Лариса Амир: "Он пожертвовал собой ради других". Интервью по субботам
Весной 1995 года в одной русскоязычной газете Израиля появилась статья журналиста Петра Люкимсона, в которой рассказывалось о голодовке студентов Бар-Иланского университета в знак протеста против политики тогдашнего правительства во главе с Ицхаком Рабиным. Автор статьи решил взять интервью у организатора этой акции Игаля Амира, где тот объясняет, что не согласен с политикой руководства страны и считает ее ошибочной.
Статья заканчивается так: "Наша беседа окончена. Я прощаюсь, желаю этим ребятам успеха и выхожу из палатки, краем глаза замечая, что Игаль снова погрузился в чтение Талмуда. Полчаса назад, когда я впервые увидел его – невысокого, страшно худого, у меня, грешным делом, появились сомнения в том, насколько он и его товарищи серьезны в своих намерениях. Теперь эти сомнения улетучились… Они должны выдержать, ребята, выдержать ради всех нас".
Тогда никто не мог предположить, что через несколько месяцев невысокий худой паренек совершит самое громкое преступление в истории Израиля и изменит ход истории. Сегодня я беседую с Ларисой Амир, которая связала свою жизнь с убийцей Рабина.
- Лариса, вы вышли замуж за самого ненавидимого человека в стране. Вы чувствуете враждебность по отношению к себе?
- Во-первых, что касается меня, то нет. Во-вторых, что касается "самого ненавидимого человека", это тоже не так. Это тот образ, который попытались создать.
- И преуспели в этом.
- Как сказать… Этот образ существует в виртуальном пространстве. Игаль Амир – это тот, чье имя нельзя называть, имя, которое окружено целой системой табу. Произошла тотальная демонизация. Выросло целое поколение людей, которые верят в то, что Игаль Амир – это абсолютное зло. Других это просто не интересует, потому что прошло слишком много лет. Но эта ситуация совсем не соответствует тому, с чем я сталкиваюсь каждый день в реальной жизни. За все эти годы я сталкивалась с проявлением вражды, да и то, в легкой форме, два или три раза.
- Вас не называют "женой убийцы"?
- Может быть, за глаза меня так и называют. Когда ты связываешь судьбу с человеком, который настолько преследуем, у которого столько врагов, то ты совершаешь шаг очень невыгодный. К нему действительно пытались воспитать ненависть все эти годы. И, наверное, кто-то его искренне ненавидит. Хорошо, это право каждого человека.
- А когда о вас говорят "полоумная" или "невменяемая", вас это обижает?
- Обижало бы, конечно, но меня так обычно не называют в глаза. В токбеках – да, пишут и говорят всякое. Но я на это не обращаю внимание. Может быть, у меня очень избирательная память…
- Скажите, в последнее время муссируется мысль о том, что это не Игаль убил Рабина, что его подставили. Об этом даже написана книга. Есть люди, которые свято верят в его невиновность. А у вас есть сомнения в том, что Игаль реальный убийца?
- Конечно, есть. Это очень темная история. Я достаточно долго думала, что все эти конспирологические теории – не более чем вымысел. Я была уверена в том, что Рабина убил Игаль. Но когда мне объяснили нестыковки, я стала сомневаться. Тем не менее, Игаль полностью взял на себя вину.
Однажды, много лет назад в Советский Союз приехал американец. Очень приятный и обходительный молодой человек, известный ловелас, который женился на русской женщине. Удивительного американца распределили инженером на завод, где он трудился в поте лица вместе с другими советскими гражданами, в том числе, и с моей близкой родственницей. Потом американец исчез, а еще через какое-то время весь мир потрясло сообщение об убийстве президента Джона Кеннеди. Обходительного молодого человека, совершившего покушение, звали Ли Харви Освальд. История эта, так же, как и история Игаля Амира, до сих пор будоражит умы и вызывает вопросы, на которые вряд ли когда-нибудь найдутся ответы.
