Предлагаемые вашему вниманию страницы взяты из будущей автобиографической книги под Условным пока названием «Сказки Соломона», над которой сейчас работает автор. Стимулом к написанию книги явились мои беседы с другом — известным журналистом и обозревателем Радио «Свобода» Иваном Толстым. Публикация этих страниц связана с кончиной киноактрисы Татьяны Самойловой и посвящается ее памяти.
Неисповедимы судьбы людские — великая древняя истина. История нашей любви с Татьяной Самойловой началась в 1963 году, на далеком Памире, когда она еще не знала о моем существовании, а я знал о ней лишь как о великой кинозвезде, обитающей где-то в небесах славы!…
Будучи в это время студентом режиссерского факультета ВГИКа, я снимал тогда свою первую экранную работу, проходя практику на киностудии «Таджикфильм». Лента эта — «Среди белого дня» — оказалась с очень сложной судьбой, и лишь непосредственное вмешательство главного редактора газеты «Известия» Алексея Аджубея, а затем и Никиты Хрущева спасло меня от многих бед, возможно, даже и от тюрьмы. Но это уже другая история, так что здесь мы ее опускаем.
Само собой разумеется, что после того, как Аджубей, а затем и Хрущев похвалили картину, дирекция «Таджикфильма» меня тут же полюбила. Фильм был отправлен на Всесоюзный кинофестиваль в Ленинград (1964 г.), а в прессе появились лестные рецензии, одну из которых написал сам Сергей Михалков, всегда знавший, «куда ветер дует» (С.Михалков. «Откройте глаза — люди!». Журнал «Искусство кино», № 4,1964г.). Но полюбила меня дирекция «Таджик-фильма» по-своему — начальство киностудии поехало в Ленинград на фестиваль представлять картину, а режиссера «забыли» пригласить. Конечно же, мне было обидно, и я решил поехать самостоятельно. За неимением денег купил билет в общий сидячий вагон. Всю ночь промучился в душном, битком набитом тамбуре и, дико уставший, рано утром появился в ленинградской гостинице «Октябрьская», где расположился штаб фестиваля и проживали его участники. Дирекции «Таджикфильма» не оставалось ничего другого как включить меня в состав своей делегации.
Через несколько часов после того, как я появился в гостинице, нас начали развозить в автобусах по кинотеатрам, где проходили фестивальные просмотры и где мы должны были выступать, представляя свои картины. А во второй половине дня повезли обратно в гостиницу обедать. Уставший после бессонной ночи, я заснул в автобусе. Сквозь сон слышу — журналисты берут у кого-то интервью, и женский голос повторяет: «Да тише вы, не орите, человек спит».
Проснулся я от того, что кто-то теребил меня за плечо. Открыв глаза, я увидел, что рядом стоит очаровательная девушка. «Все, — сказала она, -приехали, выходим». Я поблагодарил. «Идемте обедать», — сказала она. Я смутился, поскольку в кармане у меня были буквально копейки. Надо было как-то выйти из неловкой ситуации. «Да… — сказал я, — но мне надо сначала зайти к себе в номер и взять деньги.» — «Нечего вам туда заходить, у вас там тоже ничего нет, — засмеялась она, — пошли, у меня есть.» И мы отправились в ресторан.
По дороге своими еще не совсем проснувшимися мозгами я лихорадочно соображал, откуда я ее знаю, где я ее видел. Наконец не выдержал и спросил. «Не ломайте голову», — рассмеялась она. И вдруг до меня дошло, что это Татьяна Самойлова!
Не так давно мы с приятелем смотрели фильм «Леон Гаррос ищет друга». Я был так очарован героиней, что, толкнув приятеля в бок, пошутил: «Я на ней женюсь». Спустя какое-то время мы с ним же были в театре «Современник». Теперь он толкнул меня в бок: «Смотри, вон сидит твоя невеста.» В нескольких рядах от нас сидел маршал Жуков с женой, а рядом с ними Таня с отцом — Евгением Валериановичем Самойловым.
И вот она рядом, знаменитая Татьяна Самойлова, игра которой трогала до слез даже таких звезд кино, как Джина Лоллобриджида и Софи Лорен. Так как же после этого не верить предчувствиям?!
После обеда нас опять развозили по фестивальным точкам для выступлений. Мы договорились с Татьяной, что встретимся в двенадцать часов ночи здесь же, в ресторане, который обслуживал только участников фестиваля. Я вернулся в гостиницу часов в десять вечера. До встречи оставалось еще два часа, так что я решил часик вздремнуть и лег на диван. Проснулся я в два часа ночи.
Боже, как я себя ненавидел! Надо же быть таким олухом — тебя пригласила такая девушка, а ты проспал!.. На всякий случай я все же спустился в ресторан, понимая, что никто меня там уже не ждет, и увидел такую картину. За накрытым столиком сидит Татьяна одна, а рядом, держась за спинку стула, стоит Белла Ахмадулина, хорошо подшофе.
Я подошел, полный раскаяния и извинений. Белла посмотрела на меня, потом на Таню, и скептическим тоном произнесла: «И это из-за него ты никого не пускала за столик?!».
* * *
Фестивальная жизнь закружила нас — выступления, встречи, знакомства, ночное застолье. Помню, Таня познакомила меня с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским, в то время просто Кешей, с которым она снималась в фильме «Неотправленное письмо». «Знакомься, Кеша, — сказала она, представляя меня, — это дорогой для меня человек!» Кеша был немного выпивший: «Здравствуйте, очередной дорогой человек!» — съязвил он. Я чуть не вспылил, но сдержался…
Через два-три дня, в том же ресторане, Кеша подошел к нашему столику своей изящной походкой, про которую говорили, что сам выход Смоктуновского на сцену — это уже искусство, и, ерничая, спросил: «Так вы еще не съехались в один номер?». На что Таня, рассмеявшись и поддерживая шутливый тон разговора, сказала: «Без штампа в паспорте коридорные не разрешают!». «Очередное ханжество, — сказал Кеша и обратился к соседним столикам: — Ребята, за мной — поможем влюбленным!»
