Еврейская слабость "русского богатыря"

 

  Еврейская слабость "русского богатыря"

  

  

   Марк Азов

  

  С детства мне внушали мысль, что евреи - народ не сильный, более того - хилый и хлипкий. Даже в Большой Советской Энциклопедии - первый выпуск под редакцией Бухарина, потом Отто Шмидта - я еще в детстве прочитал, что у евреев мышечная система тонкая, вялая, плечи покатые и узкая грудь. Я уж не говорю, что в большинстве своем они рыжие - так там написано. Одним словом, будучи евреем, хоть на улицу не выходи: побьют, засмеют, задразнят. И когда мне самому доводилось в мальчишечьей драке пустить хоть кому-нибудь юшку из носу, то у самого возникало сомнение: еврей ли я? Может, в роддоме перепутали и подсунули мамке вместо Марика какого-нибудь Ваньку?..

  Но все это только присказка. С легкой руки художника Васнецова укоренилось такое представление, что на Руси было три богатыря: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович... Так вот, дорогие мои читатели, я лично знавал четвертого. Те из вас, кто сейчас в глубоко пенсионном возрасте, тоже слышали в свое время таковы слова: "Русский богатырь Григорий Новак".

  Десять лет подряд он был обладателем титула самого сильного человека планеты, то есть был абсолютным чемпионом мира по тяжелой атлетике, хотя даже не был тяжеловесом. Что называется, "средневес". И каждый раз из года в год он увеличивал свой рекорд.

  - А что такое?- говорил он мне потом, когда наше знакомство состоялось.- Я мог бы прибавить сразу, скажем, килограмм пятьдесят. Но что мне лишние деньги - приз 200 тысяч долларов за мировой рекорд - помешают? Я добавлял каждый год по пять. И русскому народу приятно, и мне "парнус".

  Я думаю, читатель уже догадался: "русский богатырь" Григорий Новак - самый что ни на есть натуральный еврей.

  Русский народ этого не знал и знать не хотел. Русский человек готов признать любого еврея русским, лишь бы он его возвеличивал на международной арене (Аркадия Исааковича Райкина при мне неоднократно величали Аркадием Ивановичем), и слава русских богатырей вовек бы не иссякла, если бы русский человек все-таки не был антисемитом.

  При встрече с Григорием Новаком в неофициальной обстановке, где-нибудь в толпе на улице, мало кто догадывался, что перед ним русский богатырь. Телевизорами нас тогда не баловали, люди больше слышали о нем, чем видели, а Новак в пиджаке внешне ничем не отличался от пузатого директора гастронома: невысокий, коротконогий и короткорукий, с толстой шеей, налитой кровью. Естественно, у любого антисемита язык чесался сообщить ему со всей российской прямотой:

  - Ах ты жидовская морда!

  И это были волшебные слова: произнесший их тут же, вопреки законам Ньютона, взмывал в небо, пролетал метров восемь по траектории "земля-воздух-земля" и совершал далеко не мягкую посадку ж...ой об асфальт. Пострадавшего отправляли в больницу, а Новака в очередной раз дисквалифицировали.

  Такие "полеты во сне и наяву" происходили довольно часто, Известен эпизод, когда Новак вышвырнул из окна гостиницы шестерых милиционеров одного за другим. Но читателя просят не волноваться: окно находилось на первом этаже. Грише вообще везло - до смертоубийства не доходило. Об одном таком эпизоде я слышал от него самого:

  - Это было на стадионе. Показательные выступления. Я наклоняюсь взять гирю (трехпудовик), а кто-то с трибуны говорит: "Туфта! У него гиря пустая!" Ты слыхал такое?!.. Я опять наклоняюсь, чтобы посмотреть, кто это говорит, и вижу - он в первом ряду. И я эту гирю, три пуда, на прямой руке, вытянутой перед собой, несу от центра поля к трибунам, дохожу до того штыпса, что кричал, и бросаю ему на коленки: "На, подержи туфту!"... Мое счастье, что у него нога оказалась туфтовая, пришлось покупать всего-навсего новый протез. Но меня опять дисквалифицировали.

  Словом, желая того или не желая, вздорный русский народ выжил не менее вздорного еврея из большого спорта. И я познакомился с Новаком, когда он уже работал в цирке.

  Я приехал в город Липецк с эстрадной бригадой, для которой писал конферанс. Мы поселились в единственной гостинице, где жили в то время и артисты, гастролировавшего в Липецке цирка. Они, как и мы, питались в гостиничном ресторане. И за одним из столиков неизменно сидел Новак, окруженный местными "кирюхами", которые, упорно подливая в его бездонный фужер, неизменно возглашали:

  - Выпьем за Григория, нашего русского богатыря!

  А, надо сказать, что Григорий уже посмотрел концерт нашей эстрадной бригады и то дело косил глазом в мою сторону. Потом вдруг встал из-за столика с фужером в руке и, отмахнувшись от своих почитателей, шагнул ко мне.

  - Да что я!- захрипел он на весь зал,- Подумаешь, богатырь! Что я делаю? Поднимаю железо. А вот тут за столиком сидит еврейчик в очках, так он берет такое говно, как эстрадные артисты, и поднимает на невиданную высоту!