- Лариса, меня в этой истории интересует не столько, убил ли ваш муж премьер-министра или не убил. Меня интересуете вы. Как это случилось, что вас, религиозную замужнюю женщину, мать четверых детей, настолько переклинило, что вы увлеклись террористом?
- О, это долгая история. Мы приехали в Израиль с мужем в 89-м году. Я была на седьмом месяце беременности. И мы проходили обычный путь репатриантов из Советского Союза. Я сидела дома с ребенком, муж работал. И я решила, что пока есть возможность, надо сделать докторат. Причем по теме, которая была никак не связана с моим образованием. Я закончила биофак МГУ, а в Еврейском университете в Иерусалиме я решила заняться средневековой еврейской философией. И вот я занималась философией, растила детей, а у меня к этому времени родилась вторая дочка, и параллельно писала исторический роман. Действие романа происходило в десятом веке. И я была полностью погружена в этот десятый век. Как я хорошо стала разбираться в средневековых тканях, вы себе представить не можете! Я вообще такой человек, который погружается полностью в то, что делает.
- Пока все очень нормально и обычно. И что случилось потом?
- А потом были выборы 92-го года. А я в то время придерживалась лево-религиозных взглядов.
- Очень оригинально.
- Да, но время от времени попытки создать лево-религиозную партию повторяются. В общем, такой партии не было, и я вообще политикой мало интересовалась. Меня гораздо больше волновал десятый век.
- И что произошло-то?
- А произошло то, что были подписаны соглашения в Осло. И здесь, в Иерусалиме, можно было почувствовать атмосферу ужаса. Начались сообщения о терактах, взрывы в автобусах, демонстрации, голодовки, протесты, демонизация поселенцев. Атмосфера начала накаляться, и даже мне пришлось вынырнуть из своего десятого века и обратить внимание на то, что происходит вокруг. Не заметить это было невозможно.
- Давайте будем рассуждать строго логически. А чем так плохо заключить мирное соглашение с вражеской стороной? Разве это не то, о чем мечтали все предыдущие поколения сионистов?
- Это очень хорошо. Это даже прекрасно. Только при условии, что это соглашение приносит мир. А в этом случае было очевидно, что мира не будет, а будет полное уничтожение Израиля. Сам Арафат об этом говорил, что его цель – заключить тактическое соглашение с врагом, что это первый этап плана по уничтожению. То есть было очень много признаков, что что-то идет не так. Что, завезя сюда сорок тысяч боевиков и раздав им оружие, мы тем самым копаем себе могилу.
- А боевой генерал не понимал этого?
- Понимаете, репутация Рабина сильно идет вразрез с фактами. Это отдельная тема, очень большая, так что нет смысла ее развивать. Но люди ему верили, доверяли. А когда начались теракты, и правительство объявило погибших "жертвами мира", когда оружие, выданное террористам, стало обращаться против нас, когда противная сторона, даже не пытаясь скрыть свои планы, говорила об этом все время, когда было понятно, что новые территории станут базами для новых боевиков и, самое главное, стало ясно, что это – совершенно необратимый процесс. Вот тогда многие прозрели и поняли, что мы теряем страну. Что это вопрос выживания.
- И ваш будущий муж взял на себя ответственность таким образом изменить ход истории?
- Он пожертвовал собой, чтобы избежать других жертв.
- Вы оправдываете этот поступок?
- Да.
- Почему?
- Потому что все законные способы были исчерпаны. Потому что было ощущение, что мы несемся в пропасть. Ну вот представьте себе, вы сидите в автобусе, водитель которого направляет его вниз, в обрыв. Люди взывают к водителю, просят его остановиться. Но их просьбы полностью игнорируются. И единственное, что остается, — это убить водителя.
- Но, следуя вашей логике, если автобус уже несется в пропасть, убийство водителя не спасет его от гибели.
- Было ощущение, что другого способа уже нет. А покушение на водителя – это попытка хоть как-то повлиять на ситуацию, даже если падение в пропасть неизбежно. В этом случае все-таки падение затормозилось. Страшно представить себе, что было бы, если бы "мирный процесс" удался, и война охватила бы весь регион.