Человек десять, в том числе, я помню, и Эмиль Лотяну, поднялись и отправились к Тане в номер (Эмиль Лотяну — известный молдавский режиссер, автор фильмов «Табор уходит в небо», «Анна Павлова» и других. С Эмилем мы познакомились на этом фестивале и потом дружили много лет).
Естественно, что бдительная коридорная не успела нас не только запомнить, но и пересчитать. Через минут двадцать все ушли, и мы с Таней остались вдвоем…
Наши отношения развивались так стремительно, что мы еще и родителям ничего не успели сообщить, а по Москве уже пошли слухи, что Таня выходит замуж за какого-то режиссера, кажется, за Михаила Калатозова, который был в два раза старше ее (Михаил Калатозов — режиссер фильмов «Летят журавли» и «Неотправленное письмо», в которых снималась Татьяна Самойлова). Естественно, что слухи дошли до родителей, и Танина мама, чтобы как-то смягчить ситуацию, дала телеграмму примерно такого содержания: «Танечка, неважно, что он значительно старше, зато хороший человек.»
Испытала ли она разочарование, когда она узнала, что это не Калатозов, не знаю, но, судя по дальнейшему ее очень теплому отношению ко мне, думаю, что нет.
…Фестиваль закончился передачей «Голубой огонек», которую телевидение транслировало на всю страну. Мы сидели втроем за столиком — Таня, Кеша Смоктуновский и я. И тут объявили, что я стал первым лауреатом только что учрежденной новой премии Союза журналистов СССР в области кино. Эта премия был накануне создана Алексеем Ивановичем Аджубеем специально под мой фильм…
* * *
В Москве я попал в замечательный Танин дом — любимый кинозрителями Евгений Валерианович Самойлов, умная мама из интеллигентной питерской семьи — Зинаида Ильинична Левина, про которую Евгений Валерианович как-то сказал: «Если бы не было Зины, не было бы и актера Самойлова… Она не только мой критик, она мой талисман». И младший Танин брат Алеша.
Как известно, в нашей великой многонациональной демократической державе еврейское происхождение никогда не приветствовалось, так что «плохие» национальные примеси не только у политических вождей, но и у кинозвезд, как, например, у Элины Быстрицкой, Татьяны Самойловой и многих других, замалчивались. Мне рассказали о случае, который произошел уже в постсоветское время, на фестивале в Ханты-Мансийске, куда была приглашена Татьяна Самойлова. Не берусь утверждать, что все было именно так, поскольку сам не присутствовал, а лишь пересказываю слышанное.
Фестивальный зал стоя приветствовал великую русскую актрису Татьяну Самойлову, которая в последнее время редко появлялась на публике. Поскольку слова «великая русская актриса» повторялись часто, Таня, видимо, шутя, заметила в микрофон, что по матери она еще и Левина. В зале наступила тишина, а Саша Абдулов, который вел этот вечер, прошептал: «Таня, ты с ума сошла.»
* * *
Семье Самойловых я благодарен за глубинное погружение в мир театра и кино, за те посиделки и застольные разговоры, которые формировали во мне — тогда еще студенте — понимание жизни в искусстве. Здесь я встретил такие яркие личности, как Борис Николаевич Ливанов, Михаил Иванович Царев, Борис Федорович Андреев, Цицилия Львовна Мансурова, Юрий Васильевич Катин-Ярцев и многие другие, имена которых украшают сегодня энциклопедию российского театра. Их рассказы о жизни, о времени и о себе — это бесценные университеты.
Все они обожали Таню. Помню, с какой гордостью говорил Юрий Васильевич Катин-Ярцев — «моя студентка!», -имея в виду время учебы Татьяны в «Щуке» (Театральное училище им. Бориса Щукина), где он преподавал.
Их теплое отношение к ней рикошетом отражалось и на мне, что было приятно. А как было радостно, когда приходили нежные письма из Парижа от Нади Леже — художницы и жены великого скульптора и живописца Фернанда Леже, с которой Таня дружила много лет. Эти сохранившиеся письма и репродукции картин, подаренные нам Надей, и сейчас передо мной:
«Танечка, дорогая, милая. Я все время думаю, как там Таня?.. Как она выглядит?.. Все говорят, что с каждым днем лучше и красивее. Муж хороший, все говорят. я еще не видела его, но ведь он мой земляк. (Надежда Леже, как и я, родом из Белоруссии). На будущий год, если все будет хорошо, вы приедете с мужем к нам на лето. Целую тебя и мужа…»;
«Дорогая, родная Танечка — с Новым годом! Надеюсь, что у вас все хорошо, и что муж хороший, и что ты, Танечка, жена хорошая.»
* * *
Меня нередко спрашивали: что значит быть мужем Татьяны Самойловой -великой кинозвезды? А что значит вообще быть женой или мужем творческого человека? Все мы — клубок противоречий, особенно актерская душа. Чтобы исполнить роль, надо ведь не просто грим сменить, надо на время сменить и душу, чтобы тебе не кричали вслед по Станиславскому: «не верю». А потом обратно вернуться в свою душу. В этом процессе туда и обратно что-то теряется, что-то приобретается. Сложная профессия.
