Профсоюзы государственных служащих – это зло
В ходе пандемии COVID-19 мы усвоили два урока: что дети школьного возраста очень редко подвергаются серьезному риску заболевания, и что онлайн-обучение значительно уступает очному. Это очень серьезно отбросило детей назад, как в учебе, так и в социальном плане. Результатом было сильное стремление к тому, чтобы дети снова пошли в школу.
Но в некоторых школьных системах, например в Чикаго, профсоюзы учителей просто сказали «нет», категорически отказываясь возвращаться в классы до тех пор, пока не будет удовлетворен ряд их корыстных требований. А местные органы власти, особенно те, в которых долгое время доминировала Демократическая партия, не смогли или не захотели их заставить, например, удерживая зарплату.
Так что, возможно, самый большой урок пандемии заключался в том, что разрешение государственным служащим вести коллективные переговоры, как это делают профсоюзы частного сектора, оказалось катастрофической ошибкой в государственной политике.
Расцвет профсоюзов государственных служащих
Союзы государственных служащих существуют с начала 20-го века. Забастовка бостонской полиции 1919-го года, которая подтолкнула Кэлвина Кулиджа к участию в президентских выборах, произошла из-за права полицейских объединяться в профсоюзы.
К середине 20-го века полицейские союзы стали обычным явлением. Но у них не было права бастовать против правительства. И они не имели права устанавливать заработную плату, льготы и трудовой распорядок посредством коллективных переговоров. По сути, они существовали только для защиты своих членов от злоупотреблений со стороны менеджеров при рассмотрении жалоб.
Но в начале 1960-х профсоюзное движение, уже находившееся в упадке, искало способы расширить свой охват. В 1959-м году известный своей “прогрессивностью” штат Висконсин позволил профсоюзам принимать государственных служащих и вести коллективные переговоры.
Затем президент Кеннеди убедил Конгресс изменить федеральный закон о труде, что упростило профсоюзам задачу организации государственных служащих на уровне штатов и на местном уровне.
В течение следующих 60 лет доля членов профсоюзов выросла в государственном секторе до 33.6% по сравнению с практически нулевым показателем в начале 1960-х годов, в то время как в частном секторе она упала с примерно 35% рабочей силы до всего 6.2% сегодня.
Неестественное преимущество
Франклин Рузвельт, который был сторонником профсоюзов, когда дело касалось частного сектора, категорически выступал против заключения коллективных договоров для государственных служащих. «Все государственные служащие должны понимать, что процесс коллективных переговоров в правильном понимании не может быть перенесен на государственную службу», писал он.
Рузвельт понимал, что для этого есть две фундаментальные причины. Во-первых, корпорации – это машины для создания богатства. В корпорации люди объединяются с помощью ряда правил в надежде коллективно создать больше богатства, чем они смогли бы по отдельности. И для создания этого богатства необходимы и капитал, и труд.
Поэтому, когда менеджмент и работники садятся за разработку нового контракта, они в основном обсуждают, как разделить богатство, созданное капиталом и трудом, между капиталом и трудом. И обе стороны в корпоративных переговорах имеют мощные стимулы для достижения правильного баланса, чтобы сохранить силу корпорации по созданию благосостояния для обеих сторон.
Но в государственном секторе богатство не создается, и поэтому нет прибыли, которую можно было бы делить. Вместо этого обе стороны в буквальном смысле ведут переговоры о том, сколько денег других людей, то есть денег налогоплательщиков, должны получить члены профсоюзов.
Так что у правительства мало стимулов для жестких переговоров. Если новый контракт не окажет немедленного отрицательного воздействия на согласившихся с ним политиков, они не будут упорно бороться. В то же время у профсоюзных лидеров есть все стимулы для приложения больших усилий, чтобы добиться большего для своих членов и быть переизбранными.
