СТАРЫЕ ПИСЬМА О ГЛАВНОМ

СТАРЫЕ ПИСЬМА О ГЛАВНОМ

 Как раз, месяца за три до эмиграции моих друзей, в 1975 году,  написал я повесть «Дело Бейлиса». Мне она показалась первым, серьезным  опытом в прозе. Читал свою «еврейскую» книгу всем и повсюду. Естественно, прежде всего, своим лучшим друзьям. Реакция оказалась странной: «Написано ловко, но зачем тебе все это нужно - непонятно? К чему расчесывать старые раны? Мало тебя колотили за твой еврейский нос, так ты еще раз решил себя подставить». Я тогда обиделся. Мы и расстались, видимо, по этой причине холодно. Но вот недавно дочь моих давних знакомых прислала из США два письма, датированных  декабрем 1975 года. Первое было прислано мне не по почте, а с оказией, второе ушло почти сразу в Чикаго с тем же случайным человеком. Мы с ним встретились в сквере у Большого театра. Я зачем-то явился на встречу с «дипломатом» - моей гордостью, идиотским, модным в те времена портфелем, купленным за большие деньги. Я сидел на скамье рядом с гостем столицы, плохо говорящим по-русски, и писал ответ, положив лист бумаги на дипломат. Я торопился, вычеркивал, нервничал. Попросил меня извинить. «No problem. I don't hurry», - ответил, лучезарно улыбнувшись, случайный человек.

  Привожу то давнее  письмо из Чикаго с понятными сокращениями:

 «Дорогой мой! Мы оставили тебя с обидой, что печально. Не поняли твой эпохальный труд. Ты уж извини, но свою оценку менять не собираюсь. Мы уже год в США и ты себе не представляешь, каким заблуждением здесь, в центре мира, мне кажется твой упорный национализм. Ведь большая часть бед рода человеческого связана именно с этим странным желанием: посадить себя в тесную клетку своей расы, своего цвета кожи, своей религии. Моя Катя два месяца назад вышла замуж за афроамериканца – и я счастлива. Он интеллигентный, умный парень, работает над докторатом. Они любят друг друга. Надеюсь, судьба подарит мне чудных внучек и внуков. Здесь есть еврейская община. Первое время меня тянуло к этим людям, но потом стало невыразимо душно и скучно. Всю эту затхлость устоев я не принимала и в России, но здесь она, на свободе, превратилось в нечто чудовищное. Ты знаешь, что меня давно уже тяготит вынужденное, биологическое начало, проклятье нашего рождения в чужом мире, который не принимает и никогда не примет нас. Понимаешь, мы сегодня добиваемся не совсем гражданства США. Мы становимся гражданами мира. Ты, конечно, был прав, что наотрез отказался быть послушником отца Меня. Здесь мне и христианство стало казаться узкой сектой, но и быть евреем или еврейкой!? Нет, дорогой мой, будущее совсем за другой человеческой общностью, где останется одна гордая графа в паспорте: ЧЕЛОВЕК. Обнимаем тебя Л.

 Л. уже лет десять нет на свете. Спасибо, что она сохранила мое ответное письмо:

 « Мои дорогие! Попытки человека и завоевать природу, и уйти от природы ничем хорошим, как мне кажется, не кончатся. Папа с мамой и длинная, многовековая цепочка предков постарались сделать меня тем, кем я родился. Почему я вдруг должен решить, что я чем-то отличаюсь от них? Почему я должен от них отвернуться  и сказать, что они жили неправильно и были теми, кем им нравилось быть? Мало того, мне кажется, что пронести через века гонений свое еврейство – сродни подвигу, а отказаться от своего жестоковыйного рода и племени – сродни малодушию, трусости, а то и предательству. Пафос в твоем письме громок и красив, но не прячется ли за вашей новой «графой в паспорте» – обычное желание уподобиться большинству, переродиться, не выделяться – вот и все. Проще говоря – спрятаться от возможного погрома. Это у нас, увы, в крови. Думаю, вы и в США, а не в Израиль, улетели по той же причине. Ты пишешь о «биологии», но как птица может стать рыбой, мало того, как воробей может превратиться в синицу? На мудрости бесконечности видов и природа держится. За единообразием, подобием – пустота, вакуум, смерть. А потом, вам не кажется странным, что в очереди желающих слиться с большинством первыми стоят евреи, а не русские, французы или чукчи? Вы бежали от некоей общности, под фальшивым названием: советские люди, не появилось ли у вас желания примкнуть к другой, столь же нереальной и, извини, лицемерной, невозможной общности, под именем ЧЕЛОВЕК. Мы и так все люди, но людьми, уверен в этом, остаемся только тогда, когда не разрываем святости цепочки рода своего и племени. Обнимаю и люблю. Арк.

 В электронном письме дочери моей московской знакомой были подробности ее сегодняшней жизни в Чикаго: «С мужем мы давно в разводе. Он принял ислам и живет в Пакистане. Мой сын назвал меня недавно «грязной жидовкой». Я с ним всегда старалась говорить по-русски. У нас вышел спор, за кого голосовать? Он – фанатик Обамы. Я же считаю, что худшего президента не было в истории Америки. Получается, что нас и здесь достает «гражданская война» из России. Написанное, не значит, что я согласна со всем в вашем давнем письме. Думаю, что будущее человечества все-таки в некоем единстве, если не физическом, то хотя бы в духовном. Я вновь связала свою жизнь с мужчиной, рожденным в Мексике и не жалею об этом».

 Мой ответ был краток: «Катя, дорогая моя, не советую тебе учить нового мужа русскому языку, так как слишком долог и труден путь рода людского к  «духовной общности», а жить нам приходится сегодня. Впрочем, не знаю – наверняка и в испанском языке есть синоним слова «жидовка». Обнимаю, всегда буду помнить тебя чудной девчонкой. Твой Арк.