Всей этой палитрой мастерства обладала Татьяна Самойлова. Она, конечно же, родилась актрисой — тонкая душой, ранимая, впечатлительная. Перед моими глазами прошло рождение образа Анны Карениной — роль, которую она репетировала с замечательным режиссером Александром Зархи. Я часто присутствовал на этих репетициях дома у Зархи. Александр Григорьевич с Таней репетировали, а я в это время как мог помогал его дочке — милой Ниночке Зархи — готовиться к вступительным экзаменам в МГУ.
Во время репетиций Таня настолько входила в образ, что, возвращаясь домой, еще долго оставалась Анной и лишь постепенно, через несколько часов, опять становилась Танечкой. А когда снимался финал фильма, где Анна бросается под поезд, то вся съемочная группа была напряжена, а машиниста паровоза специально предупредили быть особо внимательным, так как боялись, что Таня может войти в образ Анны настолько глубоко, что действительно совершит самоубийство.
Благодаря Тане мне довелось познакомиться со многими звездами отечественного и мирового кино, и я с полной ответственностью могу сказать, что даже на их фоне Таня выглядела актрисой высокоинтеллектуального плана. Для нее создаваемый образ — это не застывшее полотно, а живая плоть, в которую она нередко вносила свои личные черты и правки. Ее радостное подпрыгивание на одной ноге («журавлики-кораблики летят под небесами…») в фильме «Летят журавли» — это штрих ее собственного характера, это она и есть.
Многократно перечитывая «Анну Каренину» — не сценарий, а самого Толстого, — Таня десятки раз задавала мне вопросы: что, по-моему мнению, хотел сказать автор той или иной фразой, в чем ее глубинный смысл? Так «марионетки», как называл актеров Сергей Эйзенштейн, не поступают. Так поступают творцы, такие как Фаина Раневская, Анна Маньяни, Джульетта Мазина… Татьяна Самойлова — одна из них.
Ну а вне профессии она — Белка, как называли ее дома за раскосый разрез глаз, — веселая, смешная, задорная, со всеми плюсами и минусами актерской жизни. Помню, как однажды раздался звонок Цецилии Львовны Мансуровой — великой и прекрасной вахтанговской принцессы Турандот: «Приезжай, — сказала она мне, — и забери Танечку, она перебрала…» Бывало и такое. Но надо сказать, что на моей памяти, за время нашей совместной жизни, это был единственный случай, хотя, насколько я знаю, во время сьемок фильма «Альба Регия» в Венгрии, такие случаи были гораздо чаще.
Таню очень любила «богема» старшего поколения. Видимо, они видели в ней свою молодость. Помню, сразу после приезда из Ленинграда нас с Таней пригласила к себе Лиля Юрьевна Брик и устроила что-то вроде свадебного ужина. Она внимательно и придирчиво рассматривала меня — в те ли руки отдают Танечку — и осталась, по-видимому, удовлетворена. А я тоже смотрел на нее широко открытыми глазами — шутка ли, женщина, к которой прикасался сам Маяковский! В конце вечера она подарила мне лапти Маяковского — да, да, самые настоящие плетеные мужицкие лапти, в которых он якобы ходил. Можете представить, в каком я был восторге, как смеялась и радовалась Таня, представляя Маяковского в этих лаптях, и как я их берег, пока не узнал, что они продаются на Кутузовском проспекте в магазине сувениров.
Белка. 1961
Это было счастливое время юности и дураковаляния. Иногда мы собирались дома или на даче у Таниной подруги Галины Кожуховой, которая тогда работала театральным обозревателем, кажется, газеты «Правда». Компания была замечательная — молодые Олег Ефремов, Олег Табаков. Почему-то в памяти застряла сценка: Олег Табаков лежит на диване, крутя ногами — имитируя езду на велосипеде, а в руках у него телефонная трубка, в которую он весело кричит: «Девушка, миленькая, соединитека меня с городишком Ленинградишком!».
* * *
При всем том, что выросла Таня в тепличной семейной обстановке, кисейной барышней она никогда не была. Помню, как-то мы втроем вместе с Галей Кожуховой завтракали в ресторане «София» на площади Маяковского. Какой-то подвыпивший тип, видимо, не узнав Самойлову, позволил себе хамскую выходку. Я не успел даже головы повернуть, как он получил от Тани такую затрещину, что отлетел к соседнему столику, где ему еще и добавили. Одним словом, рука у нее была тяжелая.
Но не только уличный хулиган мог получить от нее отпор. Однажды в Москву приехал президент Индонезии Сукарно — мужчина щеголеватый, увлекающийся искусством и женщинами. Он любил видеть на своих приемах представителей театра и кино. Так и в этот раз на прием, который был устроен в его честь в правительственной резиденции на Ленинских Горах, было приглашено много народа, в том числе и Таня Самойлова. Сукарно, увидев Таню, узнал ее, радостно заулыбался и посадил рядом с собой. По ходу беседы он достал пачку необычных в то время для нас черных сигарет и угостил всех. Все закурили, и Таня тоже. И тут раздался голос: «Вы напрасно курите. От табака портится цвет лица, а ведь вы актриса, для вас это так важно». Это произнес высокий красивый мужчина. Таня холодно посмотрела на него, демонстративно раздавила сигарету в пепельнице и сказала: «Если член правительства советует мне не курить, то я курить не буду. Но если к тому же вы были бы еще и мужчиной, то воздержались бы давать советы женщине». Наступила тишина. А потом мужчина извинился и перевел все в шутку. Это был Леонид Ильич Брежнев.
К чести Брежнева хочу добавить — никаких последствий эта реплика не имела, и он по-прежнему относился к Самойловой с уважением и симпатией. А представьте на его месте, скажем, Сталина?..