Поэтому заработная плата и льготы по контрактам с государственными профсоюзами имеют тенденцию к резкому увеличению с каждым следующим контрактом, независимо от роста налоговых поступлений и ВВП. В целом оплата труда работников государственного сектора сегодня значительно превышает аналогичные показатели работников частного сектора.
Вторая причина, по которой коллективные договоры не могут работать в государственном секторе, еще более важна.
В частном секторе ни работники, ни менеджмент не имеют никакого отношения к тем, кто сидит по другую сторону стола. Но это определенно не относится к коллективным переговорам в государственном секторе. Хотя правительство не может указывать, кому вести переговоры от имени профсоюзов, профсоюзы имеют большое влияние на то, кто ведет переговоры от имени правительства.
Профсоюзы были основным источником средств для кандидатов от Демократической партии с эпохи Нового курса, и, естественно, они ожидают возврата своих инвестиций. У политиков, если они хотят обеспечить финансирование своих кампаний в будущем, есть все личные стимулы, чтобы это обеспечить.
Такая ситуация настолько же глубоко коррупционна, насколько и совершенно законна.
Сложность, конечно же, состоит в том, чтобы политики были уверены, что общественность не поймет, насколько на самом деле щедры контракты. Чрезмерное повышение заработной платы вызовет рост общественного сопротивления. Поэтому наиболее дорогостоящие части договоров с государственными профсоюзами, как правило, скрыты в таких вещах, как медицинское страхование, трудовой распорядок, затраты на который не очевидны, но, тем не менее, вполне реальны, и пенсии, расходы на которые в основном проявляются в долгосрочной перспективе.
Последствия в реальном мире
Рассмотрим некоторые реальные последствия коллективных переговоров в государственном секторе.
Корпоративные пенсионные планы стали обычным явлением в конце 1940-х и в 1950-х годах. Но когда в 1970-х годах началась инфляция и государственный контроль над процентными ставками ослаб, будущие затраты на пенсии стало гораздо труднее рассчитывать, что поставило под угрозу будущую прибыльность.
Примерно с 1980-го года частный сектор почти полностью перевел свои пенсионные планы с систем с установленными выплатами, таких как традиционные пенсии, на планы с установленными взносами.
Часто работодатели прибавляют к взносам на пенсию своих сотрудников столько же от себя до определенного процента от их заработной платы, часто до 10 процентов, поощряя работников надлежащим образом финансировать свои собственные пенсии.
Однако в государственном секторе традиционные пенсии остаются нормой. К 2014-му году только 18 штатов полностью перешли на пенсионные системы с установленными взносами. И пенсии часто намного выше, чем когда-либо в частном секторе.
В Иллинойсе, образце чрезмерно щедрых и недостаточно финансируемых пенсий, государственные служащие могут выйти на пенсию уже после 30 лет работы, часто с полной пенсией. 60% государственных служащих в Иллинойсе вышли на пенсию к тому времени, когда им исполнилось 60 лет. Пенсионеры автоматически получают трехпроцентную корректировку на стоимость жизни каждый год, независимо от инфляции или ее отсутствия. Это приводит к удвоению их пенсий в течение 24 лет.
Многие компании позволяют своим работникам брать определенное количество больничных. Но в частном секторе неиспользованные больничные пропадают в конце года. Однако по многим контрактам в государственном секторе работники могут накапливать их и засчитывать как рабочие дни в свой последний год. Это иногда приводит к гораздо более высоким пенсиям, поскольку пенсии обычно рассчитываются на основе заработной платы, выплаченной за последние несколько лет работы.
Многие планы также позволяют работникам накапливать сверхурочные на конец своей карьеры, что еще больше увеличивает их пенсии. В результате часто получаются действительно очень щедрые пенсии. В Калифорнии 40% государственных пенсионеров имеют пенсии более 100 тыс. долларов в год.
А взносы сотрудников в пенсионный фонд часто намного ниже, чем они были бы в частном секторе. Налогоплательщики штата Иллинойс теперь вносят в пенсионный фонд в три раза больше, чем сами работники.