- Когда вы услышали о том, что произошло, как вы на это отреагировали?
- В тот день я поставила точку в своем романе. А когда услышала эту новость, то подумала: "Несчастный наивный мальчик!"
- Это об Игале?
- Да.
- А о Рабине что вы подумали?
- Рабина мне совсем не было жалко.
- А что вас привлекло в Игале Амире?
- Его достоинство. Потому что на фоне той вакханалии, которая началась после убийства, он был единственным человеком, который взял на себя ответственность. Он никого не предал, никого не подставил. Он даже не сослался на мнение раввинов, он не приводил слова политических деятелей того времени. Он вел себя достойно и честно. И этим, кстати, вызвал ту жуткую ненависть.
- И как вы пришли к нему?
- Где-то через полгода мы с мужем решили поехать к его родителям, чтобы как-то поддержать их. Мы чувствовали, что не можем остаться в стороне. Это не какое-то рациональное решение, это ощущение, что людей, попавших в такую беду, нельзя оставлять в одиночестве. А потом возникла идея написать Игалю. Но писать было нельзя, можно было только посылать ксерокопии книг.
- И какую книгу вы ему послали?
- Почему-то это была работа Ортега-и-Гассета "Восстание масс". Почему мы ее послали, я до сих пор не знаю. Понимаете, у меня было ощущение страшной несправедливости. Ведь он пошел на этот шаг не ради себя, а ради других. И теперь он находится в таких ужасных обстоятельствах, а те, кого он спасал, плюют ему в лицо.
- Ему не могли простить того, что он остался в живых.
- Он, кстати, не думал, что останется в живых. Он был уверен, что его пристрелят на той площади. Но случилось то, что случилось. Убийство произошло, и Игаль попал в тюрьму.
- Вы так просто произносите это слово – "убийство". А ведь это было не просто спонтанная реакция, а продуманное покушение на человека, причем старого, заслуженного. И стрелял он в спину, безжалостно, понимая, что тот не может себя защитить.
- Я говорю об этом не потому, что слово "убийство" для меня ничего не значит. Я очень много думала об этом, буквально годами. Я очень много анализировала. Я не оправдываю убийство. Я просто пытаюсь понять, почему это случилось в тех обстоятельствах.
Я помню, как пошла в школу, и на первом же уроке учительница Елена Николаевна велела открыть букварь. С заглавной страницы на меня глядел Владимир Ильич Ленин с уютной лысиной, аккуратной бородкой и добрыми-добрыми глазами. "Дети, Владимир Ильич Ленин – основатель советского государства. Вы должны любить его и благодарить за свое прекрасное детство". Потом я пришла домой и заявила маме, что очень сильно люблю Ленина, а потом уже всех остальных. После чего получила первый урок политинформации.
Работая над этим материалом, я обнаружила, что в современном Израиле произошла канонизация образа убитого Рабина, а имя Игаля Амира в приличном обществе принято произносить с отвращением. Иначе можно схлопотать репутацию "нерукопожатности" или, еще хуже, получить бан в соцсетях. Ларисе приходится жить с этим каждый день.
- И так, постепенно, мы начали переписываться. У меня было ощущение, что я не могу бросить камнем в человека, который пошел на такой отчаянный шаг. Я не могу с легкостью плевать в него, как это делают другие. Ведь легче всего сказать: "Я об убийце даже слышать не хочу". Но я чувствовала, что здесь все намного глубже и сложнее. Он же не уголовник, в конце концов. Он совершил акт самопожертвования. В какой-то момент он стал нам другом семьи. А потом я развелась со своим мужем и начала сближаться с Игалем.
- А что вас сблизило? Ведь у вас все разное: ментальность, семейная история, вообще все.
- Я тоже так думала. Но выяснилось, что это не так. Что у нас много общего. Что мы очень близкие друг другу люди. Хотя с того момента, как мы познакомились и до того, как мы поженились, прошло семь лет.