При всей независимости характера Таня в то же время была совершенно законопослушным советским человеком, почитающим власть. Помню, придя как-то в старый Дом кино на улице Воровского, где сегодня Театр киноактера, я увидел Таню, беседующую в фойе с какой-то дамой. Как обычно, подбежав сзади, я обнял ее, ожидая смех и улыбку. И вдруг ко мне поворачивается строгое официальное лицо: «Знакомьтесь, — сухо говорит она даме, -мой муж.». Я опешил и лишь через несколько секунд понял, в чем дело, — это была Екатерина Фурцева, перед которой Таня не считала возможным вести себя по-другому (Екатерина Фурцева — министр культуры СССР, 1960-1974)…
Если бы не это советское законопослушание, то вся ее жизнь могла сложиться совершенно иначе. Успех фильма «Летят журавли» был настолько ошеломляющим, что Таню смело можно было отнести к суперзвездам первой мировой тройки, хотя, как известно, Хрущев назвал героиню фильма «шлюхой». И вообще если бы Клод Лелуш, приехавший в это время в Москву, не увидел на «Мосфильме» только что законченную работу своего коллеги Сергея Павловича Урусевского «Летят журавли», то никаких фестивалей для этого фильма не было бы. После оценки Хрущева дирекция «Мосфильма» не собиралась отправлять фильм на фестиваль, и лишь восхищение и напористость Лелуша, сообщившего об этом фильме руководству Каннского фестиваля, сделали это.
Вообще надо сказать, что Сергей Павлович Урусевский сыграл в судьбе Тани огромную роль. Он и его жена Белла Мироновна Фридман обожали Таню, как дочь. Это я наблюдал, бывая у них в гостях. Я не раз приставал к Сергею Павловичу — как вы снимали эту сцену, почему это снято так, а не иначе? Он лишь улыбался и отмахивался — не знаю, так мне казалось. И это «не знаю» было очень искренним. Талант, как правило, работает на интуиции. А Сергей Павлович был не просто талантлив, он был гениальным кинооператором, внесшим в это искусство много того, что используется сегодня его коллегами во всем мире.
За день до объявления результатов Каннского фестиваля (1958 г.), на котором Таня получила «Золотую пальмовую ветвь» (которую она потом потеряла неизвестно где и неизвестно когда), будучи в гостях у Пабло Пикассо, куда ее привела Надя Леже, она услышала от Пикассо такие примерно слова: «Сегодня, Танечка, ты еще очаровательная девочка, а завтра уже будешь недоступной мировой звездой.»
Автор. Дальний Восток. Начало 1970-х
За день до объявления результатов Каннского фестиваля (1958 г.), на котором Таня получила «Золотую пальмовую ветвь» (которую она потом потеряла неизвестно где и неизвестно когда), будучи в гостях у Пабло Пикассо, куда ее привела Надя Леже, она услышала от Пикассо такие примерно слова: «Сегодня, Танечка, ты еще очаровательная девочка, а завтра уже будешь недоступной мировой звездой…»
В то время Таню приглашали сниматься многие киностудии мира, в том числе и Голливуд. Еще до нашей «Анны Карениной» американцы предлагали ей эту экранизацию с Жераром Филипом в роли Вронского, и Сергей Павлович Урусевский шепнул ей тогда: «Соглашайся и оставайся». Но советское воспитание Татьяны и ее искренний, а не показной, патриотизм были сильнее. Тогда ведь в советской интерпретации остаться на Западе значило «предать Родину». Если бы она тогда сказала «да», то вся ее жизнь пошла бы по другому пути, но она сказала «нет»… И как это сегодня не покажется диким и неправдоподобным, но при всей ее мировой звездности и славе у нас даже не было где жить. Жили мы, снимая комнаты в чужих квартирах.
Мы с Таней дома у камина. Бобруйск, 1964
Сегодня в ряде публикаций пишут, что Самойлова отказалась от приглашения в Голливуд и не осталась на Западе, потому что по пятам за ней ходили агенты КГБ, наблюдая за каждым ее шагом, копаясь в ее чемоданах и так далее. Все это так и не совсем так. Агенты действительно ходили по пятам, но при желании Татьяна могла остаться. Ее «нет» было ее решением, продиктованным ее понятием патриотизма. И еще — лично мне она сказала: «Если бы я тогда осталась, что было бы с папой и с мамой…»
Перескакивая через десятилетия, вспоминаю, как праздновали 40-летие выхода фильма «Летят журавли» в кинотеатре «Ханжонков» на площади Маяковского в Москве. Мы тогда давно уже были с Таней не вместе, но она меня пригласила. Этот вечер ярко врезался в память: грустная Таня в дешевой кофточке из какой-то тонкой ткани, на которой, оттягивая ее, висел орден. Подвыпивший Евгений Валерианович Самойлов, одиноко сидящий в фойе и смотрящий в пол. Забежавший на минуточку Андрей Вознесенский, чтобы подарить Тане букет красных роз. Публика, которая, как мне кажется, не всегда узнавала Самойлову. Я тоже не знал, куда приткнуться, и ходил неприкаянным. Нищий фуршет с водкой и колбасой.
Но это было потом. А пока — «Литературная Россия» по поводу 8-го Марта прислала ряду известных людей вопрос: «Каким у вас был сегодняшний день?». Таня весело подскочила ко мне: «Что ответим?» — «Отвечай ты, тебя же спрашивают», — сказал я. Таня обняла меня: «Солнечным, только солнечным. У меня теперь нет других дней.».
При всей своей звездности Таня в то же время умела легко общаться с людьми любого социального уровня. Помню нашу поездку в Челябинск. Я ехал снимать документальный фильм о детских колониях и малолетних преступниках, и Таня поехала со мной. Оставив съемочную группу в гостинице, я решил день-другой поколесить по области, чтобы почувствовать натуру, где будем снимать.
