, а не еврей, как вы?»
Прозвучи эта фраза в картине сегодня, она могла бы вызвать как минимум недовольство местных мусульман. Но дело было почти 40 лет назад. Живы были свидетели войны и Катастрофы. А после «Оскара» никто и пикнуть против фильма не посмел.
Комментариев нет:
Отправить комментарий