Хуже того, политики иногда превращали пенсионные фонды в средство подкупа. Например, законодательный орган штата Иллинойс в 1996-м году разрешил системе государственных школ Чикаго брать «пенсионные каникулы», другими словами, не платить взносы в пенсионный фонд. Большая часть сэкономленных денег пошла на повышение заработной платы учителей, которая в период с 1998-го по 2012-й год росла в среднем на 4.2 процента в год. Если еще в 1999-м году фонд был полностью профинансирован, то к 2013-му году он составил 9.6 миллиарда долларов, только половину суммы, необходимой для выплаты всех пособий, гарантированных конституцией штата Иллинойс.
Результат – куча махинаций с бухгалтерией. Корпорации должны вести свои бухгалтерские книги в соответствии с Общепринятыми принципами бухгалтерского учета (GAAP) и привлекать для их проверки независимых аудиторов. Они не могут играть в бухгалтерские игры, чтобы скрыть проблемы, не рискуя суровым уголовным наказанием.
Но штаты, теоретически обязанные соблюдать правила GAAP, не проводят по-настоящему независимого аудит своих бухгалтерских книг. Контролеры и казначеи штатов должны проверять бухгалтерские книги штата и следить за тем, чтобы не было мошенничества или обмана. Но эти чиновники – политики, зачастую не имеющие бухгалтерского опыта. В большинстве штатов они избираются и имеют большие политические амбиции.
Согласно доктрине суверенитета штатов, федеральное правительство не имеет права вмешиваться, и поэтому многие штаты используют различные уловки бухгалтерского учета, такие как нереалистичные предположения о доходности, чтобы обойти текущие финансовые проблемы и обеспечить финансирование чрезмерно щедрых условий коллективных трудовых соглашений.
Трудовой распорядок, работающий против общества
Заработная плата и льготы – не единственные проблемы профсоюзов государственного сектора.
Согласованные трудовой распорядок и процедуры часто делают почти невозможным увольнение работников, которые неэффективны или совершают вопиющие проступки, если они не являются уголовными преступлениями. Профсоюзы полицейских обычно защищают полицейских независимо от того, сколько жалоб на них было подано.
Согласованные правила арбитража призваны затруднить увольнение членов профсоюза. В Нью-Йорке Полицейская благотворительная ассоциация фактически имеет по договору право выбирать арбитров в вопросах дисциплины полицейских. А неблагоприятные решения, не приводящие к увольнению, исключаются из записей кадрового учета через два года.
Арье Эллер был учителем музыки в Нью-Йорке, пока в 1999-м году его не обвинили в сексуальных домогательствах к ученицам и не удалили из класса. Его отправили в центр перераспределения, который учителя называли «резиновыми классами». Его дело было отклонено арбитрами по формальным причинам, а школьный совет города Нью-Йорка по какой-то причине не подал апелляцию.
Постоянный контракт – это система, разработанная в университетах, чтобы дать ученым свободу придерживаться непопулярных мнений. Но профсоюзы договорились о постоянных контрактах для своих членов. Они не предоставляется физическим лицам на индивидуальной основе. Вместо этого они автоматически предоставляется всем преподавателям, проработавшим необходимое количество лет, часто всего два или три года. Другими словами, избегайте увольнения два-три года, и вас не смогут уволить впоследствии, скажем, за обыкновенную некомпетентность.
И хотя учителя гордятся тем, что они профессионалы, профсоюзы учителей успешно борются за то, чтобы к ним относились как к простым рабочим с точки зрения оплаты труда. Уровень оплаты определяется только уровнем образования и трудовым стажем. Чем больше лет учитель преподает, пусть даже плохо, тем больше ему или ей платят.
Таким образом, у учителей нет материальной причины работать усерднее других для достижения лучших результатов обучения, потому что они не будут за это вознаграждены.