Читать далее:
https://solshulman.wordpress.com/2016/02/05/%D0%BF%D1%83%D1%82%D1%8C-%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D1%8B-%D0%B8-%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D0%B8/#more-28
Неисповедимы судьбы людские — великая древняя истина. История нашей любви с Татьяной Самойловой началась в 1963 году, на далеком Памире, когда она еще не знала о моем существовании, а я знал о ней лишь как о великой кинозвезде, обитающей где-то в небесах славы!…
Будучи в это время студентом режиссерского факультета ВГИКа, я снимал тогда свою первую экранную работу, проходя практику на киностудии «Таджикфильм». Лента эта — «Среди белого дня» — оказалась с очень сложной судьбой, и лишь непосредственное вмешательство главного редактора газеты «Известия» Алексея Аджубея, а затем и Никиты Хрущева спасло меня от многих бед, возможно, даже и от тюрьмы. Но это уже другая история, так что здесь мы ее опускаем.
Само собой разумеется, что после того, как Аджубей, а затем и Хрущев похвалили картину, дирекция «Таджикфильма» меня тут же полюбила. Фильм был отправлен на Всесоюзный кинофестиваль в Ленинград (1964 г.), а в прессе появились лестные рецензии, одну из которых написал сам Сергей Михалков, всегда знавший, «куда ветер дует» (С.Михалков. «Откройте глаза — люди!». Журнал «Искусство кино», № 4,1964г.). Но полюбила меня дирекция «Таджик-фильма» по-своему — начальство киностудии поехало в Ленинград на фестиваль представлять картину, а режиссера «забыли» пригласить. Конечно же, мне было обидно, и я решил поехать самостоятельно. За неимением денег купил билет в общий сидячий вагон. Всю ночь промучился в душном, битком набитом тамбуре и, дико уставший, рано утром появился в ленинградской гостинице «Октябрьская», где расположился штаб фестиваля и проживали его участники. Дирекции «Таджикфильма» не оставалось ничего другого как включить меня в состав своей делегации.
Через несколько часов после того, как я появился в гостинице, нас начали развозить в автобусах по кинотеатрам, где проходили фестивальные просмотры и где мы должны были выступать, представляя свои картины. А во второй половине дня повезли обратно в гостиницу обедать. Уставший после бессонной ночи, я заснул в автобусе. Сквозь сон слышу — журналисты берут у кого-то интервью, и женский голос повторяет: «Да тише вы, не орите, человек спит».
Проснулся я от того, что кто-то теребил меня за плечо. Открыв глаза, я увидел, что рядом стоит очаровательная девушка. «Все, — сказала она, -приехали, выходим». Я поблагодарил. «Идемте обедать», — сказала она. Я смутился, поскольку в кармане у меня были буквально копейки. Надо было как-то выйти из неловкой ситуации. «Да… — сказал я, — но мне надо сначала зайти к себе в номер и взять деньги.» — «Нечего вам туда заходить, у вас там тоже ничего нет, — засмеялась она, — пошли, у меня есть.» И мы отправились в ресторан.
По дороге своими еще не совсем проснувшимися мозгами я лихорадочно соображал, откуда я ее знаю, где я ее видел. Наконец не выдержал и спросил. «Не ломайте голову», — рассмеялась она. И вдруг до меня дошло, что это Татьяна Самойлова!
Не так давно мы с приятелем смотрели фильм «Леон Гаррос ищет друга». Я был так очарован героиней, что, толкнув приятеля в бок, пошутил: «Я на ней женюсь». Спустя какое-то время мы с ним же были в театре «Современник». Теперь он толкнул меня в бок: «Смотри, вон сидит твоя невеста.» В нескольких рядах от нас сидел маршал Жуков с женой, а рядом с ними Таня с отцом — Евгением Валериановичем Самойловым.
И вот она рядом, знаменитая Татьяна Самойлова, игра которой трогала до слез даже таких звезд кино, как Джина Лоллобриджида и Софи Лорен. Так как же после этого не верить предчувствиям?!
После обеда нас опять развозили по фестивальным точкам для выступлений. Мы договорились с Татьяной, что встретимся в двенадцать часов ночи здесь же, в ресторане, который обслуживал только участников фестиваля. Я вернулся в гостиницу часов в десять вечера. До встречи оставалось еще два часа, так что я решил часик вздремнуть и лег на диван. Проснулся я в два часа ночи.
Боже, как я себя ненавидел! Надо же быть таким олухом — тебя пригласила такая девушка, а ты проспал!.. На всякий случай я все же спустился в ресторан, понимая, что никто меня там уже не ждет, и увидел такую картину. За накрытым столиком сидит Татьяна одна, а рядом, держась за спинку стула, стоит Белла Ахмадулина, хорошо подшофе.
Я подошел, полный раскаяния и извинений. Белла посмотрела на меня, потом на Таню, и скептическим тоном произнесла: «И это из-за него ты никого не пускала за столик?!».
* * *
Фестивальная жизнь закружила нас — выступления, встречи, знакомства, ночное застолье. Помню, Таня познакомила меня с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским, в то время просто Кешей, с которым она снималась в фильме «Неотправленное письмо». «Знакомься, Кеша, — сказала она, представляя меня, — это дорогой для меня человек!» Кеша был немного выпивший: «Здравствуйте, очередной дорогой человек!» — съязвил он. Я чуть не вспылил, но сдержался…
Через два-три дня, в том же ресторане, Кеша подошел к нашему столику своей изящной походкой, про которую говорили, что сам выход Смоктуновского на сцену — это уже искусство, и, ерничая, спросил: «Так вы еще не съехались в один номер?». На что Таня, рассмеявшись и поддерживая шутливый тон разговора, сказала: «Без штампа в паспорте коридорные не разрешают!». «Очередное ханжество, — сказал Кеша и обратился к соседним столикам: — Ребята, за мной — поможем влюбленным!»
