Смертность при пандемиях и память о них

Опубликовано: 10.10.2020

Хотя многие из нас пережили пандемии гриппа 1957-го и 1968-го годов, почти никто не сохранил личные воспоминания о тех временах. И это интересно.

В 1918-м году, в разгар пандемии гриппа, две медсестры Красного Креста в Вашингтоне, округ Колумбия, демонстрируют технику правильного обращения с носилками.

Когда в первые месяцы 2020-го года новый коронавирус SARS-CoV-2 начал распространяться за пределы Китая, и средства массовой информации, и научные издания вспомнили о самой смертоносной пандемии в современной истории. Это называлось испанским гриппом, хотя не имело к Испании никакого отношения.

Та пандемия началась в первые месяцы 1918-го года, ее третья и последняя волна прошла всего год спустя, и мы никогда не узнаем точное число погибших. Опубликованные оценки варьируются от 17 до 100 миллионов. 50 миллионов, видимо, являются наиболее вероятным числом. Если разделить это число на 1.8 миллиарда человек, живших в мире, мы получим глобальный уровень смертности около 2.8 процента (2800 на 100 тыс.).

Что мне кажется странным, так это то, что происходящая пандемия COVID-19 вызвала относительно небольшое число упоминаний о трех последних пандемиях, по которым у нас есть хорошие цифры. Первая, вызванная вирусом H2N2, начала распространяться из Китая в феврале 1957-го года и закончилась в апреле 1958-го года. Вторая, также начавшаяся в Китае, произошла в мае 1968-го года, когда обнаружился вирус H3N2; первая волна достигла пика к концу года, и в некоторых странах последствия сохранялись до апреля 1970-го года. Наконец, был вирус H1N1, происходивший из Мексики, пандемия была объявлена Всемирной организацией здравоохранения 11-го июня 2009-го года; распространение прекратилось к концу года.

Согласно лучшим реконструкциям, избыточная смертность (предположительно в результате пандемий) колебалась от 1.5 до 4 миллионов смертей в первой из этих трех пандемий, от 1.1 до 4 миллионов во второй и от 150 до 575 тысяч в третьей. Население мира выросло за эти годы, и с поправкой на изменение численности мы получим коэффициенты смертности примерно 52 на 100 тыс. с 1957-го по 1958-й год, 30 на 100 тыс. с 1968-го по 1970-й год и от 2.3 до 5.2 на 100 тыс. в 2009-м году.

Для сравнения: общее число погибших от SARS CoV-2 к концу августа 2020-го года достигло около 865 тыс.. Учитывая, что население мира – около 7.8 миллиарда человек, это означает, что текущее значение смертности от пандемии – около 11 смертей на 100 тыс. человек. Даже если общее число смертей утроится, уровень смертности будет сопоставим со смертностью от пандемии 1968-го года и составит около двух третей от уровня 1957-го года.

Еще примечательно, что эти более опасные пандемии имели столь незначительные экономические последствия. Обзоры мирового экономического и социального положения с конца 1950-х годов не содержат упоминаний о пандемиях или вирусах. Пандемии также не оставили глубоких травмирующих следов в памяти. Даже если очень консервативно предположить, что долговременные воспоминания начинаются только с 10-летнего возраста, то 350 миллионов людей, живущих сегодня, должны помнить о трех предыдущих пандемиях, а миллиард человек должен помнить две последние.

Но я еще не встречал никого, кто бы хорошо помнил пандемии 1957-го или 1968-го годов. Страны не прибегали к каким-либо массовым экономическим ограничениям, не требовали длительного закрытия школ, не запрещали спортивные мероприятия и не сокращали количество полетов.

Нынешняя пандемия привела к значительному (от 50 до 90 процентов) сокращению количества полетов, но во время более ранних пандемий был отмечен значительный прогресс в области авиации. 17-го октября 1958-го года, через полгода после окончания второй волны пандемии на Западе и примерно за год до ее окончания (последний всплеск в Чили), PanAm открыла полеты на самолетах Boeing 707 в Европу. И Boeing 747, первый широкофюзеляжный реактивный лайнер, поступил в регулярную эксплуатацию за несколько месяцев до окончания последней волны тогдашней пандемии, в марте 1970-го года.

Почему тогда все было по-другому? Потому, что у нас не было кабельных новостей, подогревающих страхи в режиме 24/7, не было Твиттера и не было непрерывных и мгновенных сообщений о заражениях и смертях на всех этих наших электронных экранах? Или изменились мы сами, иначе оценивая постоянные, но незначительные риски?

Мой перевод из Pandemic Memories and Mortalities.
Игорь Питерский
Источник

P.S. И кто же у нас умеет так хорошо считать? Это профессор Университета Манитобы Вацлав Смил, автор 39 книг по энергетике, технологиям и демографии. Забавно, что его большим поклонником, прочитавшим все эти книги, является никто иной, как Билл Гейтс, один из главных разносчиков паники во время нынешней пандемии.

Лично я застал две пандемии в сознательном возрасте, ничего не помню, кроме обсуждения в СМИ. Но без особой паники. В связи со всеми этими ограничениями мне вспоминается старый анекдот о том, как грузина принимали в партию:

– Курите?
– Курю.
– Придется бросить. Пьете?
– Выпиваю.
– Тоже придется бросить. А как у вас с женщинами?
– Ну, сами понимаете…
– И это придется бросить. А жизнь за партию вы готовы отдать?
– Да зачем мне такая жизнь?!