Поиск решения
Что может быть сделано? Это будет нелегко, поскольку очень могущественные силы, профсоюзы и сами политики, глубоко заинтересованы в сохранении статус-кво, которое так хорошо работает для них, каким бы катастрофическим оно ни было для страны в целом.
Но это может быть сделано. Губернатор штата Висконсин Скотт Уокер доказал это.
Выборы 2010-го года стали политическим разгромом для демократов, республиканцы взяли под свой контроль офис губернатора Висконсина и обе палаты законодательного собрания. Бюджет на 2012-2013 годы (у Висконсина двухлетние бюджеты) оказался с дефицитом в 3.6 миллиарда долларов из общих расходов в 66 миллиардов долларов.
В феврале 2011-го года Уокер предложил Закон 10. Он ограничивал ведение коллективных переговоров для большинства государственных служащих (полиция, пожарные и военнослужащие штата) только заработной платой и требовал, чтобы члены профсоюза ежегодно переаттестировали профсоюз. Если в контракте предусматривалось повышение заработной платы выше уровня инфляции, требовался публичный референдум для его утверждения. Автоматическое удержание профсоюзных взносов было прекращено, как и обязательное членство в профсоюзе. Работники должны были вносить существенный вклад в свое медобслуживание и пенсионные планы.
Начался ад. Вскоре залы Капитолия штата были забиты людьми, протестовавшими против законопроекта. Затем 14 сенаторов штата-демократов сбежали в Иллинойс, чтобы не допустить кворума. Но, несмотря на всю шумиху, дело было сделано, и Уокер подписал закон 29-го июня 2011-го года.
Спустя пять лет многое изменилось. Членство в профсоюзе резко сократилось. 40-й окружной совет Американской федерации служащих штатов, округов и муниципалитетов в Мэдисоне потерял 70% членов и 63% своих доходов. Другие профсоюзы государственного сектора понесли аналогичные потери.
При значительном сокращении доходов профсоюзы увидели соответствующее падение политического влияния. Институт Макивера, аналитический центр свободного рынка в Мэдисоне, штат Висконсин, подсчитал, что за первые пять лет Закон 10 сэкономил Висконсину 5.24 миллиарда долларов за счет сокращения расходов на пенсионный фонд и другие цели. Администрация Уокера не только ликвидировала дефицит бюджета, с которым столкнулась, но и снизила подоходные налоги штата на 2 миллиарда долларов.
Разрыв оси Демократическая партия – государственный сектор
Большинство штатов, где доминируют республиканцы, сумели сохранить порядок в своих финансах, ограничив власть профсоюзов в государственном секторе. Но там, где смычка между Демократической партией и профсоюзами государственных служащих сильна, например, в Иллинойсе, Калифорнии, Нью-Джерси и Нью-Йорке, реформа оказалась невозможной, и финансовая ситуация в этих штатах продолжает ухудшаться. Рейтинг облигаций Иллинойса едва ли выше мусорного, что увеличивает стоимость заимствований для штата, в то время как он на несколько месяцев задерживает выплату своей кредиторской задолженности.
Другие демократические штаты находятся в аналогичном затруднительном положении, и без реформы в стиле Висконсина ситуация будет только ухудшаться. Это грозит дефолтом или даже банкротством (хотя неясно, может ли штат, суверенный в пределах своих границ, официально объявить о банкротстве, что является федеральной ответственностью). Реформа в стиле Висконсина потребует очень решительного электората и политиков с большим политическим мужеством. Но будь то политическое решение или банкротство, коррумпированная ось Демократическая партия – профсоюз государственных служащих исчезнет.
Как однажды классно объяснил покойный экономист Герберт Штайн: «Если что-то не может длится вечно, оно прекратится».
Мой перевод из Public-Service Unions Working Against the Public Good.
И тут Кеннеди отметился!
Кстати, профсоюзы в частном секторе – тоже не всегда благо. Многие считают, что именно они ответственны за упадок Детройта.
Игорь Питерский
Комментариев нет:
Отправить комментарий