Человек десять, в том числе, я помню, и Эмиль Лотяну, поднялись и отправились к Тане в номер (Эмиль Лотяну — известный молдавский режиссер, автор фильмов «Табор уходит в небо», «Анна Павлова» и других. С Эмилем мы познакомились на этом фестивале и потом дружили много лет).
Естественно, что бдительная коридорная не успела нас не только запомнить, но и пересчитать. Через минут двадцать все ушли, и мы с Таней остались вдвоем…
Наши отношения развивались так стремительно, что мы еще и родителям ничего не успели сообщить, а по Москве уже пошли слухи, что Таня выходит замуж за какого-то режиссера, кажется, за Михаила Калатозова, который был в два раза старше ее (Михаил Калатозов — режиссер фильмов «Летят журавли» и «Неотправленное письмо», в которых снималась Татьяна Самойлова). Естественно, что слухи дошли до родителей, и Танина мама, чтобы как-то смягчить ситуацию, дала телеграмму примерно такого содержания: «Танечка, неважно, что он значительно старше, зато хороший человек.»
Испытала ли она разочарование, когда она узнала, что это не Калатозов, не знаю, но, судя по дальнейшему ее очень теплому отношению ко мне, думаю, что нет.
…Фестиваль закончился передачей «Голубой огонек», которую телевидение транслировало на всю страну. Мы сидели втроем за столиком — Таня, Кеша Смоктуновский и я. И тут объявили, что я стал первым лауреатом только что учрежденной новой премии Союза журналистов СССР в области кино. Эта премия был накануне создана Алексеем Ивановичем Аджубеем специально под мой фильм…
* * *
В Москве я попал в замечательный Танин дом — любимый кинозрителями Евгений Валерианович Самойлов, умная мама из интеллигентной питерской семьи — Зинаида Ильинична Левина, про которую Евгений Валерианович как-то сказал: «Если бы не было Зины, не было бы и актера Самойлова… Она не только мой критик, она мой талисман». И младший Танин брат Алеша.
Как известно, в нашей великой многонациональной демократической державе еврейское происхождение никогда не приветствовалось, так что «плохие» национальные примеси не только у политических вождей, но и у кинозвезд, как, например, у Элины Быстрицкой, Татьяны Самойловой и многих других, замалчивались. Мне рассказали о случае, который произошел уже в постсоветское время, на фестивале в Ханты-Мансийске, куда была приглашена Татьяна Самойлова. Не берусь утверждать, что все было именно так, поскольку сам не присутствовал, а лишь пересказываю слышанное.
Фестивальный зал стоя приветствовал великую русскую актрису Татьяну Самойлову, которая в последнее время редко появлялась на публике. Поскольку слова «великая русская актриса» повторялись часто, Таня, видимо, шутя, заметила в микрофон, что по матери она еще и Левина. В зале наступила тишина, а Саша Абдулов, который вел этот вечер, прошептал: «Таня, ты с ума сошла.»
* * *
Семье Самойловых я благодарен за глубинное погружение в мир театра и кино, за те посиделки и застольные разговоры, которые формировали во мне — тогда еще студенте — понимание жизни в искусстве. Здесь я встретил такие яркие личности, как Борис Николаевич Ливанов, Михаил Иванович Царев, Борис Федорович Андреев, Цицилия Львовна Мансурова, Юрий Васильевич Катин-Ярцев и многие другие, имена которых украшают сегодня энциклопедию российского театра. Их рассказы о жизни, о времени и о себе — это бесценные университеты.
Все они обожали Таню. Помню, с какой гордостью говорил Юрий Васильевич Катин-Ярцев — «моя студентка!», -имея в виду время учебы Татьяны в «Щуке» (Театральное училище им. Бориса Щукина), где он преподавал.
Их теплое отношение к ней рикошетом отражалось и на мне, что было приятно. А как было радостно, когда приходили нежные письма из Парижа от Нади Леже — художницы и жены великого скульптора и живописца Фернанда Леже, с которой Таня дружила много лет. Эти сохранившиеся письма и репродукции картин, подаренные нам Надей, и сейчас передо мной:
«Танечка, дорогая, милая. Я все время думаю, как там Таня?.. Как она выглядит?.. Все говорят, что с каждым днем лучше и красивее. Муж хороший, все говорят. я еще не видела его, но ведь он мой земляк. (Надежда Леже, как и я, родом из Белоруссии). На будущий год, если все будет хорошо, вы приедете с мужем к нам на лето. Целую тебя и мужа…»;
«Дорогая, родная Танечка — с Новым годом! Надеюсь, что у вас все хорошо, и что муж хороший, и что ты, Танечка, жена хорошая.»
* * *
Меня нередко спрашивали: что значит быть мужем Татьяны Самойловой -великой кинозвезды? А что значит вообще быть женой или мужем творческого человека? Все мы — клубок противоречий, особенно актерская душа. Чтобы исполнить роль, надо ведь не просто грим сменить, надо на время сменить и душу, чтобы тебе не кричали вслед по Станиславскому: «не верю». А потом обратно вернуться в свою душу. В этом процессе туда и обратно что-то теряется, что-то приобретается. Сложная профессия.
Всей этой палитрой мастерства обладала Татьяна Самойлова. Она, конечно же, родилась актрисой — тонкая душой, ранимая, впечатлительная. Перед моими глазами прошло рождение образа Анны Карениной — роль, которую она репетировала с замечательным режиссером Александром Зархи. Я часто присутствовал на этих репетициях дома у Зархи. Александр Григорьевич с Таней репетировали, а я в это время как мог помогал его дочке — милой Ниночке Зархи — готовиться к вступительным экзаменам в МГУ.