- Кто сделал предложение?
- Ну я же традиционная женщина. Он, конечно.
- Как это произошло?
- По телефону. Он сказал: "Ты понимаешь, что если ты выйдешь за меня замуж, то у тебя будут проблемы". Я сказала, что подумаю. Это было настолько страшно, что я не готова была в это ввязываться, и отказалась. А через какое-то время я поняла, что все равно не могу без него жить.
- Это история любви?
- Разумеется. Особенно в нашем случае, когда требуется преодолевать столько трудностей с обеих сторон.
Рассказывая об их романе, Ларисе немного смущается и краснеет. Видно, что эта тема дается ей непросто. Когда я спрашиваю: "Как вы представляете себе совместную жизнь с Игалем?", она, понизив голос и опустив глаза, отвечает: "Не знаю. Как-нибудь разберемся. Пока мне остается только надеяться и молиться. Для меня встречи с ним, телефонные разговоры – как воздух. А что будет дальше – кто знает?". В качестве свадебного подарка Игаль подарил Ларисе перевод романа "Зеркало для принца" на иврит.
- И вы, и Игаль – люди верующие. С точки зрения религии убийство допустимо?
- С точки зрения религии нет никакого противоречия. На языке Галахи это формулируется в понятии "дин родеф". Та же этическая проблема: можно ли спасти других ценой жизни того, кто подвергает их опасности? И, если другого способа нет, значит, надо убить. Игаль принес себя в жертву ради других.
- Как вам кажется, сейчас пришло время для анализа тех событий и мотивов, которые побудили Игаля совершить покушение?
- Я бы сказала, что оно почти ушло. В обществе не произошло никаких даже минимальных попыток проанализировать происходящее. Образ Игаля Амира стал воплощением абсолютного зла, а Ицхак Рабин стал, наоборот, светлым пятном на темном небосводе, который вел нас к миру и процветанию.
Сын Ларисы и Игаля родился спустя двенадцать лет после убийства. Обряд обрезания, как нарочно, выпал на четвертое ноября, день смерти Рабина. Вся жизнь Инона связана с тюрьмой. Когда он был маленьким, мама возила его на свидания, объясняя, что они едут к "папе на работу". На дни рождения и праздники она покупала подарки "от папы". Она пыталась создавать видимость "нормальности", пока однажды он спросил: "Мама, а правда, что мой папа убийца?". И тогда начались многочасовые разговоры о том, что двигало Амиром в тот день, когда он взял в руки оружие.
- В школе, где учится Инон, проходят торжественные мероприятия четвертого ноября?
- Он учится в религиозной школе для мальчиков, поэтому там эти церемонии проводятся не так торжественно, как в других местах.
- Как ему живется?
- Он живет с той проблемой, что папы дома нет. Хотя папа, безусловно, присутствует в его жизни. Он с ним общается по телефону, и это для Инона значит очень много.
- А ребенок не живет с ощущением "сына врага народа"?
- Да нет, конечно. Если ребенок понимает, что да, у него есть такие особенности в судьбе, и это сложно. Но мы ему даем способ, как с этим справиться, и это делает его сильным.
- Он считает, что его папа герой?
- Вы знаете, мы живем в довольно сложном мире. В котором нет черного и белого. В котором столько всего переплетено, что иногда бывает невозможно отделить плохое от хорошего. И мои дети, возможно, раньше, чем остальные, столкнулись с этой сложностью жизни.
- А вам не приходится заставлять своих детей жить в состоянии "двоемыслия"? Это мы говорим только дома, а на людях ты об этом говорить не должен, нужно все скрывать и бояться разоблачения…
- Нет, наоборот. Мой сын не скрывает того, что он – сын Игаля Амира. Более того, я учу всех своих детей, что нужно честно и открыто говорить о том, что ты думаешь. Это не значит, что нужно брать в руки пистолет и идти убивать. Моей задачей было объяснить, что это произошло в чрезвычайных обстоятельствах, и убийство – это не способ решения проблем в демократическом обществе, хотя оно таковым тогда не было. А это очень непросто объяснить четырехлетнему ребенку и не скатиться в пафос или в истерию. Это очень сложная задача.
