ЖИВЫЕ СТЕНЫ

 В доме, где живет мое семейство, живые стены. Считаю эту особенность исключительным достижением нашей жизни в Израиле и благодарен за эту особую, яркую, полноценную жизнь художнику Вениамину Клецелю.

 Так было всегда, в домах, себя уважающих. Так было в питерском  доме, в котором я родился. Это был радостный дом, наполненным временем, запечатленным в живописи и графике.

 Вот и художник Клецель подарил нам в Израиле такой дом, словно вернул в детство, но в детство особое, наполненное памятью о наших предках, о культуре, неведомой прежде   ассимилированному еврею.

 Вениамин Клецель – художник подлинного возвращения. Знаю, что он невеликий знаток тонкостей еврейской культуры, но его знание я бы назвал «знанием талантливого сердца», а потому он догадывается от таких тайнах еврейского бытия, о которых может и не знать важный начетчик, прочитавший тысячи томов по названному предмету.

 Вениамин Клецель не носит кипу и не посещает, насколько мне известно,  синагогу, но практически каждая его работа наполнена радостным духом хасидизма: музыкой, танцем, добротой и мудростью.

 Люблю его тесную мастерскую на улице Яффо в Иерусалиме. Комната, наполненная сладкими запахами краски, похожа на атом, в глубинах которого кроется целая вселенная. Здесь, как и положено, все стены от пола до потолка завешаны полотнами художника. Есть и «запасник» на стеллаже. Все, как положено. Нет в этом мире Клецеля только одного: спекуляции своим даром, навязчивого желания понравиться и попытки быть «как все». Живопись Клецеля не украшает стены, не становится обоями своего рода. Она существует сама по себе, как окна в мир, открытый самим художником. Именно для этого нужно особое мужество, особая смелость, без которой живописец становится обычным маляром.