Во время репетиций Таня настолько входила в образ, что, возвращаясь домой, еще долго оставалась Анной и лишь постепенно, через несколько часов, опять становилась Танечкой. А когда снимался финал фильма, где Анна бросается под поезд, то вся съемочная группа была напряжена, а машиниста паровоза специально предупредили быть особо внимательным, так как боялись, что Таня может войти в образ Анны настолько глубоко, что действительно совершит самоубийство.
Благодаря Тане мне довелось познакомиться со многими звездами отечественного и мирового кино, и я с полной ответственностью могу сказать, что даже на их фоне Таня выглядела актрисой высокоинтеллектуального плана. Для нее создаваемый образ — это не застывшее полотно, а живая плоть, в которую она нередко вносила свои личные черты и правки. Ее радостное подпрыгивание на одной ноге («журавлики-кораблики летят под небесами…») в фильме «Летят журавли» — это штрих ее собственного характера, это она и есть.
Многократно перечитывая «Анну Каренину» — не сценарий, а самого Толстого, — Таня десятки раз задавала мне вопросы: что, по-моему мнению, хотел сказать автор той или иной фразой, в чем ее глубинный смысл? Так «марионетки», как называл актеров Сергей Эйзенштейн, не поступают. Так поступают творцы, такие как Фаина Раневская, Анна Маньяни, Джульетта Мазина… Татьяна Самойлова — одна из них.
Ну а вне профессии она — Белка, как называли ее дома за раскосый разрез глаз, — веселая, смешная, задорная, со всеми плюсами и минусами актерской жизни. Помню, как однажды раздался звонок Цецилии Львовны Мансуровой — великой и прекрасной вахтанговской принцессы Турандот: «Приезжай, — сказала она мне, — и забери Танечку, она перебрала…» Бывало и такое. Но надо сказать, что на моей памяти, за время нашей совместной жизни, это был единственный случай, хотя, насколько я знаю, во время сьемок фильма «Альба Регия» в Венгрии, такие случаи были гораздо чаще.
Таню очень любила «богема» старшего поколения. Видимо, они видели в ней свою молодость. Помню, сразу после приезда из Ленинграда нас с Таней пригласила к себе Лиля Юрьевна Брик и устроила что-то вроде свадебного ужина. Она внимательно и придирчиво рассматривала меня — в те ли руки отдают Танечку — и осталась, по-видимому, удовлетворена. А я тоже смотрел на нее широко открытыми глазами — шутка ли, женщина, к которой прикасался сам Маяковский! В конце вечера она подарила мне лапти Маяковского — да, да, самые настоящие плетеные мужицкие лапти, в которых он якобы ходил. Можете представить, в каком я был восторге, как смеялась и радовалась Таня, представляя Маяковского в этих лаптях, и как я их берег, пока не узнал, что они продаются на Кутузовском проспекте в магазине сувениров.
Белка. 1961
Это было счастливое время юности и дураковаляния. Иногда мы собирались дома или на даче у Таниной подруги Галины Кожуховой, которая тогда работала театральным обозревателем, кажется, газеты «Правда». Компания была замечательная — молодые Олег Ефремов, Олег Табаков. Почему-то в памяти застряла сценка: Олег Табаков лежит на диване, крутя ногами — имитируя езду на велосипеде, а в руках у него телефонная трубка, в которую он весело кричит: «Девушка, миленькая, соединитека меня с городишком Ленинградишком!».
* * *
При всем том, что выросла Таня в тепличной семейной обстановке, кисейной барышней она никогда не была. Помню, как-то мы втроем вместе с Галей Кожуховой завтракали в ресторане «София» на площади Маяковского. Какой-то подвыпивший тип, видимо, не узнав Самойлову, позволил себе хамскую выходку. Я не успел даже головы повернуть, как он получил от Тани такую затрещину, что отлетел к соседнему столику, где ему еще и добавили. Одним словом, рука у нее была тяжелая.
Но не только уличный хулиган мог получить от нее отпор. Однажды в Москву приехал президент Индонезии Сукарно — мужчина щеголеватый, увлекающийся искусством и женщинами. Он любил видеть на своих приемах представителей театра и кино. Так и в этот раз на прием, который был устроен в его честь в правительственной резиденции на Ленинских Горах, было приглашено много народа, в том числе и Таня Самойлова. Сукарно, увидев Таню, узнал ее, радостно заулыбался и посадил рядом с собой. По ходу беседы он достал пачку необычных в то время для нас черных сигарет и угостил всех. Все закурили, и Таня тоже. И тут раздался голос: «Вы напрасно курите. От табака портится цвет лица, а ведь вы актриса, для вас это так важно». Это произнес высокий красивый мужчина. Таня холодно посмотрела на него, демонстративно раздавила сигарету в пепельнице и сказала: «Если член правительства советует мне не курить, то я курить не буду. Но если к тому же вы были бы еще и мужчиной, то воздержались бы давать советы женщине». Наступила тишина. А потом мужчина извинился и перевел все в шутку. Это был Леонид Ильич Брежнев.
К чести Брежнева хочу добавить — никаких последствий эта реплика не имела, и он по-прежнему относился к Самойловой с уважением и симпатией. А представьте на его месте, скажем, Сталина?..