- Если ему говорят, что его папа – убийца, что он делает?
- А что делает любой мальчик, если ему скажут, что, допустим, его мама проститутка?
- Он защищает маму.
- А в нашем случае папу.
- На нем висит такая тяжелая ноша. Вам не страшно за него?
- Конечно, страшно. Это часть нашей общей трагедии. Но что же делать… У каждого своя судьба.
Кстати, дочь Ларисы вышла замуж за младшего брата Игаля. Их роман начался еще в детстве, когда они помогали Ларисе нянчить маленького Инона. На следующий день после семнадцатилетия девушки они поженились. А сегодня воспитывают четверых детей.
- Чем Игаль Амир отличается от подавляющего большинства людей?
- Я долго думала над этим. И я не понимаю. Я не понимаю, почему для него было так важно пойти защитить свой народ, свою землю даже ценой собственной жизни.
- И жизни другого человека.
- Да. И жизни другого человека. Но того, кто создал ситуацию и продолжал подвергать опасности других людей.
- А вы бы взяли в руки оружие?
- Я, лично? Майечка, да вы смеетесь надо мной? Конечно же, нет. Ни при каких обстоятельствах.
- То есть вы не Фанни Каплан.
- Нет.
- А вам не кажется, что вы, борясь за него, проживаете не свою жизнь?
- Так это и есть моя жизнь! Я знала, на что шла. Как бы больно и горько это ни было.
- Но был принят персональный закон, по которому ваш муж никогда не выйдет из тюрьмы. Вам не кажется, что ваша борьба напрасна?
- В той общественной ситуации, которая сегодня существует, она бесполезна. Но я надеюсь, что то небольшое движение, "Нура де-либа", которое возникло недавно среди русскоязычных активистов, - это попытка вывести эту тему из запретной зоны. Начать обсуждение. Если общественная атмосфера изменится, то тогда уже можно будет говорить о равенстве перед законом и о пересмотре приговора. Кроме того, мы, как люди верующие, думаем, что все неспроста и у всего есть какое-то предназначение.
- Вы живет в гармонии с самой собой?
- Я чувствую, что я на своем месте. Бывает очень тяжело. Бывает, накатывает чувство беспомощности и несправедливости, потому что наша с Игалем жизнь зависит от совершенно посторонних людей и их решений. Но я ни разу не пожалела, что приняла его предложение. Я гораздо счастливее, чем в предыдущий период моей жизни, которая была совершенно обычной и благополучной. И я верю в счастливый конец.
Мы встретились с Ларисой Амир в день выборов, в торговом центре в Иерусалиме, где я оказалась чуть ли не единственной женщиной с непокрытой головой. Не могу сказать, что меня это смущало, но я чувствовала себя несколько неловко.
После окончания интервью мы с Ларисой еще долго беседовали. Она рассказывала о своей непростой жизни, которая состоит из бесконечной и часто безнадежной борьбы. О том, как приходится в одиночку воспитывать сына. О том, как вера помогает ей находить утешение в самые тяжелые моменты, когда ее охватывает тоска и отчаяние.
А я думала о том, что можно не разделять ее убеждений, можно категорически не соглашаться с ее выбором, можно осуждать ее, называть сумасшедшей. Но не уважать эту женщину, которая, наперекор общественному мнению и судебной машине, борется за свою семью, жертвуя при этом очень многим, нельзя.
Ну и все-таки у нас, как-никак, праздник на носу. Так что для того, чтобы год будущий год был хоть немного слаще и радостнее уходящего, вот вам рецепт насыпного пирога с яблоками.
Профессиональная домохозяйка, автор книги "Как накормить чемпиона"
Комментариев нет:
Отправить комментарий