  Гриша брякнул это спьяну для красного словца. Он нежно любил всех артистов. Вообще, это была нежная душа. Всему виною только мои очки! В том была слабость самого сильного человека планеты. Он бы, наверно, влюбился в очковую змею только по этой причине. У "русского богатыря" была одна неистребимая еврейская черта: он преклонялся перед образованными людьми. Он их всех почему-то считал интеллигентными.

  Как раз в то время, когда мы встретились в Липецке, где-то далеко, на международной арене, восходила звезда другого богатыря Юрия Власова. В отличие от прочих тяжелоатлетов Юрий был в очках. Да и в голове его, надо признать, шевелились некоторые извилины. Поэтому Гриша Новак тщательно следил за успехами Власова и называл его любовно " профессором". Он и меня так назвал:"профэссор".

  - Профэссор, - говорил он регулярно за завтраком, обедом и ужином, - выпей со мной.

  И мы оба не просыхали... Что, кстати, не мешало Григорию Новаку показывать чудеса на манеже. На ногах он держал платформу, по которой два его сына - тоже, будь здоров, богатыри - гоняли на мотоциклах, а руками поднимал штангу, на которой восседал, болтая ногами весь остальной коллектив.

  Я же после утренних фужеров наливался, как клоп, и уже не сползал с матраца до обеда. За обедом он опять заставлял меня насосаться до потери пульса, а сам шел на вечернее представление. Когда после ужина я пытался сбежать, Гриша брал меня нежно за ухо и вводил в лифт.

  - Профэссор,- говорил он при этом, - ты же не хочешь, чтоб лифт уехал, а твое ухо осталось в моей руке.

  И мы оказывались в гришином номере, где под кроватью хранилось "энзе" - емкость со спиртом.

  От кого она там пряталась? Наверно, на случай приезда супруги. Я видел ее только раз и то мельком. Но, должен признать, было кого бояться. Если всех трех богатырей: Гришу с двумя сыновьями поставить рядком, то это и будет она, истинно еврейский богатырь, хотя и женского пола, сильнейший человек планеты. Или мне так показалось со страху?..

  Но вернемся к "подкроватной" емкости. Однажды мне удалось прятаться от Гриши - целый день не выпивать ни капли. А вечером Гриша все-таки меня поймал, затащил в номер и там налил по стакану "энзе". Я свой стакан выдул без особого труда, а сам он не смог, был налит выше ватер линии - душа не принимала. И тогда он заплакал настоящими, не цирковыми, слезами:

  - Профэссор! Кто из нас русский богатырь, если ты меня перепил?! И эти слезы до сих пор на моей совести.

  О Грише можно рассказывать бесконечно. Зашли мы с ним в липецкий универмаг. Там ему приглянулась рубашка какого-то богатырского размера, и он попросил ее завернуть, но продавщица, которая, верно, в цирк не ходила, сказала:

  - Это не ваш размер.

  И дала меньшую.

  - А эта будет мала, - возразил Гриша.

  - Я двадцать лет работаю, - обиделась продавщица,- и лучше вас знаю какой у кого размер!

  Гриша покорно взял навязанную ему рубашонку и понес в примерочную. Обнажи он свою гору мускулов прямо здесь, продавщицу пришлось бы водой отливать... А так он мирно вышел из примерочной в новой рубашке.

  - Ну что я вам говорила!- подбоченилась продавщица.- Еще даже великовата.

  - Может быть, - сказал Гриша.

  И вдруг, к ужасу бедной женщины, рубашка расползлась на узкие ленточки!!!

  Григорий Новак мог увеличивать объем грудных мышц на шестнадцать (если не ошибаюсь) сантиметров. Он катал по груди чугунное ядро, не прикасаясь к нему руками. Он мог превратить в лохмотья не то что рубашку, а, чем черт не шутит, бронежилет. Но никогда не упивался славой.

  - Вы были правы, - скромно сказал он продавщице, - рубашка как раз по мне, сидит, как влитая. Выпишите.

  И заплатил в кассу.

  Он не блистал образованностью, но он был интеллигентный человек. Не то, что "профэссор" Власов, за кого он так искренне болел и кому от всей своей еврейской души желал победы.

  С Гришей мы встретились в Москве на юбилее настоящего профессора - доктора искусствоведенья, знатока цирка и эстрады Юрия Дмитриева.

  Гриша долго ждал своей очереди поздравлять, стоя за кулисами с дамской хозяйственной сумкой в руке.

  - Поставь сумку, - посоветовал я.

  - Она легкая.

  Но когда вышел на сцену, достал из этой сумки тяжеленную гирю, которую юбиляр тут же выжал, и умиленный Григорий Новак расцеловал профессора.

  Я бы много мог рассказывать о еврейских богатырях - теперь это не диво. Известно, что и тренерами выдающихся тяжелоатлетов были евреи. Но ограничусь одним воспоминанием, которое, как луч солнца, ветром не сдуть. Еще до моего знакомства с Новаком, в середине пятидесятых в Москве проходил международный фестиваль молодежи. "Дети разных народов" ехали по Садовому кольцу, и я впервые увидел евреев из Израиля. Никогда доселе не встречал наяву такие медные стружки волос, изысканные пружины бород. Да, действительно, много рыжих... Но отполированные ветром и солнцем скульптурные мускулистые тела!

  Боже! Неужели это мы, слабосильные евреи?!