При всей независимости характера Таня в то же время была совершенно законопослушным советским человеком, почитающим власть. Помню, придя как-то в старый Дом кино на улице Воровского, где сегодня Театр киноактера, я увидел Таню, беседующую в фойе с какой-то дамой. Как обычно, подбежав сзади, я обнял ее, ожидая смех и улыбку. И вдруг ко мне поворачивается строгое официальное лицо: «Знакомьтесь, — сухо говорит она даме, -мой муж.». Я опешил и лишь через несколько секунд понял, в чем дело, — это была Екатерина Фурцева, перед которой Таня не считала возможным вести себя по-другому (Екатерина Фурцева — министр культуры СССР, 1960-1974)…
Если бы не это советское законопослушание, то вся ее жизнь могла сложиться совершенно иначе. Успех фильма «Летят журавли» был настолько ошеломляющим, что Таню смело можно было отнести к суперзвездам первой мировой тройки, хотя, как известно, Хрущев назвал героиню фильма «шлюхой». И вообще если бы Клод Лелуш, приехавший в это время в Москву, не увидел на «Мосфильме» только что законченную работу своего коллеги Сергея Павловича Урусевского «Летят журавли», то никаких фестивалей для этого фильма не было бы. После оценки Хрущева дирекция «Мосфильма» не собиралась отправлять фильм на фестиваль, и лишь восхищение и напористость Лелуша, сообщившего об этом фильме руководству Каннского фестиваля, сделали это.
Вообще надо сказать, что Сергей Павлович Урусевский сыграл в судьбе Тани огромную роль. Он и его жена Белла Мироновна Фридман обожали Таню, как дочь. Это я наблюдал, бывая у них в гостях. Я не раз приставал к Сергею Павловичу — как вы снимали эту сцену, почему это снято так, а не иначе? Он лишь улыбался и отмахивался — не знаю, так мне казалось. И это «не знаю» было очень искренним. Талант, как правило, работает на интуиции. А Сергей Павлович был не просто талантлив, он был гениальным кинооператором, внесшим в это искусство много того, что используется сегодня его коллегами во всем мире.
За день до объявления результатов Каннского фестиваля (1958 г.), на котором Таня получила «Золотую пальмовую ветвь» (которую она потом потеряла неизвестно где и неизвестно когда), будучи в гостях у Пабло Пикассо, куда ее привела Надя Леже, она услышала от Пикассо такие примерно слова: «Сегодня, Танечка, ты еще очаровательная девочка, а завтра уже будешь недоступной мировой звездой.»
Автор. Дальний Восток. Начало 1970-х
За день до объявления результатов Каннского фестиваля (1958 г.), на котором Таня получила «Золотую пальмовую ветвь» (которую она потом потеряла неизвестно где и неизвестно когда), будучи в гостях у Пабло Пикассо, куда ее привела Надя Леже, она услышала от Пикассо такие примерно слова: «Сегодня, Танечка, ты еще очаровательная девочка, а завтра уже будешь недоступной мировой звездой…»
В то время Таню приглашали сниматься многие киностудии мира, в том числе и Голливуд. Еще до нашей «Анны Карениной» американцы предлагали ей эту экранизацию с Жераром Филипом в роли Вронского, и Сергей Павлович Урусевский шепнул ей тогда: «Соглашайся и оставайся». Но советское воспитание Татьяны и ее искренний, а не показной, патриотизм были сильнее. Тогда ведь в советской интерпретации остаться на Западе значило «предать Родину». Если бы она тогда сказала «да», то вся ее жизнь пошла бы по другому пути, но она сказала «нет»… И как это сегодня не покажется диким и неправдоподобным, но при всей ее мировой звездности и славе у нас даже не было где жить. Жили мы, снимая комнаты в чужих квартирах.
Мы с Таней дома у камина. Бобруйск, 1964
Сегодня в ряде публикаций пишут, что Самойлова отказалась от приглашения в Голливуд и не осталась на Западе, потому что по пятам за ней ходили агенты КГБ, наблюдая за каждым ее шагом, копаясь в ее чемоданах и так далее. Все это так и не совсем так. Агенты действительно ходили по пятам, но при желании Татьяна могла остаться. Ее «нет» было ее решением, продиктованным ее понятием патриотизма. И еще — лично мне она сказала: «Если бы я тогда осталась, что было бы с папой и с мамой…»
Перескакивая через десятилетия, вспоминаю, как праздновали 40-летие выхода фильма «Летят журавли» в кинотеатре «Ханжонков» на площади Маяковского в Москве. Мы тогда давно уже были с Таней не вместе, но она меня пригласила. Этот вечер ярко врезался в память: грустная Таня в дешевой кофточке из какой-то тонкой ткани, на которой, оттягивая ее, висел орден. Подвыпивший Евгений Валерианович Самойлов, одиноко сидящий в фойе и смотрящий в пол. Забежавший на минуточку Андрей Вознесенский, чтобы подарить Тане букет красных роз. Публика, которая, как мне кажется, не всегда узнавала Самойлову. Я тоже не знал, куда приткнуться, и ходил неприкаянным. Нищий фуршет с водкой и колбасой.
Но это было потом. А пока — «Литературная Россия» по поводу 8-го Марта прислала ряду известных людей вопрос: «Каким у вас был сегодняшний день?». Таня весело подскочила ко мне: «Что ответим?» — «Отвечай ты, тебя же спрашивают», — сказал я. Таня обняла меня: «Солнечным, только солнечным. У меня теперь нет других дней.».
При всей своей звездности Таня в то же время умела легко общаться с людьми любого социального уровня. Помню нашу поездку в Челябинск. Я ехал снимать документальный фильм о детских колониях и малолетних преступниках, и Таня поехала со мной. Оставив съемочную группу в гостинице, я решил день-другой поколесить по области, чтобы почувствовать натуру, где будем снимать.
Читать далее:
https://solshulman.wordpress.com/2016/02/05/%D0%BF%D1%83%D1%82%D1%8C-%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D1%8B-%D0%B8-%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D0%B8/#more-28
Источник: solshulman.wordpress.com
Автор: Сол Шульман Авторский сай
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий