ВАУКА

ВАЎКА

---------------------------------

После стакана портвейна сын хозяйки заметно опьянел, мне тоже стало хорошо. Сухая плоская прима потрескивала в его пальцах, сыпался табак. Сына хозяйки звали Стас. Мне семнадцатый, а ему за сорок. Он сам, когда мы познакомились предложил, чтобы именно так я к нему обращался. Жена выгнала Стася и он жил с матерью в Кропоткинском переулке. Юзефовна постоянно ругала сына, но он ее не слушал. В доме висели портреты хозяина-покойника и молодой хозяйки. Хозяин - в бушлате железнодорожника. Молодая Юзефовна в черном платье.

В большой комнате, на радиаторе, на газете, сушилась «Прима». Я только однажды был в этой комнате, когда отдавал хозяйке деньги.

Портвейн мы купили в гастрономе, на улице Горького. Стас добрался до прилавка внаглую, без очереди. Он был обычный, носатый лысоватый, сероглазый мужик, на правой руке не хватало указательного пальца, потому сигарету держал большим и средним. Стас с полчаса учил меня жизни, а потом начал вспоминать о войне. Прерывался. Курил и начинал снова.

Видно я все же напился, так как не все запомнил.

"Здесь мы и жили ... В этом доме ... И евреи по соседству жили, но в сорок втором их на нашей улице уже не было. Понимаешь, не было. Удрали. Тех, которые не успели, всех в гетто. И мы могли уехать, только куда ...

Ты на мою матку не обижайся, что на нее обижаться ... Она такая, моя Юзефовна. Всегда тебе правду скажет, что думает - то и скажет ... Ты лучше сто грамм выпей, а не кури ... "- Стас пытался говорить со мной по-отцовски.

Он еще выпил вина. Единственное окно в моей комнатке запотело, как в бане. На улице мартовский вечер, с плоской крыши сыпались капли. Я их услышал и увидел, когда открыл, маленькую, как книжка, форточку. Пахнуло свежим воздухом.

- Он сам прибился к нашему дому. Как он вылез-выбрался из того гетто - не знаю. Матка пустила его в дом. А он трясется и плачет. Грыбатеньки такой ребенок.

Маленький, весь в грязи, мокрый. То под весну было. А что ты не пьешь? Пей тут, на том свете не дадут ... Он был минский, но не из нашего района. Своих я всех знал. Мы в тот вечер помылись, и я, и сестры, ночевки с водой еще в кухне стояли. Мама и ж..дка в той воде помыла. Он такой худой, ну кожа и кости. А на голове кароста. Вот я запомнил. Матка испугалась, когда его голову увидела, а он сказал что это "ваука". Она его с мылом помыла, в мою одежду одела, а все его лохмотья собрала и сожгла в печке ... На голову ему платок завязала. Три дня он у нас жил. Тихий. Его Мишей звали. Он ел, спал и в окно смотрел. Потом отец вернулся с железной дороги. Увидел ж..дёнка и сказал, что всех нас через его убьют.

Утром отец на работу пошел, а матка Мишу одела, на ботинки его дырявые посмотрела и дала ему мои старые галоши, бумаги засунула, чтобы они не сваливались ... Он идти не хотел, а она ему стала говорить, что там его мамка кричит и плачет, бегает и ищет своего сыночка, ждет... Он и успокоился. Матка взяла его за руку и повела на Немигу. Он пошел, не плакал. Сестры спали, а мне он сказал "до свидания!".

Когда матка вернулась, то приказала, чтобы я о Мише никому не рассказывал ... А я вот тебе рассказал. Ну, сейчас уже можно. Допивай! Лучше сто грамм выпить, чем курить.

На той квартире я прожил месяц и девять дней. Деньги Юзефовна брала вперед. Когда я уходил в общежитие, то остаток она мне вернула.

Автор: Uladzimir Sciapan

Перевод с беларуского: Vladimir Rabinovich